Добрый день, дорогие друзья. Я хочу попросить вас о помощи. Я знаю, что среди вас есть люди одаренные, обладающие литературным вкусом и безукоризненным чутьем.
Я посылаю свои работы на конкурс в Литературный Институт, но прежде я хотела бы убедиться, что в них все в порядке.
Поэтому мне очень нужна ваша критика и отзывы.
Я выложу несколько коротких рассказов на растерзание. Некоторые из вас уже ознакомились с ними в моем жж - простите мне повторение -)
Заранее огромное спасибо 
День, в который наступает осень Фактически, осень наступает в тот день, когда в город привозят арбузы. Подготовка к ее приходу длится неделю: сначала на углах улиц и перед торговыми центрами появляются решетчатые конструкции, клетки из зеленого металла. Примерно к середине недели к клеткам приезжают потрепанные «шестерки», и вылезшие оттуда люди начинают ходить вокруг, характерно цокая языком и гортанно переговариваясь. А потом, ранним утром неожиданно наступившего понедельника, огромная фура останавливается у клетки, и чумазые улыбчивые парни вытаскивают из кузова зеленые блестящие ягоды и укладывают их рядами, постепенно заполняя клетку до верха. Затем откуда-то загадочным образом появляется столик, весы и огромный острый нож в придачу к белозубой улыбке продавца.
В этот момент наступает осень.
— Вай, отец, купи арбуз, сочни, сладки, внуков угостишь! — зовет смуглый торговец. У меня нет внуков, но я все равно подхожу, долго внимательно щелкаю пальцами по подставляемым плодам, наконец, выбираю, киваю благодарно.
Июльская жара плавит асфальт, который год, целый век — одно и то же, плюс тридцать в тени, легкий запах гудрона, прохладный арбузный бок под мышкой: за пятьдесят лет это стало ритуалом — купить первый арбуз в тот день, когда наступает осень.
Люди тоже плавятся в знойном городском мареве. Полуодетым веселым богам все еще невдомек, что через неделю воздух станет чуть-чуть, совсем немного холоднее, что поднимут головки первые георгины на дачных участках, что в каждом дуновении ветерка будет та самая неуловимая нота сна и смерти, что заставляет меня в определенный день лета выйти на улицу и купить огромный полосатый арбуз, который я не съем.
Я приду домой и торжественно поставлю его в центре стола на кухне. Возьму самый длинный острый нож, аккуратно протру холодную кожицу полотенцем и одним движением разделю арбуз на две половины. Нарежу аккуратными кусочками, возьму тарелки и выйду во двор — позову мальчишек, угощу бабушек у подъезда. Оставлю тарелки на врытом в землю столике — потом кто-нибудь принесет мне вымытую посуду, а сейчас пусть стоит здесь — а я буду сидеть у окна и смотреть, как веселые исцарапанные мальчишки будут есть, заливаясь розовым соком, смеясь и перешучиваясь, не зная о том, что в этот день лето повернуло на спад, и еще совсем немного, и опять придется идти в школу, сжимая в мокрой ладони огромный и несуразный букет гладиолусов.
Но это все потом, а сейчас только я чувствую тленный, тяжелый запах астр, нервный аромат умирающих бархатцев, дурманящий тон алых до черноты георгинов — я знаю, какие цветы я принесу на твою могилу — это тоже наш с тобой маленький ритуал. Я знаю, что я достану из хозяйственного ящика веник и совок и соберу вокруг немного желтых листьев; насыплю сверху на полированную гранитную плиту так, чтобы не разглядеть было твоего имени.
Астры, листья, все это лишь формальности, маленькая дань обычаю, как и гранит над твоей могилой, в которой тебя нет. Я сделал так, как ты просила, можешь не сомневаться — твой пепел и поныне в Памирских ущельях, в водах Каспия, в маковых полях Забайкалья. А здесь только твой призрак, неуловимое воспоминание где-то на чердаке моего разума — десятый год, когда я признаюсь тебе в любви, но ты меня не слышишь.
Сорок лет вместе — много это или мало? Не знаю. Сначала мне казалось, что ты ушла слишком рано, что ты оставила меня без смысла жизни и без значительной части сердца, что все это так не вовремя, так нереально, так невозможно... Теперь, когда боль моя улеглась, мне начинает казаться, что я никогда тебя не терял.
Что пятьдесят, а не сорок лет мы покупаем арбуз в день, когда наступает осень.
Что твой голос всегда со мной.
И что бархатцы вянут еще до того, как я решаю их сорвать.
Сорок лет счастья — много это или мало?
Не знаю. Не знаю.
Сегодня день, в который начинается осень, и я несу во двор тарелки, наполненные розовыми ломтиками.
— Зырьте, пацаны, дядя Петя снова принес арбуз! Пойдем похаваем, — крикнул один из мальчишек, останавливая ногой потрепанный мячик.
— Странный он, этот дядя Петя, — сказал кто-то, — Арбузом нас каждый год угощает. Папа говорил, и его тоже угощал, когда тот маленьким был.
— Да, ненормальный он какой-то. Говорят, — мальчишка заговорщицки понизил голос и покосился в сторону скамейки с неизменными бабульками, — Баба Катя говорит, он себе жену придумал. Разговаривал с ней в пустой квартире. Ходил как-будто под руку. Смеялся. А десять лет назад «похоронил» — купил земли на кладбище, поставил памятник... Говорят, на нем даже имени не написано. Просто плита, и все. Вот так.
Мальчишки сделали большие глаза в знак принятия этой странной и немного смешной байки, которую рассказывает друг другу вот уже третье поколение мальчишек, и принялись обмениваться другими жуткими историями, случившимися с их друзьями, соседями и ими самими.
На углах улиц и у торговых центров бойкие белозубые продавцы расхваливали свой полосатый товар.
Над городом властвовал день, в который наступает осень.
