Тема: Плен

[Juliana›]

Написано в соавторстве с Лаэголасом.

Отрывок 1.

- Ишь, здоровый…

- Ты чего, и связанного боишься? – насмешливо фыркнул командир. – Сапоги-то знатные… Снять!

Трое орков разом повалили Маэдроса на пол. Он сопротивлялся как мог, но что можно сделать со скованными позади руками? Теперь двое держали его за плечи, не давая подняться, а третий взялся за правый сапог… И с визгом отлетел к стене от сильного пинка кованым каблуком. Сползши на пол, он выплюнул с кровью два выбитых зуба. Маэдрос довольно рассмеялся, но смех быстро оборвался, прерванный ударом обутой в тяжелый сапог ноги под ребра. Тогда еще двое орков уселись ему на бедра, так что теперь он не мог согнуть ногу. Он только бессильно дергался, когда его сапоги, наконец, сняли. Командир довольно ухмыльнулся.

- А остальное? Жалко срезать…

- А что делать? Не освобождать же его… Хотя… А ну-ка, посадите эту сволочь. 

И командир врезал изо всех сил по затылку Маэдроса мешочком с песком.

Маэдрос не потерял сознания полностью, но руки и ноги стали ватными и еле двигались. О сопротивлении было нечего и думать. Но вскоре он пожалел, что не потерял сознания совсем. Его расковали, отперев ключом наручники, и грязные грубые лапы принялись расстегивать и развязывать его одежду, пытаясь ее снять. Это было не больно, но так противно и унизительно, что Маэдрос в муке закрыл глаза. Прикосновение этих существ были отвратительны и тогда, когда он был одет, от ощущения же их пальцев на своей коже Маэдроса чуть не стошнило. Однако он ничем не выдал своих чувств, сосредоточившись на чувстве возвращающейся в руки и ноги силы. Еще немного и… Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. Командир точно рассчитал время, он ничего не успел сделать, когда его руки вновь завернули за спину и заковали. Теперь его поставили на колени, придерживая за плечи, чтобы он не смог подняться.

-Неплохо… Но кое-чего не хватает. Вы, голодрим, так любите украшения… Браслеты у тебя уже есть, теперь хорошо было бы примерить ожерелье… Эй, принесите ожерелье высокому гостю! – он оскалил зубы в усмешке. – Из железа, ибо его наш повелитель ценит превыше всего… Слышишь, голуг? Наш господин чтит тебя высоким знаком отличия…

Один из орков принес хищно распахнутый ошейник с прикрепленной к нему цепью. Маэдрос попытался вскочить на ноги, уйти, убежать отсюда… Бесполезно. Их было слишком много для него одного, да еще и закованного в цепи. Эти твари отличались изрядной силой. Один на один эльда мог бы с ними справиться, даже один на двоих или троих… но не один на два десятка… даже если бы ему чудом удалось освободить руки… Тем временем ошейник сдавил его шею, царапая кожу. Стало трудно дышать. Железо было ледяным и почему-то не спешило нагреваться теплом его тела…

- Ну вот, голуг, ты готов к встрече с нашим повелителем. Идем же, он с нетерпением ждет тебя! Проводите нашего гостя, а то он пока не знает дороги! – и командир подал знак своим подчиненным. Двое из них подхватили Маэдроса под руки, а один взялся за цепь на ошейнике. Он покорился рывку цепи – ибо что бы он выиграл, сопротивляясь? Еще одно избиение? А еще они могут, например, тащить его волоком, обдирая кожу о каменный пол… Лучше уж идти самому… - только куда и зачем? Зачем он Моринготто? Он хочет его убить? Почему тогда не убил сразу же? Зачем его раздели? Чтобы унизить? Эльдар считают, что негоже разумному ходить без одежды, так делают лишь дикие звери… Моринготто хочет превратить его в животное? Липкий страх исподволь овладевал сердцем Маэдроса. Легко быть отважным, когда ты свободен, труднее остаться таким, когда ты беспомощен и находишься в полной власти врага. Маэдрос вспомнил тело Финвэ, лежащее у врат Форменоса. Голова его была разбита могучим ударом и видеть это было ужасно… Что, если и с ним сейчас сделают то же самое?

Путь был долгим. Некоторые подземные туннели были широкими и высокими, по ним могли пройти в ряд хоть десяток эльдар, другие были низкими и узкими, иногда ему даже приходилось наклоняться – они явно не рассчитывали на его рост, которым Маэдрос превосходил многих эльдар. Пол был неровным и ступать по нему босыми ногами было больно. Однажды Маэдрос споткнулся о какой-то выступ и вскрикнул от боли. Орки разразились хриплым довольным хохотом. За руки его больше не держали, видимо, убедившись в его покорности. Орк, тянущий за цепь все прибавлял шаг, заставляя это делать и Маэдроса. Один раз он резко дернул за цепь… и Маэдрос не удержался на ногах. Падение сопровождалось еще более гнусным смехом. Он больно ударился плечом, потом попытался встать… но ему не дали. Орк все так же тянул за цепь, к нему присоединился второй… Маэдросу показалось, что сейчас у него оторвется голова, если раньше ошейник его не задушит. Они действительно поволокли его по полу, обдирая кожу о камни.

Он все же попытался подняться, но кованый сапог врезался ему под ребра, вышибая воздух. Больше он не предпринимал таких попыток, только отвернув лицо, чтобы оно меньше обдиралось о неровный и грязный камень и закрыв глаза. Когда-то они с Финдэкано лазили по скалам, соревнуясь, кто быстрее достигнет вершины. Один раз он соскользнул по почти отвесной поверхности склона, ободрав щеку… Но та боль не шла ни в какое сравнение с этой… Ошейник душил его все больше, не давая свободно вздохнуть.

Когда он уже думал, что задохнется, движение прекратилось и его рывком подняли на ноги. Он открыл глаза, удивляясь откуда попеременно исходит то жар, то холод…

Он бы сказал, что попал в кузницу или мастерскую. Вот пылает что-то вроде горна, а рядом лежат клещи, тиски, какие-то тонкие и острые шила, железные палки… Но на этом сходство с кузницей-мастерской кончалось. Зачем, например, в кузнице эти цепи, свисающие с потолка? Вот что-то вроде деревянного ложа с прикрепленным к нему колесом… А вот на стене висят какие-то странные вещи – палки с прикрепленными к ним кожаными ремешками подлиннее и покороче. Одни ремни были толстыми, другие потоньше, но зато их было несколько. Некоторые были гладкими, другие – в узелках или с прикрепленными к ним металлическими крючками… В отдалении стояло высокое черное сидение, похожее на трон.

Ему недолго пришлось оглядываться – его подтащили к тем самым свисавшим с потолка цепям. Один из орков обнажил кинжал и одной рукой поднес его к глазам Маэдроса, а другой крепко схватил его за волосы. Первым побуждением Маэдроса было отшатнуться, но тварь держала крепко. Глаза! Он как зачарованный уставился на  острие кинжала… Он почувствовал, как руки его освобождают… но он не мог сделать даже бесплодную попытку сопротивляться… кончик ножа был так близко к его глазам… Однако и миг освобождения был недолог. На руках сразу же защелкнулись другие наручники, свисающие с потолка. Как только это произошло, орк отпустил его волосы и с видимым сожалением убрал кинжал. Цепи со скрежетом поползли вверх, теперь Маэдрос не мог опустить руки ни на дюйм и стоял, вытянувшись во весь рост. Что будет дальше? Ждать ответа пришлось недолго. Еще до этого Маэдрос отметил поток ледяного воздуха, исходящий от дальнего конца помещения – там виднелся вход в еще один большой туннель, не тот, которым его привели сюда. Холод этот был похож… да, на тот, что исходил от его ошейника – он так до сих пор и не согрелся теплом его шеи. Что таится там, в черной пасти туннеля?

Холод усилился. И сразу же в проеме туннеля сгустилась тьма, среди которой мерцали три одинокие искорки света – тусклые, еле заметные. Маэдрос вспомнил о той тьме, что они видели в Форменосе – от нее леденело сердце и мешались мысли. Вот сгусток тьмы стал еще чернее, обрел плоть – и превратился в огромную темную фигуру. От нее веяло таким холодом и злобой, что Маэдрос невольно закрыл глаза. Но это не помогло. Тонкой плоти век было недостаточно, чтобы отгородиться от ужаса, ведь он родился еще до рождения Мира и обладал наивысшей мощью среди тех, кто населял Арду. Силы эрухини, хотя бы даже и рожденного в Валиноре, было недостаточно, чтобы противостоять ему. Но Маэдрос все же будет противостоять… хотя бы попытается. Он недаром старший сын величайшего из эльдар. Пусть ему досталось мало от талантов отца… но он унаследовал немалую толику его силы, большую, чем любой из его братьев. Маэдрос собрал всю свою отвагу и стойкость, всю силу и решимость, и открыл глаза… и невольно отшатнулся. Цепи натянулись… увы, он не мог сделать даже и одного шага. Фигура подошла совсем близко. Маэдрос раньше не раз видел Мелькора… нет, Моргота в Валиноре. Тогда он принимал прекрасный облик нолдо – высокого, выше, чем любой эльф - даже Турукано доставал ему только до плеча - черноволосого, с белой кожей и стройным телом, могучими плечами кузнеца и длинными пальцами мастера. Но даже тогда глаза у него были какого-то тускло-серого цвета, с изрядной болотной прозеленью, они никогда не сияли тем внутренним светом, что был присущ любому из эльдар и всем другим Айнур. Они всегда оставались холодными, даже когда Моргот смеялся или восторгался чем-либо. Взгляд его был так пронзителен, что его собеседникам всегда казалось, что Моргот роется ледяными пальцами в их самых сокровенных мыслях – и эльфы невольно закрывали свой разум непроницаемой броней аванирэ, хотя это считалось невежливым при разговоре с Айнур. От общения с любым другим Айну - даже мрачным Мандосом, величественным Манвэ или могучим Тулкасом никогда не возникало подобного ощущения… Но речи Моргота всегда были такими сладкими, а тайны мастерства, которые он открывал – такими заманчивыми, что многие нолдор с удовольствием слушали его, не обращая внимания на неприятные чувства. И сам Маэдрос когда-то слушал его речи – о, лучше бы ему было оглохнуть тогда! В те времена Моргот говорил об оружии, о силе, которое оно дает для защиты… и о тех, от кого следует защищаться. А защищаться по его словам следовало – Маэдрос ощутил мгновенный вкус горечи во рту – от Финголфина и его сыновей, от его лучшего друга Фингона. Маэдрос и тогда не до конца поверил в предательство родичей… тем более, он не верил теперь. Теперь нолдор знали, кто был их истинным врагом – но как дорого заплатили они за это знание! Жизнью своего короля и его старшего сына, кровью, пролитой в битвах с врагом и кровью родичей на своих руках, что принесла им вечное проклятие…

Теперь в облике Моргота не осталось ничего прекрасного – он навевал ужас и омерзение. Он стал еще выше – теперь Маэдрос едва ли смог бы дотянуться до его плеча даже вытянутой рукой. Тело, скрытое длинным черным балахоном, казалось ожившей каменной глыбой – такое оно было массивное. Голова походила на пивной котел. Лицо было какого-то серо-землистого цвета, рыхлое, покрытое морщинами и складками. На нем выделялись огромные вывернутые губы темно-серого цвета. Пряди редких сальных волос свисали из-под Железного Венца – короны с тремя острыми зубцами, похожими на очертания Тангородрима. А в нем… Маэдрос чуть не застонал в голос … вот они, Камни его отца, украденные и оскверненные Врагом! Свет их почти исчез, поглощенный мраком, что распространял Моргот вокруг себя. Те самоцветы, что когда-то могли осветить обширную подземную сокровищницу, теперь еле-еле мерцали. Маэдросу показалось, что железные оковы вражьего венца для них так же мучительны, как цепи и ошейник для него самого. Он содрогнулся – ему показалось, что Камни беззвучно кричат, и отвел взгляд от этого ужасного зрелища, вновь взглянув в лицо Морготу. И тут же пожалел об этом.  Глаза Моргота были маленькими и почти незаметными… пока Моргот не обратил их взгляд прямо на пленника. Теперь Маэдрос не мог оторвать глаз от глаз врага, он утонул в их бездонной черноте. Он ощутил, как злая сила бьется о доспех аванирэ, стремясь проникнуть в его разум… Но Валар когда-то говорили – никто, кроме одного лишь Эру Илуватара, не может проникнуть в чужой разум сквозь нежелание. И это оказалось правдой. Даже сильнейший из жителей Арды не смог это сделать. Маэдрос почувствовал, как толчки прекратились, и уловил разочарование и ярость, овладевшие Морготом. Глаза его спрятались под набухшими веками, отпустив взгляд Маэдроса, и последним, что почувствовал эльф, был отзвук какой-то сильной боли. Маэдрос услышал какой-то шум вокруг – оказалось, орки попадали на пол, прикрыв головы руками – видно, для них это ощущение оказалось куда сильнее и они опасались гнева своего повелителя. Он и сам ощутил ледяные пальцы страха, сжавшие сердце. Он здесь… он совершенно беззащитен и отдан в полную власть Моргота, который может сделать с ним все, что угодно. Он с особой силой ощутил свою наготу – как ни призрачна была защита тонкой ткани, но одетому ему было бы легче. Вероятно, Моргот на это и рассчитывал.

Моргот отступил на шаг и уселся на высокое черное сидение. Орки вокруг Маэдроса зашевелились и поднялись на ноги – наверное, Моргот отдал им беззвучный приказ. Он указал рукой на стену с непонятными палками с ремешками и один из орков, подскочив, тут же взял один предмет – ремешки на нем были не очень длинными, но зато их было три и на них были металлические крючки. Потом орк встал за спиной Маэдроса, держа непонятную вещь в лапах. И лишь тогда Моргот заговорил:

- Привет тебе, Нельофинвэ Майтимо Фэанарион! Ты так стремился к встрече со мной, и вот ты здесь, в моем владении! По нраву ли тебе мое гостеприимство и мои дары?

Гулкий голос, раскатившийся эхом под сводами подземелья, таил еле скрытую насмешку. Еще бы Морготу не смеяться над ним, глупцом, который поверил обещаниям Отца Лжи…
Маэдрос горько рассмеялся.

- Немногого стоит твое гостеприимство, Моринготто, если ты связываешь гостей, чтобы они не могли уйти.
 
- Не смей называть меня так, меня, Мелькора могучего, повелителя Судеб Арды! – Моргот махнул рукой и стоящий позади Маэдроса орк ударил его по спине ремнем. Удар ожег его болью, а металлические крючки впились в спину, разорвав кожу. Лицо Маэдроса исказилось болью, но стон он смог сдержать. Он заметил, как Моргот подался вперед, с жадностью всматриваясь в его лицо, отыскивая на нем признаки страдания.

- Скоро ты отучишься называть меня так, ублюдок! Скоро ты будешь ползать передо мной на коленях, умоляя о пощаде!

Толстые губы Моргота расползлись в гнусной ухмылке.

- Будущий король нолдор мог бы проявить побольше ума! Неужели ты думал, что я добровольно отдам тебе Сильмариль? Скорее рухнет Тангородрим, чем это произойдет! И не забудем о чести о принц, перенявший низость своего отца! О скольких воинах мы договаривались, а, Майтимо? Помнишь? Не более пятидесяти! А сколько взял ты? Сотню! Ты обманул меня! И чего добился этим? Сотни бесполезных смертей? – Моргот перешел почти на шепот, хотя Маэдрос слышал его так же отчетливо как и раньше. – Ты помнишь их всех, Майтимо? Помнишь их имена? Помнишь лица? Может, тебе следует напомнить? По удару за каждого – это будет справедливо, не правда ли? Сотню ударов! – это Моргот крикнул стоящему рядом с Маэдросом орку.

Маэдрос опустил голову, объятый стыдом. Моргот нащупал одно из его слабых мест и не мог выдумать худшей муки. Сколько раз он укорял себя за то, что вообще согласился на эту встречу и за то, что из-за нарушения им слова погибло больше эльдар, чем если бы он был честен…

Тем временем орк, стоявший позади размахнулся плетью и обрушил ее на плечи Маэдроса. Жгучая боль, струйка крови на коже… Раз!

«Эльданьяр… Черноволосый кузнец, мастер по работе с медью… Жена не пошла за ним, но он не мог нарушить однажды данного слова… Он падает, разрубленный до середины груди мечом огромного орка…»

Два!

«Хэлкарон… Волосы у него были серебристые, как у тэлеро и он тоже любил серебро… Он собирался жениться, когда погасли Древа… Орк подкрался к нему сзади и пронзил ятаганом…»   

Три!

«Артанэр… Высокий охотник с необычайно светлыми глазами… Он заливисто смеялся, преследуя добычу… Его убил балрог, хлестнув огненным бичом… Лицо его обезобразил ожог…»

Следующий удар – следующее имя, следующее лицо, следующая смерть…
Он чувствовал, как кровь струйками бежит по спине, рубцы горели огнем. Но хуже этой боли была боль в сердце, стыд за бесчестный поступок, страдание от гибели друзей… По лицу его текли слезы, а он все шептал имена ушедших, на время даже забыв, где находится… Но гнусный голос Врага вернул его к действительности.

- Я вижу, Фэанарион, ты уже сожалеешь о своей глупости и подлости. Прекрасное начало! А теперь ты можешь поразмыслить о своих деяниях в одиночестве.

***

Он почти не помнил, как его приволокли обратно в камеру и приковали к стене так, что он не мог опуститься даже на колени. «Хэлькарон, Артанэр, Эльданьяр, Сульмо, Аранаро…» и еще имена, и еще, а потом сначала. И он вспоминал каждого из них, их лица и голоса, их песни и творения… И их смерть. Ему захотелось взвыть, зарыдать в голос от душевной боли и отчаяния, только остатки гордости удерживали его от этого. Нельзя дать Морготу большей радости, чем показать ему свое отчаяние. Он и так поддался ему… больше этого не будет.

Наконец, спасительные грезы охватили его…

***

-Майтимо! Ах, вот ты где… Наконец-то я тебя нашел! - веселый голос Макалаурэ послышался совсем рядом, а вскоре из-за завесы ветвей, окружавших маленькую полянку показался и сам менестрель. – Что же ты нас бросил?

- Что-то мне нынче не хочется охотиться – зря я поддался уговорам Турко и Курво. Как они там?

- Еще преследуют оленя. Я оставил погоню, когда увидел, что тебя нет. Думаю, они с нашими охотниками справятся и сами. Но… может оставить тебя одного?

- Что ты, Кано, не надо. Посидим вместе.

Некоторое время братья молчали. Потом Макалаурэ сказал:

- Ах да, я ведь совсем забыл! Хэлкарон ведь приглашает тебя на свадьбу через месяц. После Праздника Урожая. Сегодня он показал мне серебряный обруч – подарок будущей жене. Просто чудо, что он может сделать из обычного куска металла…

- Правда? Очень хорошо, конечно, я приду, - Майтимо улыбнулся. – Наконец-то, давно пора было им пожениться. То-то я смотрю, последнее время Хэлкарон просто сияет…

Майтимо облизнул губы, ощущая сухость во рту.

- Пить хочется… Хватит сидеть, пойдем, поищем ручей.

Они вышли с поляны на поиски воды. Сначала двигаться было легко – сухих веток и камней под ногами было немного, но затем деревья стали расти все гуще, они сплетали ветки так, что пройти сквозь них было невозможно и приходилось искать обходные пути. А вода все не попадалась… Жажда становилась все нестерпимей, и вот он бредет по лесу только с одной мыслью – где найти воду, Кано отстал и где-то потерялся, но Майтимо уже совсем не думает о нем, а только о воде – о родниках, речках, озерах с прохладной вкусной водой, которую так хорошо пить в летний полдень. Деревья все теснее обступают его, распрямившиеся ветви больно хлещут по спине. Темно и мрачно, он никогда не видел такого мрака посреди Валинора. Да что это за лес такой – неужели он никогда не кончится? Он заблудился! Под ногу подворачивается узловатый корень, и Майтимо летит куда-то вниз, в темноту…

[Juliana›]

***

Он очнулся, кашляя, хватая пересохшим ртом воздух, ощущая ужас падения. Да только падать здесь некуда – он даже опуститься на пол не может. Ноги подогнулись от усталости, и вес тела пришелся на руки, на растянувшиеся связки, боль нарастала и Маэдросу, закусив губу, пришлось вновь опереться на усталые ноги. Грубое железо плотно охватывало кожу, причиняя еще одну муку. Окровавленная спина горела, а от соприкосновения с холодным грубым камнем стены хотелось кричать в голос. Но вскоре все заслонила жажда – пить хотелось нестерпимо. Маэдрос обвел глазами темную камеру и вдруг увидел небольшой кувшин, в котором что-то поблескивало. Вода! Он рванулся в цепях – добраться до такой желанной влаги, скорее! Бесполезно… Цепи держат крепко – не разорвать, не вырвать из камня… Конечно, это сделали специально – чтобы он видел воду и не мог добраться до нее. Сколько же ему еще предстоит вынести здесь…

Время текло ручьем, серебристые струи со звоном разбивались о камни боли, дробясь в сознании на капли. Порой из темных глубин всплывали лица. Что-то говорили ему. Кто гневно, кто огорченно. И он отвечал им. На обвиняющие речи убитых тэлери, чьи окровавленные лица вставали перед ним чередой. На упреки родичей тех, что пошли за ним сюда и были убиты из-за его глупости. Потом они исчезли и осталась лишь тьма.

Вскоре за ним снова пришли. Хотя Маэдрос и не ждал ничего хорошего в конце пути, он обрадовался, что наконец-то руки можно опустить вниз. Они почти потеряли чувствительность, так что о сопротивлении стражникам нечего было и думать. Но ему все равно сковали руки за спиной – очевидно, все же боялись. Эта мысль хотя бы немного подбодрила Маэдроса – во всяком случае, он еще не сломлен. Теперь Маэдрос прилагал все усилия, чтобы не упасть – если его будут тащить по полу с израненной спиной – это само по себе будет пыткой.

Знакомое подземелье еще было пустым. Маэдрос перевел дух, можно было просто стоять, почти не испытывая боли. Он начал осматривать помещение, и ледяные нити страха опутали его сердце. Если вчера он смотрел на орудия пыток с удивлением, ничего не ведая об их назначении, то теперь невольно начал раздумывать, какую боль и муку мог причинить тот или иной предмет. Воображение рисовало картины одну другой ужаснее…

Наконец, он ощутил уже знакомый холод, и огромная тень сгустилась в массивную фигуру Владыки Мрака. Он не торопясь зашел в подземелье и вновь уселся на высокое кресло. Губы изогнулись в гнусной ухмылке:

- Ну что же, дорогой гость, понравилось ли тебе в моих покоях? Не хочешь ли попросить меня о
 чем-нибудь?

Маэдрос собрал волю в кулак, чтобы не показать своего страха. Спокойно посмотрел на отвратительное лицо Падшего Айну и тоже улыбнулся:

- Ты знаешь вежество лишь понаслышке, Моринготто, - голос нолдо был хриплым от жажды. 

Лицо Моргота исказилось гримасой гнева и он что-то прорычал, отдавая приказ оркам.

Маэдроса подтащили к чему-то вроде большого деревянного стола, бросили на него лицом вверх. Руки и ноги развели в стороны и приковали к доске. Стертая и без того в кровь кожа запястий кровоточила и саднила. Спина, соприкоснувшись с шершавым деревом, горела. Но несколько мгновений перед очередной пыткой он лежал. Сейчас это было почти блаженством. Он прикрыл глаза.

Моргот вновь обратился к нему:

-Ты думаешь, что ты понял, что такое настоящая боль, Фэанарион и готов ко всему? О, нет, ты
ошибаешься! Сейчас ты это узнаешь! Узнаешь, что... – Черный Владыка как будто осекся, как будто боялся выдать какую-то тайну. Странно…

Из горла эльфа помимо воли вырвался смешок. Маэдрос закашлялся, смеясь, сквозь горечь и ужас пришедшей на ум мысли:

 -  Тебе не познать радости, поэтому ты пытаешься заглушить ее в других. Тебя терзает собственная, порожденная тобой же, боль. Ты словно пес, кусающий себя же за хвост. Ты... 

Его голос упал до шепота, чтобы в следующее мгновение взорваться в собственных ушах криком непереносимой боли, когда ухмыляющийся орк, повинуясь приказу Моргота,  коснулся его левой ладони раскаленным прутом… Казалось это будет длиться бесконечно. Запах паленой плоти, коснулся его ноздрей. Нолдо рванулся в оковах, врезавшихся в кожу ног и рук.
Мысли утонули во всепоглощающей боли.  Стыд, заклейменного придет потом. Мази целителей сотрут шрам с тела, но ни единый шрам с фэа не сотрется. Крик отдавался в ушах, умножаясь, казалось кричало несколько голосов. На крепко зажмуренных глазах показались невольные слезы.  Крик не был бесконечным, он даже не был долгим - сорванное горло, лишенные воздуха легкие. О, как бы ему хотелось потерять сознание… Но блаженное беспамятство не приходило.

Боль в левой ладони немного уменьшилась, чтобы тут же повториться в правой. Сил кричать уже не было, зато желанное беспамятство все же пришло. И последним, что услышал нолдо через пелену окутавшей его тьмы были слова:
 
- Ты теперь такой же, как я, такой же, как я…

***


Маэдрос очнулся лежащим на каменном полу своей камеры. На этот раз его не приковали к стене – стражники ограничились лишь тем, что сковали ему руки за спиной. Что ж, и это уже можно считать свободой, усмехнулся он про себя. Обожженные ладони горели, раны на спине тоже еще были далеки от исцеления. Но хуже всего была жажда. Он облизнул запекшиеся губы, оглядывая мутным взором небольшую камеру. Неужели нигде нет воды? В любом случае – просить он не будет – никогда!

Но, видимо, дать ему умереть от жажды не входило в замыслы Моргота. Недалеко от себя он увидел небольшую плошку с поблескивающей в ней жидкостью – вода! Взять рукой ее невозможно… придется лакать как зверю… Но жажда оказалась сильнее унижения – и он сделал именно так. Мутная, дурно пахнущая жидкость показалась ему вкуснее самого изысканного напитка. Потом он вытянулся на каменном полу и забылся сном без сновидений.

***

Последующие дни слились в один сплошной кошмар. Пытки не отличались большим разнообразием – бичи или раскаленное железо – но и этого было достаточно. Он старался молчать, но то и дело срывался на крик – выдержать такую боль без стонов было невозможно, хотя он никогда не молил о пощаде, а если получалось – сопротивлялся палачам. Моргот больше не вступал с ним в беседу – впрочем, оно и к лучшему. Вряд ли от него можно было ожидать чего-либо, кроме очередной насмешки или худой вести.

Иногда его оставляли в покое на несколько дней – то ли потому, что Морготу становилось скучно, то ли для того, чтобы он восстановил силы. Впрочем и это не всегда можно было назвать отдыхом – иногда его просто распинали на стене, а иногда вздергивали вверх скованные позади руки – это само по себе было пыткой…

Однажды его поволокли не в пыточную, а в какую-то небольшую темную комнату. Там ничего не было, не считая небольшой дыры в стене, невысоко от пола и каменной крышки рядом. Руки у Маэдроса были скованы сзади, на ногах тоже была короткая цепь... особой свободы движений не было. По знаку Моргота его поставили на колени.

Маэдрос огляделся, удивившись про себя перемене. Страха почти не было, вместо него даже какое-то злое любопытство. Однако он молчал, стараясь впрочем ничем не облегчать работу палачам.

Впервые за много дней Моргот заговорил с ним:

- Кажется, ты не слишком боишься боли, Фэанарион… Что же… посмотрим, как тебе понравится это.

По его знаку на голову Маэдроса нахлобучили какой-то грязный мешок, а потом орки принялись впихивать его куда-то головой вперед – видимо, в ту самую дыру. Он не покорился этому безропотно, с мрачным удовлетворением услышав визг одной из тварей – похоже, он попал ей ногами прямо по морде. Но в конце концов, оркам удалось затолкать его в отверстие. Он услышал лязг каменной крышки – и остался один – в тишине и темноте.

Маэдрос попытался выпрямиться, содрогаясь от прикосновения осклизлых каменных стен. Коснувшись головой потолка, он отпрянул и понял, что находится в туннеле, впрочем, туннель не то слово, скорее,  мешок – чуть длиннее, чем его рост. Наклона в сторону головы или ног он не ощущал.  Холодный воздух не был спертым, значит, удушье ему не грозит. Никаких звуков, кроме собственного дыхания и звяканья цепи о камень он не слышал. "Решили похоронить меня заживо?" Он усмехнулся. "Нет, вряд ли. Скорее всего продержать здесь достаточно долго, чтобы свести с ума".  Он попытался рассмеяться, но смех перешел в сухой кашель. Маэдрос сжался, насколько смог, ледяной пол, покрытый слизью, был донельзя противен. Чувство одиночества и малое пространство не пугали его, к холоду подземелья он привык. Но как хотелось бы погреться в свете Лаурэлин…
                               
Нолдо вздохнул - что ж по край ней мере он избавлен от компании Моргота и его тварей. А умереть здесь или в другом месте – какая разница… Вот только давление каменной толщи ощущалось все явственней....
                               
Сознание мутилось, мысли хаотично перемещались, не имея возможности сосредоточиться ни на чем. Странно, казалось он забывал, то о чем только что внятно думал. Не поддаваться, только не поддаваться страху. Отчаянию и тяжести... Именно этого он и добивается. Он уже не мог вспомнить, кто…Зачем он тут, что случилось?  Как он сюда попал? Звякнула цепь. Ах да! ... Его поместил сюда кто-то… или что-то... Зачем... Кто… Почему… Нет! Нет! Выбраться отсюда! Выход где-то там! Он неистово забился, пытаясь выбить ногами каменную крышку, не замечая резкой боли в ступнях…

От ударов о камень по всему мешку пошел гул, оглушая Маэдроса. Ему показалось, что вся толща камня сейчас обрушится на него, хороня заживо.  Не шевелиться! Маэдрос замер, боясь даже вздохнуть. Страх того, что его сейчас раздавит, нарастал.  Он не знал, сколько он уже здесь находится, забыл, что и зачем его сюда привело, он ощущал только безнадежность и ... вряд ли он смог бы вспомнить подходящее название этому чувству. Черная вода подступала со всех сторон, а он не мог плыть – руки и ноги сковала судорога. Наконец, темная волна захлестнула его с головой. Он потерял сознание.

Эльф вздрогнул от резкого удара потоков настоящей воды, внезапно из ниоткуда обрушившихся на него. Приоткрыл глаза, приподнимая голову и обводя мутным взглядом окружающее пространство. Все те же орочьи морды – а вот и отвратительный лик Моргота с той же гнусной ухмылкой – он смотрит ему прямо в глаза и произносит нараспев какие-то непонятные слова. Маэдрос отвернулся, закрывая глаза и стараясь скрыть свой страх - потому что воспоминания о холоде, тьме и каменной толще над головой никуда не исчезли.  Тела он почти не чувствовал. Казалось, что холод никогда уже не оставит его тела, а сердца не оставят обреченность и безнадежность…

Оставшись один в камере он осел у стены. Руки по-прежнему были скованы за спиной, на ногах с ободранными в кровь пятками и щиколотками тоже звякали цепи. Он что, где-то колотил ногами о камень? Странно, он не помнил этого… Он почти ничего не помнил, кроме холода, тишины и темноты… 

И чего-то еще. Чего-то, имя чему страх, но страха чего?  Неизвестности? Когда-нибудь она закончится, и вполне известно чем. Ему не суждено исполнить клятвы... Он канет во тьму. Он уже там.
                               
Нолдо застонал. Его лихорадило, какие-то тени склонялись над ним, камни смыкались, отрезая его от света и воздуха...
                               
- Не-е-ет!

Он открыл глаза, собственный крик разбудил его. Майтимо тяжело дышал, вглядываясь в темноту камеры. Зубы стучали от холода, но он не чувствовал его, наоборот, казалось, все тело горит, как будто его коснулся один из балрогов...

Наконец, тело перестало содрогаться. Теперь он не мог шевельнуться, не чувствовал своего тела, казалось, даже сердце не бьется. Открытые глаза затопила тьма, но слух еще не погас, воспринимая звуки как сквозь слой толстой ткани.

- Сдох! – прорычал чей-то далекий голос. – Повелитель будет недоволен…

- Великий господин приказывает – выбросить падаль из крепости! Его тело сожрут волки и стервятники...

Разве это – смерть? Где же расставание духа и тела, где Зов Мандоса, который он должен слышать? Или… это и есть Вечная Тьма? Сейчас угаснут последние чувства и разум  - и ему предстоит небытие, уничтожение души… Эта мысль была последней.


Продолжение следует...
Продолжение следует...

[Juliana›]

Тихий звон колокольчика. Наяву, во сне ли? Он снова осознает себя… Живым? Или это все же Мандос? Лучше уж Мандос…

Но боль во всем теле не оставляет сомнений. Он жив. К сожалению. Он пытается вновь уйти обратно, в темноту и тишину, но тело не дает ему сделать этого. Тело хочет жить. И… странно… он лежит на чем-то мягком и сверху укрыт тканью. И руки не чувствуют прикосновения железа. Где же он?

Маэдрос распахнул глаза и задохнулся от удивления. Свет! Звездный свет в окне! Он думал, что больше никогда не увидит его…

Он попробовал пошевелить руками и ногами. Несомненно, они свободны, только тяжелы как камень – не поднять… Тело стянуто повязками. Вокруг – стены, увешанные тканью, далекий каменный потолок… Высоко в стене – благословенное окно, откуда льется звездный свет. Или это все же сон? Он снова прикрыл глаза – может быть, сон сейчас рассеется?

Шаги. Тихий голос, знакомая речь.

- Кто ты? - собственный голос показался скрежетом несмазанной петли подземелья.
                               
Память, словно ожидала подходящего момента, чтобы подсунуть последние события. Он вздрогнул. Лба коснулась чья-то рука. Легкая, ласковая.

- Я - твой друг, - мелодично прозвенел ответ. Язык синдар, который Маэдрос успел выучить в Митриме! Неужели? Он задохнулся от нахлынувшей надежды и вновь открыл глаза.

Около него стоял незнакомый эльда. Стройные, не слишком высокий, темные волосы, белая кожа. Глаза … серые, довольно тусклые. Впрочем, эльда, заметив, что Маэдрос смотрит на него, быстро отвел взгляд.

- Что со мной? Где я? – cлова давались с трудом, язык еле ворочался во рту.

- О, это очень длинная история... Мы живем на севере, не очень далеко от... – эльда, казалось, замялся, - …Темной Крепости. Однажды наши разведчики подошли слишком близко к ней, мы
обычно не заходим так далеко... и увидели как несколько волков волокут что-то большое. Они подошли ближе, пугнули тварей... и нашли тебя. Ты был холоден как мертвый… Но мы заметили, что ты все-таки дышишь и очень обрадовались. Перенесли тебя в наши пещеры…  вот ты и оказался у нас в гостях.

«Сдох», - вспомнил нолдо слова орка, - «выбросить падаль из крепости». Все сходится! «ОН решил, что я умер. Значит, нужно как можно скорее вернуться в лагерь».
                               
-  Весть. Нужно послать весть! - последнюю фразу он произнес вслух, пытаясь подняться. Понимание внезапной свободы придало ему сил. Он едва не упал, но эльда был начеку, и подхватил его, укладывая обратно. Маэдрос сжал зубы. Гордость не позволила ему вскрикнуть от внезапно пронзившей грудь боли. Он задержал дыхание, борясь с подкатывающей темнотой. Немного придя в себя, он снова заговорил.
                               
- Прости меня. Я забыл о благодарности... Примите мою благодарность, ты и спасшие меня
 эльдар. Дом Феанаро и я в долгу перед вами. Меня зовут Майтимо. Я…

Он закашлялся. Эльда приложил палец к губам.

- Тебе лучше не говорить так много – ты слишком слаб. Ты расскажешь о себе потом. Пожалуй, тебе лучше выпить это... раны быстрее затянутся...

Эльф протянул ему чашку с каким-то снадобьем. - Хотя подожди, от этого ты впадешь в целительный сон... Расскажи сначала, кому и куда мы должны подать весть.

Маэдрос прикрыл глаза, сосредотачиваясь.
                               
- Моим братьям, что остались... В лагере на берегу...

- На каком берегу?

- Скажите, что я жив. Что остальные... Наверное они уже и так знают... На берегу озера Митрим... - Маэдрос глухо застонал.

- Больно? – голос эльфа звучал участливо. -Прости, мы не знаем этого названия... Опиши, пожалуйста, где это озеро?

- Это... Где находимся мы? Вы?

- В пятидесяти лигах к юго-востоку от Черной Крепости.

- На запад... Все время на запад, к морю. Там большое озеро…

- Хорошо, мы знаем, где это. Мы пошлем весть, что Майтимо из Дома Фэанаро – правильно я запомнил? – находится у нас. А теперь – выпей это, пожалуйста.

- Правильно.

Маэдрос покорно выпил горький настой. Уже проваливаясь в темноту, ему показалось, что его коснулся знакомый холод...

- Майтимо! Майтимо, скорее! Отец зовет всех на площадь! 
                               
 Далее все было как в тумане. Отец и его горячие речи, свет факелов. Звон мечей, которые они подняли, повторяя вслед за Фэанаро Клятву. Потом Бой.
                               
Они не хотели убивать, хотели лишь припугнуть. Но тэлери, упрямые глупцы, цеплялись за свои корабли, как за нечто... Нечто... А не цеплялся ли отец так же за свои камни? Нет! Как можно сравнивать?!
                               
И вот крики чаек смешались с криками боли. Звоном мечей и плеском весел. Хлопаньем крыльев и парусов. И Проклятием.

Судия ведет свою речь. А потом - шторм. И зарево на берегу делает вечную ночь похожей на день... День из пламени.
 
- Не на-а-а-адо! – отчаянный крик звенит над морем, заглушаемый ревом огня…

***

Лихорадочный шепот: "Нет, нет, эльдар, нельзя, отец, бой... нет, не надо! Не могу!
Отец... спасти... " И снова: «Друзья, эльдар... нельзя... бой... отец приказывает... убили... они сами виноваты... нет, нет, нет, нет". Как будто этим «нет» можно сделать бывшее небывшим…

Когда он вновь увидел, как вспыхнуло тело отца, с последними словами повторенной ими клятвы, он вскрикнул... И проснулся. Все та же комната. Все тот же эльда, сидит на краю ложа, держа его  перевязанную ладонь в своей.

- Что с тобой? – в голосе звучит участие… и еле заметный холодок… странно. - Ты кричал во сне... Тебя что-то мучает?

- Кричал... Прости,  - Маэдрос судорожно вздохнул. - Я… мне снился кошмар. -  Он приподнялся, пытаясь сесть на кровати. - Твое снадобье действительно хорошее. Я почти не чувствую боли. Только сил нет.

Маэдрос попытался поднять перевязанную руку – но она вновь упала на кровать.

- Даже руки поднять не могу… Но голова ясная и говорить уже легче, - он слабо улыбнулся. – Прости, я не расслышал – или ты не говорил своего имени?

- Прости, забыл, - синда тоже улыбнулся. – Меня зовут … Артандиль.

Едва заметная заминка… может быть, выбирал какое имя сказать чужаку? Некоторые синдар не желают открывать незнакомцам свои «истинные имена» и называются эпессе – это Маэдрос знал из общения с митримцами. Синда снова заговорил:

- Может, расскажешь, что с тобой произошло? Ты кричал во сне… Что тревожит тебя? Плохие воспоминания? Расскажи мне о себе – возможно, я сумею прогнать их.

- Мы прибыли из-за моря из Амана, куда когда – то ушли наши предки по зову Валар. А сейчас мы вернулись, преследуя врага, который убил нашего короля и украл лучшее творение моего отца. Когда мы прибыли сюда – он сразу напал на нас, но мы смогли победить. Но … отец погиб. Потом Враг... - нолдо вздохнул. - Враг обманул нас и на этот раз, сказав, что готов к переговорам. Я не поверил, но... все же пошел туда с отрядом, я хотел… - он замялся. - Так я оказался в плену. Там…

- Не надо, я видел. Мы хорошо знаем, что он делает с пленниками… по своему опыту. Но … в своих снах ты говорил о каких-то убийствах и кораблях. Это гложет тебя. Расскажи, что случилось, и может быть, я смогу помочь.

Маэдроса кольнуло недоброе предчувствие.

- Мне нужно поскорее уйти отсюда! Артандиль, скажи, как мне это сделать? Вы ведь не откажетесь проводить меня или хотя бы указать мне путь?

- Что ты, Майтимо! Ты даже встать с постели сейчас не сможешь… А нести тебя на носилках, сам понимаешь, очень опасно – и для тебя в первую очередь. Если на отряд нападут – ты погибнешь или снова попадешь в плен. Тогда и нам не поздоровится – ты ведь можешь рассказать Темному Владыке о нас… ненарочно. Мы слишком хорошо знаем, как он умеет узнавать тайны.

- Нет! – при мысли о возвращении в подземелья Маэдроса пронзила ледяная дрожь. Он на мгновение закрыл глаза – сколько же еще несчастий и смертей произойдет из-за него, воистину, лучше бы он и на самом деле умер! – Но что же ты предлагаешь?

- Оставайся здесь до полного исцеления. Только … я думаю, дело не в ранах хроа. Пока ты не позволишь избавить тебя от мучительных кошмаров – ты не сможешь уйти отсюда.
                               
Маэдрос отвернулся к стене.

- Не знаю, Артандиль… Это слишком тяжело. Мне надо решиться. 

- Как пожелаешь, - Артандиль вновь протянул ему чашку. – Выпей еще – во всяком случае, твое хроа еще нуждается в исцелении.

Маэдрос снова выпил снадобье. И во сне страшные видения вновь накрыли его с головой.

Красная кровь на белом камне пристани, на белых бортах кораблей, белых парусах и веслах… Какой яркой она кажется в золотистом сиянии светильников Альквалондэ и свете факелов нолдор! А там, где брала верх темнота, пролитая кровь казалась черной…

Вот Аксанор поджег бочки со смолой, и они покатились, расчищая путь к пристани, где стояли
корабли. Тьелкормо едва успел отскочить, а один из защитников бросился в воду, с криком пытаясь погасить охватившее его пламя. Вот отец и окружавшие его воины взбежали на корабль, обрубая концы, повисшие на кнехтах словно мертвые змеи.

И пристань, камни ее были скользкими от крови защищавших свои корабли не от Моргота, но от тех, кто стал страшнее его. Подняв руку на друзей и братьев…

- Убийцы! Братоубийцы! – эти крики вместе со стонами раненых и плачем над погибшими неслись им вослед с покинутого берега.

Корабль-лебедь тяжело отходит от пристани – казалось, это мертвые тэлери тянут его вниз, на дно. Поднимается ветер. Огромные волны захлестывают палубу, стремясь утопить судно. Море разгневалось на убийц. Неловкие мореходы не знают, как справиться с парусами и веслами – слишком мало кто из них раньше выходил в море. Некоторых волны смывают за борт. Нолдор в тяжелых кольчугах сразу же идут ко дну… Маэдрос видит, как соседний корабль переворачивается под ударами неистовых морских валов. Спастись не может никто… 

С криком он просыпается.

Все та же комната и все тот же эльда у его ложа. Когда Маэдрос взглянул на него, ему показалось, что тот смотрит на него с каким-то жадным интересом. Впрочем, тут же его лицо приняло обычное участливо-ласковое выражение.

- Ты снова кричал во сне.

- Да, - Маэдрос сжав зубы, пытается поднять руку. Она тяжела как свинец. Он опять не может уйти отсюда… Это проклятие висит на нем мертвым грузом, грузом чужих смертей. Быть может… если он расскажет о нем – и правда, станет легче? Он никого не предаст этим рассказом – отец мертв, а он сам так же виновен, как и его братья. Он может рассказать о своей вине – иначе, похоже, ему не выйти отсюда. Тем временем Артандиль вновь заговорил:

- Позволь, я осмотрю твои раны.

- Конечно.

Артандиль легко приподнял Маэдроса – тот только подивился его силе – и, усадив его, принялся разматывать повязки. Маэдрос увидел рубцы и следы ожогов на своей груди – но это были уже не раны, а лишь следы ран. Хроа почти исцелилась, чего не скажешь о фэа… Тем временем эльф размотал и повязки на руках, и Маэдрос впился в них взглядом. Клейма на ладонях никуда не пропали, лишь немного выцвели… только сейчас Маэдрос заметил, что они похожи очертаниями на тройной пик Тангородрима. Враг отметил его своей меткой, от которой ему не избавиться – разве что отрубить руки… Губы Маэдроса побелели от гнева и ненависти. Ворох мыслей и чувств унесся, сжигаемый в одно мгновенье поднявшейся яростью. Что же, придет время и он отомстит Врагу за все!

- Вот видишь, ты почти здоров, Майтимо, а двигаться не можешь. Причина, видимо, в твоей фэа – недаром тебя снятся кошмары. Расскажи об этом… уменьши свою боль… ты увидишь, что тебе станет легче и ты уйдешь отсюда. А весть твоим братьям мы уже послали.

- Хорошо, - Маэдрос сжал зубы. – Видимо, другого выхода нет. Я расскажу. 

И он рассказал обо всем. О том, как из семян боли и отчаяния взросли древа ярости.
Как напоенная кровью земля принесла плоды горше полыни. И как дорога скользкая от крови, затягивала, подобно болоту...

Как ни странно, эльда слушал его спокойно, почти не меняясь в лице. Быть может, он не смог полностью поверить в случившееся, думая, что бывший пленник продолжает бредить, что это мороки, наведенные на него Морготом? Сейчас это неважно. Лишь бы уйти отсюда, ведь неизвестно, что происходит в лагере братьев, на что могли решиться они от отчаяния и боли утрат…

Выслушав его повесть, Артандиль на мгновение отвернулся. Вновь взглянув на Маэдроса, он сказал:

- Что же, если все это – правда, а не морок Темного Владыки, в который ты поверил – я не удивляюсь тому, что ты кричишь во сне. Теперь тебе легче?

- Да, - ответил Маэдрос, хотя на самом деле чувствовал лишь равнодушие и пустоту в душе.

- Выпей снова лекарство. Теперь, когда ты поделился своей болью, она больше не будет мучить тебя одного. И ты исцелишься.

Маэдросу вновь показалось, что его охватывает знакомый по проклятым подземельям холод. Он затряс головой, пытаясь отогнать ужасные воспоминания. Сейчас он спокойно заснет, и может быть, избавиться от кошмаров… на время. Главное, чтобы он смог добраться до Митрима, а там уж пусть они возвращаются, если это – кара за братоубийство. Лишь бы из-за него не случилось других смертей.

На этот раз сон, и правда, был спокоен и легок. Истощенному телу требовался отдых и он спал очень долго, не меньше половины круга звезд. Проснувшись, он с радостью ощутил вернувшуюся в тело силу – Артандиль не ошибся! Теперь он может уйти.

Завернувшись в простыню, Маэдрос направился к двери, намереваясь если не выйти, то хотя бы выглянуть наружу. Но как ни странно, дверь была заперта снаружи. Почему? Но сейчас ему оставалось только ждать…

Ждать пришлось не слишком долго. Вскоре в замке повернулся ключ и Маэдрос вновь увидел знакомого эльфа. Артандиль аккуратно прикрыл дверь и положил на кровать Маэдроса какой-то сверток. 

- Почему я заперт, Артандиль? Что случилось?

- Прости, Майтимо, я должен был объяснить сразу, но я не думал, что ты проснешься так скоро. Видишь ли, таков закон нашего поселения – чужаки не должны знать наших тайн и поэтому им запрещено свободно передвигаться по пещерам.

- Понимаю.

- Надень вот это, - Артандиль указал на сверток. В нем оказалась темно-серая рубашка и штаны такого же цвета, а также бурый плащ и мягкие кожаные сапоги. 

Одевшись, Маэдрос, как сумел, расчесал волосы одолженным у Артандиля гребнем и сказал:

- Я готов. Ты сам поведешь меня?

- Сначала поедим, а то у тебя опять не будет сил.

Артандиль вышел и вскоре вернулся с уставленным тарелками и чашками подносом. Суп, белый хлеб, копченое мясо, вино, разбавленное водой… Маэдросу после тюремной плесневелой каши еда показалась необычайно вкусной, хотя все блюда отдавали какой-то еле заметной горечью – но он списал это на свою болезнь, от которой тело, похоже, еще не совсем оправилось. Во время еды Маэдрос расспрашивал хозяина об их народе, сообразив, что почти ничего о нем не знает и видел одного только Артандиля. Тот отвечал довольно уклончиво, поведав лишь, что они принадлежат к племени синдар и живут здесь со времен Великого Похода, сражаясь с орками. Маэдрос решил, что хозяева еще не слишком доверяют чужаку. Впрочем, то, что они враги их общего Врага - уже хорошо. Следует вступить с ними в союз, любая помощь будет полезна при борьбе с Морготом…

После окончания трапезы Артандиль вновь обратился к Маэдросу:

- Мы живем здесь в пещерах, так что часть нашего пути пройдет под землей, - сказал он.- Потом мы выйдем наружу. И еще...- он немного замялся, как бы смущенный. - Не сочти за обиду, друг... но закон нашего поселения таков – чужакам при входе и выходе завязывают глаза. Ты попал сюда в беспамятстве... а теперь мне придется это сделать, - и он показал Маэдросу черный кусок ткани.

- Хорошо, - сразу же согласился Маэдрос. – Я уважаю просьбу хозяев в их доме, хотя мне эта предосторожность кажется излишней. Прими мою благодарность за исцеление, а вашим разведчикам передай благодарность за спасение. Мы – я и мои братья – никогда этого не забудем, - и он низко поклонился эльфу. Тот ответил кивком и сказал:

- Тебе пора возвращаться. 

Артандиль завязал Маэдросу глаза и взял за руку:

 - Мне жаль, что я не могу показать тебе красоту наших пещер… Быть может, в другой раз, в мирные времена...
                               
Маэдрос следовал за своим проводником молча. Чувство беспомощности, волной нахлынувшее на него, давило все сильнее. Но выказывать свой страх перед союзниками не хотелось. Что может с ним здесь произойти? После всего, что случилось, хуже может быть лишь... Он, внутренне содрогнувшись, отогнал эту мысль. Они шли уже долго, слишком долго… Маэдроса охватило беспокойство, особенно когда он почувствовал порыв ледяного ветра – слишком знакомого.

- Долго ли нам еще идти?

- Нет уже скоро, совсем скоро...

Тревога нолдо возрастала. Появилось странное ощущение, что что-то здесь не так. Он спросил:

- Как холодно. И... Не сочти за оскорбление, но что за странный запах?

- Там ледяное подземное озеро, и запах от него...
                               
- Странно, но я бы поклялся, что пахнет… орками!

Он остановился, срывая свободной рукой повязку с глаз.

… И успел разглядеть ухмылку поворачивающегося к нему эльфа, когда она переросла в оскал. В следующий момент он отлетел к стене, впечатавшись в нее от удара… Артандиля? Внезапно выросшего вдвое… В отдалении он услышал приближающийся топот, а вблизи…

… Громовой хохот Моргота потряс залу:

- Я снова рад приветствовать тебя, легковерный Фэанарион! С возвращением!

Из мыслей в голове Маэдроса осталась одна: "Этого не может быть!" На мгновение он замер. В следующий миг с гневным воплем, больше напоминавшем сейчас рычание, он бросился к сидящей перед ним фигуре. В порыве ярости он готов был задушить тварь голыми руками. Орки, бегущие наперерез, явно не успевали на помощь своему владыке…

Но он не слишком нуждался в их помощи. От молниеносного удара кулаком Темного Айну Маэдрос отлетел к двери. Орки навалились на него сзади, скручивая руки, но в этом уже не было необходимости. Маэдрос был в беспамятстве. Из разбитых губ и носа текла кровь, пятная одежду.

[Juliana›]

    Темно... холодно... боль... Он рывком поднял голову. Каменные стены и потолок в едва видимом свете плесени на стенах.
                               
Кошмар... Ему снился кошмар... Ошейник, цепь, приковывавшая его к стене. Он пошевелился. Вкус крови во рту, разбитое лицо. Одежда... Порванная, грязная, но это та одежда, которую дал
ему... Нет... это не было сном...

Маэдрос глухо застонал в отчаянии, накрывшем его. Обрушившемся, как камнепад...
Обман, чары. Он все это время находился ЗДЕСЬ... Он говорил с ними, думая, что говорит с
друзьями... А на САМОМ ДЕЛЕ... Стон перешел в протяжный вой отчаявшегося зверя.

Он кричал, пока хватило сил... пока не охрип. Потом свернулся клубком,забившись в угол.
Как же....
                               
“Как?” - ехидно подсказал внутренний голос. “Враг всесилен... Недаром его считают отцом лжи и мороков... И ты попался”.

“А кто бы не попался? Чары… Он сам погрузил меня в сон, похожий на смерть, а потом приказал говорить оркам так, что я поверил… И эти снадобья… Из-за них я потерял подвижность, а вовсе не из-за кошмаров! Теперь все ясно… А теперь они знают, что произошло... Я говорил с этой тварью, принявшей ложное обличье... Кто это был? Один из его слуг, конечно… из совращенных им Айнур… они умеют менять облик… хотя глаза им не подделать, но я так обрадовался спасению, глупец, и поверил, что это эльф! Много ли я рассказал? Обо всем, что произошло со времени Клятвы… Он знает о Проклятии, о том, что нам не будет помощи, что мы – проклятые изгнанники, братоубийцы, предатели… «весть», «лагерь нолдо», «мы знаем, где это»… Что теперь?...”  Мысли кружились безумным вихрем. Он беззвучно плакал, уткнув лицо в колени.

А когда слезы кончились, он впал в оцепенение. Отчаяние мертвецким саваном окутало его разум и душу. Время тянулось серой нитью паутины, уходя в никуда из ниоткуда.

Но постепенно в душе его зрело нечто, что не давало ему уйти во тьму добровольной смерти. Он не может умереть … так – побежденный, сломленный, отчаявшийся, смирившийся с судьбой. Но разве он сломлен? И разве готов он предать Клятву? А если он умрет сам, не попытавшись выполнить ее – это будет означать предательство. Предательство отца, предательство братьев, предательство их дела мести – главного, ради чего они живут теперь… Нет, борьба еще не окончена! И пусть он уже допустил не одну ошибку, но это еще не конец, о нет!

***

Моргот, очевидно, желал насладиться своим триумфом, поэтому Маэдроса вскоре опять поволокли в его тронный зал – где эльф уже был один раз, в самом начале. Стоя перед троном Темного Владыки, он бесстрашно смотрел прямо в его отвратительное лицо. Рядом с ним эльф заметил другую высокую фигуру – наверное, тот самый слуга, Темный Айну, который притворялся спасителем… Он не был так отвратителен, как Моргот, хотя облик его не был и красив – длинное и худое бледное лицо с ярко-красными губами, похожими на рану, длинные черные волосы откинуты назад. Серые холодные глаза … знакомый взгляд. Маэдрос скрипнул зубами от ненависти.

- Приветствую тебя снова, Фэанарион! Или ты не рад, что вновь очутился здесь? 

Маэдрос усмехнулся краем разбитых губ.

- Он не рад, о владыка! – зашелестел голос стоящего рядом Айну. – Он хотел оказаться не здесь, а среди своих братцев! 

- Я все же послал весть твоим братьям, Фэанарион… как и обещал мой слуга, - продолжал Моргот.
Маэдрос молчал, не показывая, насколько рад вести о том, что его братья живы и на свободе. Моргот продолжал говорить:
- Я предложил им твою ничтожную жизнь в обмен на прекращение войны и уход с моих земель.
- С каких это пор они стали твоими? – усмехнулся Маэдрос.
- С тех пор как отсюда ушли эти трусливые душонки, которые называют себя Владыками Арды. Теперь они принадлежат мне по праву сильного.
- Ой ли? Давно ли твои слуги бежали от нас, как сухие листья, которые гонит ветер? Ты слаб… иначе не попытался бы использовать меня как заложника.
- Неважно! – загрохотал голос Темного Владыки. – Это лишь временное поражение. У меня достаточно времени, чтобы восстановить силы и тогда я раздавлю вас!
- Глуп тот, кто разевает рот на кусок не по размеру. Белерианд тебе не проглотить, Моринготто.
- Ты пытаешься утешить себя жалкой ложью, Фэанарион. Твой дед и твой отец пытались противостоять мне … где они теперь? Cтенают в темнице Мандоса! А мою крепость вам не взять… будь вас хоть в десять раз больше! Но, - голос Темного Владыки стал вкрадчивым, - все же я предложил твоим братьям вечный мир и уход из Белерианда в обмен на твою жизнь. Ибо мне не хочется тратить свои силы, которые еще могут понадобиться. И знаешь, что они мне ответили?
- Знаю, Моринготто. Они не уступят. Никогда. Так поступил бы и я… будь я на их месте, а на моем – любой из моих братьев.
Моргот захохотал.
- Может быть, я зря стараюсь? Вы и так уже мыслите как я… в вас нет ни жалости, ни любви. Конечно, это глупые слова, которые влекут за собой глупые поступки – но Валар и вы вслед за ними держитесь за них, как за что-то разумное. И говорите, что этим отличаетесь от меня. А на поверку – вы точно такие же. Скорее всего, твои братья даже обрадовались твоему исчезновению – и сейчас делят твою корону. Интересно, кто станет следующим королем? Макалаурэ слишком нерешителен, Тьелкормо – туп, Карнистир так груб и вспыльчив, что его никто не любит, близнецы – легкомысленны и думают лишь об охотничьих забавах. Единственный, кто мог бы быть королем – Куруфинвэ Атаринкэ, он и умен, и решителен. И не остановится ни перед чем ради власти… Может быть, он и уговорил других не выручать тебя?
Маэдрос слабо улыбнулся, твердо глядя в лицо врагу.
- Ты ошибаешься, но никогда не поймешь своей ошибки. Ты судишь по себе – и судишь неверно. 
- Чем же ты объяснишь их отказ?
- Я отвечу, хотя и уверен, что ты не поймешь этого и извратишь мои слова. Они не могут нарушить Клятву отца. Они не верят тебе – ты уже доказал, что делать этого нельзя. И еще… тебе нельзя уступать. Потому что ты калечишь и искажаешь саму Арду и всех, кто живет на ней. Калечишь не только тела, но и души – стоит лишь вспомнить твои речи в Амане, которые нам не надо было слушать… Тебя надо остановить во что бы то ни стало. Быть может, мы и не сможем победить тебя своими силами. Но мы будем пытаться, будем сдерживать твое наступление. Даже идя во Тьму, мы будем биться с тем, кто породил ее. И быть может, продержимся достаточно, чтобы пришли те… или Тот, кто тебя остановит.  Что такое моя ничтожная жизнь в сравнении с жизнью Арды? Я с радостью пожертвую ею во имя нашей победы. Поэтому мои братья правильно сделали, что не уступили тебе. И даже если бы не было Клятвы, даже если бы они поверили, что ты отдашь им меня живым – все равно они бы не уступили, потому что выиграли бы для меня лишь немного времени, ибо ты не остановишься на достигнутом. Они любят меня, но они сделали единственно верный выбор. 
- Ну что же… - Моргот вновь ухмыльнулся. – Снова лишь красивые слова, но я уверен, что в лучшем случае – это лишь повод, а не причина. Настоящей причиной может быть лишь собственная выгода – каждое живое существо стремится лишь к ней. Твоим братьям выгодна твоя смерть – вот они и ответили мне отказом.
Маэдрос лишь вздохнул.
- Я же говорил, что ты не поймешь. Бесполезно объяснять.
-   Итак, выбор твоих братьев понятен. Теперь выбор за тобой.
- Ты тоже можешь не тратить времени понапрасну, Моринготто. Я давно уже выбрал.
- И все же, я предложу тебе кое-что. Ты можешь избавиться от боли, приобрести богатства, власть, почет – если согласишься служить мне. Я даже могу пообещать тебе в этом случае не убивать твоих родичей, когда они попадут в мои руки.
Маэдрос рассмеялся так громко, насколько позволяло ему сорванное в крике горло.
- Я уже сказал, что ты тратишь время понапрасну и ничего не понимаешь. Я не уступлю тебе по тем же причинам, по которым не уступили мои братья.  Да и кто же начинает склонять к себе на службу с помощью боли? Таким путем никогда не обрести верности слуги – ведь он затаит зло за обиды.
- Зато будет хорошо помнить о том, что ждет его в случае неповиновения. Служить можно не только за совесть – но и за страх. Кроме того… разве ты не заслуживаешь кары за свои злодеяния? Убийство, предательство и обман?
- Не тебе, убийце, предателю и обманщику, судить меня. Ты не имеешь на это права, не имеешь права и наказывать.
- Итак, это твой окончательный ответ?
- Да. И другого не будет.
- Это ты так думаешь. И не надейся, что я просто убью тебя – я полагаю, что ты еще можешь согласиться. Когда окончательно ослабеешь – и телом, и духом. Но даже если и нет – все равно ты возвеселишь мое сердце зрелищем своих мучений – так что и здесь я получу свою выгоду.
Маэдрос упрямо молчал.
- Что же, я дам тебе время обдумать мои слова.
***
Привалившись к каменной стене камеры, Маэдрос закрыл глаза. Нет, он не сомневался в своем ответе Морготу … только бы у него достало сил отвечать так и дальше. Кто знает, какие испытания его телу и разуму готовит Черный Владыка … Единственное, на что он надеялся: если боль превзойдет его силы – он умрет или сойдет с ума, и тогда Моргот ничего не добьется. Но не это было самым страшным. Есть и еще одна вещь, о которой Враг не подумал. Он решил, что победил Маэдроса с помощью своей силы и хитрости. В начале своего плена Маэдрос думал так же. Он проклинал коварство Владыки Тьмы и слабость своего отряда, думая, что возьми он больше воинов – ловушки удалось бы избежать. Но теперь он видел ясно – не в слабости его отряда была причина поражения. Возьми он хоть все войско, ему бы все равно не удалось сделать то, что он задумал. А вот если бы он оказался честен перед собой и другими… Ведь он и не думал заключать перемирие с Черным Владыкой – даже за Сильмариль. Надо было остаться честным и не соглашаться на переговоры. Тогда он избежал бы плена, а его товарищи – гибели. Странно, но именно Моргот в тот первый раз навел его на эту мысль… Тогда он обнаружил свою слабость – зря, не следовало бы делать этого перед Врагом, ведь не его право – судить Маэдроса. Но слишком ошеломительна была первая пытка, соединенная с отчаянием и чувством вины. Больше этого не повторится. А причина поражения … причина поражения заключалась не в оружии, ни в малом числе отряда. Причина – в его собственной бесчестности, именно она дала Моринготто власть над ним. Значит, превыше всего – данное слово. Значит, он никогда не нарушит данную отцу Клятву…   
***

Снова боль, боль, боль – сухой треск сломанных костей, кровь, запах паленой плоти. Сорванное в криках горло, израненные холодным железом запястья и лодыжки. Бессилие, беззащитность, беспомощность… Беспамятство.

[Juliana›]

***
Келебрин проклинал Темного Владыку и свою глупость. Зачем он зашел так далеко один, ведь он знал, что чем ближе к царству Врага, тем больше вероятность встретить орочий отряд. Вот он и встретил... Он убил трех тварей, но остальные скрутили его и поволокли в Темную Крепость. Он отчаянно пытался не думать о ближайшем будущем, но это плохо получалось. Об этом месте рассказывали такое... Нет, лучше не думать.

Его вели по каким-то темным коридорам и крутым лестницам - они спускались все ниже и ниже в чрево огромной горы. Здесь было душно, затхлый воздух вонял какой-то гадостью, кругом было сыро и темно. Он спотыкался об острые камни, его мутило от орочьего запаха...

Наконец, их путь был окончен. Орки открыли одну из каменных дверей и впихнули его внутрь помещения, захлопнув дверь снаружи. Он огляделся и вдруг увидел белую фигуру, распятую на противоположной стене. Келебрин даже отшатнулся от неожиданности - почему-то он был уверен, что его запрут одного. Кто это? Явно не орк и не гном. Тоже эльф, но какой-то странный... Очень высокий, а волосы - не черные, не серебряные... какие-то красно-оранжевые, насколько можно разглядеть сквозь грязь... Тело эльфа покрывали шрамы, кровоподтеки, кровь и грязь... Он был так худ, что можно было пересчитать все ребра.  Голова склонилась на грудь, лицо закрывали волосы, он даже не поднял головы, когда открылась дверь - был в беспамятстве? Келебрин задохнулся от жалости и от недобрых предчувствий - похоже, его ждет то же самое... Подойти к нему или подождать пока очнется? Келебрин выбрал второе, присел потихоньку в уголке, и стал ждать...

***

Сознание медленно возвращалось к Маэдросу. Но прежде, чем прояснилось зрение, затуманенное бесконечной болью, он почувствовал чье-то присутствие. Орк, еще какая-нибудь тварь Моргота или сам Черный Враг? Но нет, ощущения зла и холода не было – ясная искра, которую он ощущал краем разума, могла принадлежать только эльда… И воистину, так и оказалось! Когда он, наконец, смог разглядеть своего товарища, то увидел невысокую стройную фигурку с черными волосами. Эльда был одет в коричнево-зеленую походную одежду, грязную и кое-где порванную. Наверное, его не слишком нежно волокли сюда… но непохоже, чтобы уже пытали… И тут он с омерзением вспомнил такого же якобы «эльфа» - слугу Моргота, который так ловко обманул его. Неужели опять?.. Глаза! Надо посмотреть ему в глаза, взгляд настоящего эльда они подделать не могут…

Увидев, что он очнулся, незнакомый эльда подошел ближе и сказал:

- Приветствую тебя. Меня зовут Келебрин. А ты кто?

Маэдрос как и собирался посмотрел ему прямо в глаза и тихо вздохнул с облегчением. Нет, этот ясный взор серых глаз не мог принадлежать слуге Темного Владыки – теперь-то он узнал бы подделку сразу! Нолдо попытался произнести слова приветствия, но из сорванного горла вырвался только тихий хрип. Он облизнул пересохшие губы.

- Ах, я глупец! Ты, наверное, хочешь пить?

Келебрин схватил плошку с водой – она была мутная и плохо пахла – но выбирать не приходилось – и поднес ее к губам Маэдроса…

Маэдрос отвернул голову и сжал губы – утолить жажду – это значит обрести новые силы … для новых пыток. Он решил ослабить себя настолько, чтобы Морготу не доставляло удовольствия его мучить – быть может, тогда его, наконец, убьют. Но Келебрин не понимал его отказа и настойчиво пытался напоить. Маэдрос мотнул головой, чуть не расплескав всю воду, только тогда Келебрин убрал плошку, пробормотав: «Да что же это такое… Хорошо, сделаем по-другому». Он коснулся рукой лба Маэдроса, переливая в него жизненную силу своего фэа…

Маэдрос дернулся, ощутив нежданный прилив сил и уменьшение боли. Пить совсем не хотелось, голод тоже стал еле заметен. Он понял, что сделал Келебрин, и благодарность за исцеление смешалась с досадой.

- Зачем? – тихо произнес он. – Не трать силы, тебе они еще здесь понадобятся.

- Затем, что я не могу видеть, как кто-то страдает и не помочь ему…

Маэдрос вздохнул.

- Здесь тебе предстоит увидеть это не раз. И скорее всего, ты не сможешь помочь.

Помолчав, он добавил.

– Ну что же… Тебя зовут Келебрин, я понял. А меня – Майтимо Нэльяфинвэ. Ты уже слышал о нолдор?

- Пришельцах из-за Моря, посланцах Валар? Да, конечно! Они разбили полчища Бауглира и прогнали их в Темную Крепость! Но … разве ты из них? Как же ты оказался здесь?   

Маэдрос молчал, не зная, рассказывать ли своему новому товарищу обо всех событиях Исхода? Он отшатнется от него в ужасе… Келебрин же истолковал его молчание по-своему.

- Наверное, ты не хочешь, чтобы нас подслушал Темный Владыка…

Маэдрос усмехнулся.

- Он уже и так все знает обо мне. Хорошо, я расскажу.

И Маэдрос рассказал Келебрину все, умолчав только о битве в Альквалондэ и о том, как они бросили Финголфина в Арамане. Келебрин потрясенно молчал, наконец, сказал:

- Проклятый Бауглир… Он искажает и губит все, чего коснется. Но… нам надо выбраться отсюда! Тебя, наверное, ждут твои братья и народ…

- Надеюсь, что не ждут. Потому что отсюда есть лишь два пути…

- Какие? – жадно спросил Келебрин.

- Первый – в Мандос. Второй – служить Моринготто.

- Нет, не может этого быть! Неужели ты совсем потерял надежду?

- Здесь умирают все надежды.

- Эстель не может умереть, это противоречит ее смыслу…

- У меня осталась лишь одна эстель – что я не буду служить Моринготто… Спастись я давно не надеюсь.

Келебрин не нашелся, что ответить Маэдросу.

***

Несколько дней их не тревожили, только приносили еду и воду. Келебрин пытался кормить и поить Маэдроса, тот отказывался… Тогда Келебрин делился с ним силой своей фэа, хотя Маэдрос умолял его не делать этого. Поняв, что не сможет переубедить товарища, Маэдрос сдался и стал есть и пить сам. Конечно же, Моргот на это и рассчитывал… Даже милосердие и сочувствие он заставил служить своим целям! Со все возрастающим отчаянием Маэдрос гадал о том, какое новое испытание готовит им Темный Владыка…

И тот не заставил себя ждать. Через пять дней после появления Келебрина, в камеру ввалилась целая толпа орков. Прежде чем Келебрин понял, что они собираются делать, его притиснули к стене и завернули руки за спину, связав их веревкой. Тем временем другие орки возились с цепями Маэдроса. Тот чуть не рухнул на пол – одеревеневшее от многодневной стойки тело отказалось служить. Ему тоже связали руки за спиной – хотя он едва мог ими пошевелить, не то чтобы драться...

Обоих поволокли по темным коридорам знакомой Маэдросу дорогой – в пыточную. Моргот уже был там – массивная темная фигура на высоком кресле. Он не двигался и ничего не говорил, но, видимо орки уже получили приказ. Маэдроса тут же приковали, вздернув руки, к свисающим сверху цепям, а  Келебрина посадили в кресло и привязали за руки к нему. Оттуда он хорошо видел и Черного Владыку, и Маэдроса. Он с очевидным ужасом озирался, не понимая, что происходит.

Зато Маэдрос это отлично понимал. Он опустил голову, проклиная все и вся…

-Фэанарион, тебе  явно пошла на пользу мои пища и питье. Ты гораздо лучше выглядишь, чем в прошлый раз, - насмешка в голосе Моргота была неприкрытой.

Маэдрос ничего не ответил

-Молчишь? Ничего, это ненадолго. Скоро ты будешь умолять, чтобы я тебя выслушал.

Вновь тишина в ответ. Но ее быстро нарушил свист бича, опустившегося Маэдросу на спину. Раз, другой, третий… Маэдрос закусил губы, сдерживая стон, пока это возможно.

-Не-е-ет! Не-е-ет! - чистый голос второго эльфа прорвал зловещую тишину, нарушаемую только свистом бича... - Не трогай его, ты... т-тварь!

Маэдрос скрипнул зубами: "Молчи, глупец, он только и ждет, чтобы ты вмешался".

Моргот отдал мысленный приказ и удары прекратились.
                               
-Не трогать, вот как?
                               
-Да, именно так! - голос эльфа дрожал, но он все же говорил, загнав ужас на самое дно души.
                               
- Что ты сделаешь для меня, если я избавлю его от боли?

 - Нет! – Маэдрос не думал, что его вмешательство поможет, но по-иному он не мог. - Келебрин! Он только этого и ждет, чтобы из милосердия ты стал ... Подчинился ему. Прошу, просто не замечай его и меня, это лучшее, что ты сможешь сделать!

- О, ты прервал обет молчания Фэанарион? – не дождавшись ответа, Моргот продолжал:
- Хорошо, послушай его, синда. Не замечай.

Он дал знак орку продолжать...

Маэдрос вскрикнул, когда новый рубец, лег поверх уже существующих.

Услышав его стон, Келебрин окончательно утратил власть над собой. Он рвался из пут, крича:

- Нет! Нет! Не надо! Говори, что ты хочешь! Говори... и будь ты проклят!

Маэдрос в отчаянии быстро заговорил:
 
- Не надо. Он только этого и ждет. так уже было... У него не получилось сломать меня, добиться своего. Он хочет теперь, чтобы ты подчинился ему. Лучшее, что ты можешь сделать, Келебрин, это просто молчать. Когда-нибудь это все равно кончится.

-Не могу, Майтимо, прости... Я  не могу... Лучше бы там был я...

- И ничего б не изменилось, ты не понимаешь, глупый эльф...

- Так что же, синда? - голос Моргота громыхал под сводами. - Продолжать?
                               
Взгляд Келебрина заметался - от покрытого потом лица тяжело дышащего Маэдроса до ужасного лика Владыки Тьмы и обратно.

Маэдрос молчал, надеясь, что Келебрин, возьмет себя в руки.

- Я не буду ждать твоего решения вечно, синда.

- Не соглашайся, не соглашайся, - безмолвно шевелились губы нолдо, как в молитве.

-Я... - Келебрину не хватало воздуха.

Моргот снова заговорил:

- Я помогу тебе, синда - ты кажется, хотел оказаться на его месте? Хочешь, я выполню
твое желание?

- Ты не будешь принимать ЕГО предложений! – в голосе Маэдроса зазвучала сталь.

Он повернул голову, встречаясь взглядом с испуганными глазами Келебрина.

- Вспомни об эстели, Келебрин, и забудь обо мне....

- Прости - прошептал Келебрин еле слышно. - Эстель в том, чтобы спасся ты...
                               
 Он отвернулся.
                               
- Да, хочу - он сказал это настолько громко, насколько мог и твердо взглянул в черные
 бездонные глаза Бауглира. 

- Ты глупец, Келебрин, - выдохнул Маэдрос.

Моргот усмехнулся:

- Хорошо. Итак, синда, ты согласен испытать ту боль, что испытывает он?
                               
- Да, - тихо, но твердо ответил Келебрин.

Маэдрос глухо застонал, не в силах сдержать горечь.

Моргот продолжал, обращаясь к Келебрину:

-Если так, я предлагаю тебе следующее: я наложу на вас заклятие - вся боль, которую должен
испытать он - передается тебе. До тех пор пока, я не сниму чары. Согласен?
                               
-Да, - сердце Келебрина ухнуло в пятки. Но все равно это лучше, чем смотреть...

- Хорошо. Не беспокойся, для этого даже не нужно открывать аванирэ, - Моргот жутковато улыбнулся. -Достаточно просто твоего согласия.

Маэдрос отчаянно закричал:

- Не соглашайся! Не будь дураком! Ты ничего не изменишь!

Келебрин тихо ответил:

 -Ты перестанешь страдать...

Моргот снова вмешался в разговор:

- Фэанарион, можешь попросить меня не делать этого.

- Не дождешься! Я не играю в твои игры!

-Тогда пеняй на себя. Ты тоже будешь виноват в этом - потому что не смог переступить через гордыню...

- Оставь свои сказки для своих прихвостней.

-Это не то, что я хотел услышать, Фэанарион.
                               
- Итак, - Моргот вновь воззрился на Келебрина, – ты согласился.

Надежда уговорить Келебрина таяла, но Маэдрос попытался снова:

- Слышишь синда, он говорит о гордыне, играя на твоем никчемном сейчас милосердии. Вот так он и склоняет ко тьме, ты и сам не заметишь...

- Я причиню вред только самому себе... Это не падение.

- Тебе только кажется, что ты делаешь это во благо. Никакое это не благо!

У Маэдроса остался последний довод. Несколько мгновений он молчал, собираясь с силами для трудного признания.

-Келебрин, ты хочешь помочь тому, кто поднял меч на твоих сородичей? В порыве желания преследовать эту тварь?! - он кивнул в сторону Моргота.

Келебрину показалось, что он ослышался:

-Что? Что ты такое говоришь, Майтимо?

- Разве ты плохо слышишь?

- Не понимаю. Объясни толком...

- Сейчас? Что ж ладно. - Маэдрос рассмеялся. - Слушай же о падении нолдор... Падении, которое пошло от того, что мы слушали речи Моргота, когда он был в Валиноре. Не так ли, раб Валар?! - Маэдрос плюнул в сторону Моргота. - Когда мы преследовали его, то пришли к тэлери, твоим сородичам, что жили у моря, которое простирается между этими землями и Аманом. Мы просили у них корабли, чтобы пересечь море, преследуя врага, искажающего все, к чему прикоснется. Они  не хотели отдавать их… Мы… убили защитников… и взяли корабли силой. Поэтому мы и сами прокляты. Ты же, желая добра, попадешь в те же сети лжи, потому что он искажает и обращает во зло, все, даже твое милосердие, как видишь... - Маэдрос рванулся в цепях.  - Потому я и говорю тебе, лучшее, что ты можешь сделать - это не отвечать ни на его слова, ни на то, что происходит, тогда у него не будет над тобой иной власти, кроме как над телом. А это... Это можно и стерпеть...

Это даже нельзя было назвать обычным удивлением. Келебрин почувствовал себя так... как будто король Элу объявил, что он на самом деле – слуга Бауглира и скоро все жители Дориата должны будут стать орками.
                               
- Я... не верю тебе... Ты ... лжешь... наговариваешь на себя... чтобы я... не согласился, - слова с трудом покидали пересохшее горло.

- Какая разница, согласишься ты или нет... если он пожелает, ты повиснешь рядом, но слаще ему будет получить твое согласие, от того, что ты хочешь защитить меня, не так ли? – последние слова были обращены в сторону Моргота, потом Маэдрос вновь обратился к Келебрину. - Потому, что для него нет ничего радостней чужих страданий.
                               
- Майтимо, я тебе не верю, - тихо, но твердо сказал Келебрин.

- Как знаешь... - Маэдрос опустил голову. Он понял, что даже своим страшным признанием он ничего не добился.

-Твое решение остается в силе, синда? Или будем продолжать? - казалось, что если Моргот
будет улыбаться еще, то его уродливое лицо треснет пополам.

-Да, - Келебрин облизнул губы, - в силе. Будь ты проклят, Бауглир.

Келебрин почувствовал, как его затягивает черный омут глаз Бауглира... он увидел себя как будто со стороны... багрово-черная нить связала его и Майтимо... Потом все исчезло, и он вновь оказался в собственном теле. Но на спине горели несколько огненных полос.

Маэдрос почувствовал, что боль исчезла. Но сдержался, не повернул головы в сторону
скорчившегося на кресле синда, он и так знал, что тот чувствует.

- Продолжаем, - Моргот вновь отдал приказ. Орк поднял бич - раз, два, три ... десять...

 Маэдрос чувствовал прикосновения от бича, но не чувствовал боли. Зато он прекрасно слышал вскрики, когда очередное касание отражалось на Келебрине. Все, что он мог сделать сейчас это молить, чтобы тот потерял сознание.

Келебрин смог удержать стон только на одном ударе. Потом он вскрикнул, застонал в голос, и
это повторялось каждый раз, как спину обжигал очередной удар... Зрение меркло, кажется, он впадал в беспамятство... как хорошо... там, в темноте...

Когда внезапно наступила тишина, Маэдрос не сдержал вздоха облегчения. Повернул голову, глядя на поникшее тело.

Тишину нарушил гулкий голос Моргота:

- Фэанарион, ты глупец. Выдал свою самую большую тайну... и ничего не добился. А я добился всего, чего хотел.

Маэдрос поднял на него полный ненависти взгляд…

[Juliana›]

Их приволокли обратно в камеру. Маэдроса вновь приковали к стене, а бесчувственного Келебрина бросили в противоположный угол.

Оставшись один на один с неподвижным телом товарища, Маэдрос только скрежетал зубами, глядя на глупого синда. Радовало только то, что тот потерял сознание. Подобраться к нему и помочь чем-нибудь, даже если б он был раскован, Маэдрос бы побоялся, потому что каждое его движение сказалось бы на товарище приступом боли, а когда не чувствуешь боли сам – трудно соразмерять движения с нею. Оставалось только надеяться, что тот пробудет в беспамятстве достаточно долго, чтобы его рубцы хоть немного унялись. Маэдрос стоял неподвижно, собирая остатки сил на исцеление, а потом пустив их в ход. Что из этого вышло, он не мог почувствовать, но надеялся, что хоть немного справился.

Келебрин застонал, пробуждаясь... Последнее, что он помнил - кровавые рубцы на спине Майтимо, каждый из которых он чувствовал огненной болью на своей спине и усмехающееся, торжествующее уродливое лицо Темного Владыки... Он открыл глаза - и увидел картину знакомую до мелочей - все та же камера, и Майтимо здесь... Руки у Келебрина затекли и болели, хотя, как он убедился, были свободны -  конечно, он же чувствует то, что чувствует нолдо. А почему он сам свободен? Келебрин горько усмехнулся этому мимолетному недоумению - боль сковала его лучше любых цепей. Он попытался сесть...

- Лучше лежи, не двигайся. - раздался голос Маэдроса. - Зачем ты это сделал, глупый…

-  Пить хочется... - пробормотал Келебрин. Он поискал глазами кувшин или плошку - но нет,
 ничего не было.

- Когда ты двигаешься – тоже больно? – тихо спросил Маэдрос.

- Да…

- Проклятье… - выдохнул нолдо. – Зачем, зачем ты это сделал? Это было бессмысленно!

- Нет. Ты отдохнешь...

- Отдохну для чего? – резко сказал Маэдрос. - Для новой боли?

Он нарочно не смягчал ни слов, ни голоса – чем больше он оттолкнет от себя синда, тем меньше тому захочется жертвовать собой.

- Она будет не твоей...

- А ты что же, думаешь, мне легче глядеть на тебя?

- Я не мог этого выдержать.

- Вот именно. Моринготто играет на наших слабостях, понимаешь?

- Даже если я понимаю - от этого не легче.

- Он ждал, что ты именно так и поступишь... Да и я тоже хорош... не смог держать язык за
зубами, - нолдо опустил голову.

-А это все было... правдой?

Маэдрос не ответил.

- Я все равно не жалею, - твердо сказал Келебрин.

- Конечно. Гордость нам обоим не позволяет ни о чем пожалеть - горько усмехнулся Маэдрос. - Ты сильный, храбрый и благородный. Что тебя, боюсь, и погубит здесь…

-Мне надо стать слабым и трусливым? – Келебрин слабо усмехнулся. – Почему же ты сам не стал таким?

Маэдрос лишь горько улыбнулся в ответ.

Келебрин продолжал:

-Когда я перестану сочувствовать другим... я стану орком. Я не хочу этого.

- Не в сочувствии дело – а в том, что ты ничем мне не помог и навредил себе. Думаешь, мне легче от твоих мучений? Как ты говорил там: «Лучше бы это был я»? Я сейчас могу сказать то же самое. 

- Но … тебе ведь лучше? Ты ведь ничего не чувствуешь?

- Вот именно. Ничего. Даже холода. Как будто у меня нет тела. Наверное, так чувствуют себя фэар в Мандосе.

- Я не думал, что будет так… Я хотел помочь тебе.

Келебрин пошевелился и застонал.

- Долго оно будет… заживать?

- Самое худшее – первые два дня. Потом будет легче. Я попытался немного исцелить себя – сколько хватило сил. Попробуй уснуть, забыться и поменьше двигайся.

Вопреки своему решению Маэдрос не смог разговаривать с Келебрином резко и грубо – стремление защитить и успокоить, утешить и исцелить боль, стремление, укорененное в природе любого из эльдар, взяло верх. «Что же», - горько усмехнулся он про себя, - «значит, я еще не подобен Моринготто».
 
- Пообещай мне, - сказал нолдо, - что больше не сделаешь такой глупости.

- Не могу.

- Ну хотя бы – откажись от этого сейчас! Никто не посчитает тебя слабым или трусом – разве что Моринготто, но разве тебе важно, что он скажет?

- Так посчитаю я сам. К тому же – я не уверен, что Бауглир согласится.

- И верно, - горько усмехнулся Маэдрос,  - ему нравится смотреть на чужие страдания – а сейчас страдаем мы оба. Но еще больше он любит…

«Да, конечно! Это ему понравится еще больше», – и Маэдрос послал мысленный зов. «Моринготто!»

«Фэанарион, ты заговорил первым, неужели…» – мысли Моргота были полны насмешки. «Чего ты хочешь?»

«Освободи его! Верни боль мне!»

«Ты не в том положении, чтобы требовать, Фэанарион».

«Я не требую. Я … прошу», - Маэдрос скрипнул зубами. «Умоляю. Встану перед тобой на колени, если прикажешь. Ты ведь этого хотел?»

"Я говорил тебе, что ты будешь просить... Видишь, нолдо, я был прав..."

Маэдрос едва сдержался, что не сказать, все, что он думает о "правде Моринготто".

"Какие вы предсказуемые, эльдар. Повтори еще раз, мне нравится слышать, как ты просишь..."

Маэдрос слишком хорошо знал, что любые его слова будут истолкованы Отцом Лжи превратно, как будто в кривом зеркале. Это не пугало его – он знал, что говорит только то, что хочет сказать.

"Я прошу", - мысли нолдо были бесцветными, как вода. "Верни мне то, что отдал вместо меня синда".

"Ну раз ты так просишь, я не могу отказать..."

Келебрин с удивлением почувствовал, как боль исчезла. Он пошевелил руками, ощупал спину – он не ощущал ничего, кроме собственных прикосновений.

Маэдрос выгнулся от боли, волной обрушившейся на него. Выдохнув воздух сквозь сжатые до хруста зубы.
                               
- Майтимо! - Келебрин все понял, увидев поникшую голову. - Майтимо, зачем...

***

На следующий день они почти не разговаривали друг с другом, погрузившись в полусон-полугрезы. Келебрин приходил в себя от пережитой боли и страшной правды, открывшейся ему, а Маэдрос пытался  уйти от собственных чувств, от которых, впрочем, было очень непросто отгородиться. Обещать себе, что он не допустит повторения истории, и сдержится, один раз оскользнувшись, было бессмысленно. Моринготто нашел удобный способ давить на него, точнее, на них обоих…
 
Орки появились еще через день. Что же, нельзя было надеяться, что их надолго оставят в покое. Маэдрос лишь скрипнул зубами.

Келебрин попытался сопротивляться, слишком хорошо теперь понимая, что их ждет, но потерпел неудачу. Его скрутили так безжалостно, что чуть не вывихнули правую руку. Когда их приволокли в уже знакомое обоим помещение, Моргот уже был там. Эльфы стояли перед ним рядом друг с другом, не смея взглянуть друг на друга. Чья очередь пришла сейчас? «Лучше бы моя», - подумал каждый из них.

- Ты мне кое-что обещал, Фэанарион, - гулкий голос Моргота разнесся по подземелью. – Или ты вновь нарушишь обещание?

Маэдрос вздрогнул. Да, он обещал. И теперь он не осмелится не сдержать слова. Он тяжело опустился на колени. Унижение клонило его голову вниз, но он все же поднял ее. Он еще не сломлен. Тяжелые лапы стражников опустились ему на плечи. Теперь ему уже не встать без разрешения Моринготто.

- Ты не передумал, Фэанарион? Помнишь, чего я хочу от тебя? Каков будет твой ответ на этот раз?

Маэдрос молчал, лишь взглядом выказывая свою ненависть. Здесь он не уступит.

- Молчишь? Ну что же...

Келебрина подтащили к какой-то доске и привязали к ней за руки, вздернув их вверх. Значит, теперь его очередь... Он собрал всю силу воли и отвагу, чтобы достойно встретить боль.

Маэдрос не глядел в сторону Келебрина, догадываясь, что его ждет. Свои же чувства и мысли, он постарался загнать так глубоко, как мог.

Келебрин зажмурился, когда увидел как к нему подходит орк с ножом. Потом он устыдился своей трусости и открыл глаза. Как оказалось, испугался он зря... пока. Орк только разрезал на нем рубашку, отбросив обрывки в сторону. Келебрин продолжал следить за его движениями как
завороженный и увидел, как тот достал большой железный штырь с широкой плоской шляпкой и приставил его к руке эльфа – как раз там где кончается запястье, переходя в ладонь. Ударом большого молота он вогнал штырь в доску, пригвоздив к ней пленника. Боль была страшной, но Келебрину удалось удержаться от стона. По его бледному лицу стекали капли пота. Тем временем палач проделал то же и с его второй рукой и разрезал веревки. Эльф весь дрожал, задыхаясь от боли. А ведь это лишь начало…

Из близкой жаровни орк достал железный брусок, раскаленный докрасна с одного конца. Вот он медленно поднес его к груди эльфа и прижал к обнаженной коже...
                               
Невыносимая боль пронзило все существо Келебрина. Он закричал, срывая голос, забился, пытаясь вырваться, чем лишь добавил себе муки от пронзенных рук... Наконец, он свесил голову на грудь, тяжело дыша...

Маэдрос стоял с окаменевшим лицом, глядя в никуда. Но не издал ни звука

Второй ожог оказалось вынести еще труднее, чем первый. Сил оставалось все меньше, а ужас все возрастал... Он чувствовал, как кровь стекает с его рук на пол. Ах, если бы она вытекла вся, вместе с жизнью! Но вряд ли Бауглир позволит свершиться этому…

Маэдрос молчал, хотя сердце его разрывалось от боли. Сколько будет продолжаться этот кошмар? Как сделать так, чтобы страдал лишь он один? Нет ответа…

Темный Владыка решил нарушить молчание:

- А если я прикажу выжечь ему глаза, Фэанарион? Ты так же будешь молчать?

Маэдрос вздрогнул, но не ответил.

- Что же, приказать? Решение зависит от тебя, Фэанарион.

- Разумеется, нет, и ты знаешь, что я не хочу этого, -  сквозь зубы прошипел Маэдрос

Келебрин поднял голову при этих словах и кинул полный ужаса взгляд на Майтимо. Потом справился с собой и отвернулся от товарища.

-А что ты готов сделать ради этого, Фэанарион?

- Думаю, что услышать мою просьбу теперь для тебя будет мало. Ведь ты на это и рассчитываешь - шаг за шагом сломать нас, заставить подчиняться тебе, выполнять твои гнусные приказы. Но что бы ни случилось с одним, он не будет винить другого - лишь тебя, ненасытный, так что здесь ты просчитался. Однако мы оба знаем, что так или иначе, ты вновь и вновь будешь калечить нас, только один раз стоит уступить, и все продолжится... Так ответь мне, ты, какой смысл в том, что я сейчас вступлюсь за него?

-А если я пообещаю, что никогда не отдам приказ ослепить его?

-Значит, придумаешь что-либо другое...Ведь тебе без разницы, кто именно. Один рычаг, с помощью которого ты пытаешься надавить на другого. Не он, так я, или кто-нибудь еще.

-Так ты спокойно вынесешь это, Фэанарион? Чем ты отличаешься от меня в таком случае?

- Для тебя, Моринготто -  ничем. Просто потому что ты во всем ищешь подобие своей гнуси.

-И для других - ничем. Они скажут: "Разве можно от братоубийцы ожидать жалости?" И будут правы. В тебе нет жалости, Фэанарион.

- Думай, что хочешь... Маэдрос отвернулся.

-Вот видишь... – с притворным сочувствием в голосе Моргот обратился к распятому Келебрину. - Ты его пожалел, а он совсем не жалеет тебя... Ведь стоило бы ему попросить - и я оставил бы тебе глаза. А так...

- Только лишь попросить? – тихо произнес Маэдрос.

-Ты готов это сделать, Фэанарион?

Маэдрос медленно кивнул.

У Келебрина перехватило горло от ужаса. Но он справился с собой и крикнул: 
                               
-Нет! Не проси его! Это первый шаг, ты же сам говорил, нельзя его слушать! В следующий раз он потребует большего…

Маэдрос закусил губу. Легко, действительно легко решать за себя или за воинов, которые идут за тобой в бой, зная, что их ждет, но ТАК...

И все же он решился.

-Я прошу. Не калечь его больше...

Моргот гнусно ухмыльнулся:

-Мы говорили только про глаза.

-Лучше сразу убей... – тихо добавил Маэдрос.

- О, нет. Про смерть мы тоже не говорили. Или... а хочешь сам его убить?

Маэдрос содрогнулся. Метнул взгляд на Келебрина. Тот дрожал, но произнес твердым голосом:

- Не соглашайся, Майтимо... Не надо. Он хочет связать тебя кровью и виной.

Нолдо рассмеялся. Страшно, резко, коротко.

- Нет, он не свяжет меня, большим, чем я уже связан. Ты ведь знаешь обо всем, что произошло в Альквалондэ, друг мой. Хочешь ли ты дальше жить и быть искалеченным, зная, что в конце концов умрешь и будешь рад долгожданному освобождения или помочь тебе уйти сейчас?

Он вновь взглянул на Келебрина.

- Я не хотел этого, и не хочу сейчас. Это то о чем я просил тебя, помнишь?

Келебрин вздрогнул. Только теперь он до конца поверил, что все, что тогда Майтимо выкрикнул в лицо Бауглиру - правда. Не отчаянная ложь, придуманная, чтобы отвратить его жертву - нет, истинная правда. Перед ним - братоубийца, запятнавший себя кровью эльдар. И он сможет сделать это еще раз... если нужно. То, что Келебрин не сможет сделать никогда. Согласиться? Он с ужасом подумал о повторении боли, которую уже испытал - а ведь это всего лишь начало... А вдруг другого случая не представится? Он представил себе, как  живет искалеченным обрубком, зная только боль... и содрогнулся. Но - повесить на Майтимо еще и эту смерть? Не смерть в бою от руки воина, а смерть жертвы от руки палача? Нет.
                               
 - Нет, Майтимо. Не надо. Не хочу, чтобы ты снова стал братоубийцей...
                               
- Поверь, я не убью тебя, но освобожу... – едва слышно ответил Маэдрос

- Ты говоришь как Он, Майтимо... Не надо.

Маэдрос не ответил

- Развяжи мне руки и дай нож. – повернул он голову к Врагу.

- Ты сделаешь это без его согласия, Фэанарион?

- Да, потому что он сделал то же без моего согласия, - криво усмехнулся Мээдрос.

- А ты упрекал его за это.

-Что ж, и он волен меня упрекать. Но сомневаюсь, что он способен проклясть меня больше, чем я уже проклят.

Моргот довольно улыбнулся:

- Хорошо. Я  с удовольствием посмотрю на братоубийство - жаль, что я упустил это зрелище в Альквалондэ... И учти, если ты направишь удар не в него – второго такого случая у вас не будет.

Маэдрос сжал зубы.

Стражники развязали пленника. Несколько орков подошли к Келебрину, готовые схватить нолдо, если он будет делать что-то не то... Один из них вытащил свой нож из-за пояса и держал его в руке, чтобы передать Маэдросу.

Келебрин весь сжался, приготовившись к смерти. Он больше ничего не говорил, понимая, что слова уже бесполезны. Быть может, это и правда к лучшему...

Повинуясь мысленному приказу Черного Владыки, орки развязали Маэдорса, и подвели к распятому на доске Келебрину. Один из орков сунул ему в руки короткий кривой клинок, который Маэдрос сжал обеими ладонями, вкладывая всю оставшуюся силу в дрожащие, еще непослушные после переломов пальцы. Он медленно наклонился над синда так, чтобы тот не видел больше ничего вокруг, кроме его глаз.
                               
- Прощай, благородный брат мой, - шепнул он. –Точнее, до скорой встречи.

С этими словами он вонзил в сердце Келебрина клинок. И в следующий миг, почувствовав, как освободившееся фэа покинуло хроа, пронзил и собственную грудь, падая к ногам бездыханного тела. "Прости меня, если сможешь, брат".

[Juliana›]

Спасительная темнота разорвалась, будто ветхая ткань. Знакомый холод пронзил его грудь ледяной стрелой – и фэа уже не рвалась из хроа, из которого исчезла прореха, нанесенная стальным лезвием.Он распахнул глаза, видя сквозь кровавую пелену оскаленные пасти орков.

Сознание постепенно прояснилось. Маэдрос хрипло застонал, осознавая, что остался жив. Снова…

- Глупец! – гулкий голос отдавался эхом в каменных стенах. - Ты думал так сбежать от меня? Не вышло!
                               
-Мне все равно теперь... - едва смог шепнуть он

Нолдо скорчился на полу, выхаркивая кровь.

- Все будет так, как я захочу, - голос звенел в ушах, отдаваясь болью.

Ответом Владыке Тьмы было лишь хриплое дыхание и полный равнодушия, остекленевший взгляд, бездумно глядящий в никуда.

Маэдрос не сопротивлялся, пока его тащили обратно в камеру и приковывали к стене. К ногам его бросили труп Келебрина.

Казалось, из нолдо так же ушла жизнь, как и из тела, лежащего у его ног. Майтимо невидящим взглядом смотрел на бледное лицо Келебрина. Оно было спокойным, смертная мука не обезобразила его – если бы не неестественная бледность, то можно было бы принять эльфа за спящего.

"Прости меня, прости меня... " - Майтимо беззвучно повторял слова прощания. "Надеюсь, что там, где ты сейчас, тебе легче. Расскажи Валар, что происходит здесь. Все, что знаешь и видел,
раскажи. Не хочу думать, что Моринготто оказался прав и они бросили Средиземье в его лапы..."

С момента мнимой “смерти”, нет, даже еще раньше – с того мига, когда он принял решение закончить боль Келебрина и свою, его сознание окутал какой-то туман, пелена равнодушия и безучастия. Ему было все равно, что с ним теперь сделают. Вновь будут избивать, резать и жечь? Пусть. Он теперь один и уже ничего не боится. Ни боли, ни смерти.

Маэдрос не шевельнулся, оставаясь безучастным, когда на следующий в камеру вновь вошли орки и куда-то его повели. Тело Келебрина, как он понял, тащили в ту же сторону. Голова мертвого с глухим стуком билась о камни. 

Волколаков выращивали в огромных подземных загонах, огороженных толстыми железными прутьями. Звери были так свирепы, что беспрестанно грызлись между собой, часто до смерти. Выживали только самые сильные самцы и самки, их случали друг с другом и так выводили свирепую породу. В самых больших зверях селились слабые майяр - слуги Моргота. Они становились вожаками для остальных, которые слушались их беспрекословно.
                               
Орки боялись злобных тварей, ибо ухаживая за ними, они могли лишиться пальцев или руки. Но гнев Саурона, лично надзиравшего за выведением волколаков, был еще страшнее. Волколакам часто скармливали тела павших на поле  битвы... или просто раненых.
                               
Издали Маэдрос почувствовал такую волну злобы и жажду крови, которые пробились даже сквозь пелену его равнодушия. Визг, рычание, вой и тяжелая вонь подсказали, что где-то неподалеку обитают морготовы чудовища.

Он шагал как во сне... нет, даже лучше сказать, брел, еле тащился, повинуясь рывкам цепи.  Безразлично он скользнул взглядом по рычащим и дерущимся волколакам, по неизменным орочьим мордам, по фигуре сидящего Моргота... Даже не сопротивлялся, когда его поставили на колени. Так и стоял, опустив голову, будто ничего не видел и не слышал. Тело Келебрина бросили рядом.

Моргот заговорил с глумливой насмешкой в голосе:

- Приветствую тебя снова, Фэанарион.

Маэдрос молчал, застыв каменным изваянием.

- Молчишь? Ну что же…

Слова Черного Айну доносились до Маэдроса как будто издалека, сквозь гул крови в ушах, с трудом обретая смысл, который тут же терялся.

Мертвое тело Келебрина распластали на камнях. Руки, залитые запекшейся кровью, раскинули в стороны. По знаку Моргота орк с помощью небольшого топорика отрубил правую руку трупа и швырнул ее в загон…

Волколаки с визгом кинулись на кусок нежного мяса, которое в последнее время перепадало им не так уж часто. Несколько самых сильных тут же завладели им, отгоняя более слабых угрожающим рычанием и укусами. Не более сотни ударов сердца – и с добычей было покончено…
   
Броня равнодушия, окутавшая Маэдроса, на поверку оказалась слишком хрупкой. Когда он понял, что происходит, то вся его выдержка ушла лишь на то, чтобы сдержаться и не закричать, словно это его руку грызли сейчас жадные пасти. Это тело, просто мертвое тело... его друг, хвала Валар, уже ничего не чувствует... Но эта мысль служила слабым утешением.

Вновь раздался насмешливый голос Моргота:

- Фэанарион, ты и в самом деле спас этого ничтожного ублюдка. Если бы ты не согласился тогда – он попал бы сюда живым.

Маэдрос содрогнулся, но ничего не ответил, сжав кулаки так, что ногти до крови впились в ладони. Сбоку раздавался отвратительный хруст разрубаемых костей, а каждый новый кусок пищи волколаки сопровождали леденящим душу визгом. Можно было закрыть глаза – но уши все равно полнились невыносимыми звуками. Горькая желчь наполнила его рот, поднявшись из глубины – и он содрогнулся в лапах стражей, извергая ее наружу. Наконец, хруст костей и визг прекратились. Неужели отвратительный кошмар все же окончился? Он рискнул все же открыть глаза – и увидел, как подняв за волосы мертвую голову, орк с ухмылкой швырнул ее в загон… 

И лишь тогда он смог соскользнуть в спасительное беспамятство…

Он не чувствовал ни ледяной воды, ни града ударов, которыми его пытались привести в чувство. Разъяренный Моргот приказал бить его безжалостно, по самым уязвимым местам лица и тела. Когда его отволокли в камеру и бросили на пол, на его теле не осталось живого места.

Изредка он выныривал из лихорадочного бреда, порожденного потерей крови и болью, пробуждаясь от собственных стонов, а потом вновь впадал в беспамятство. Отказываясь жить, его феа рвалась из истерзанного хроа и раны почти не заживали. Сейчас даже братья не узнали бы его. Он метался, изредка распахивая в потолок тусклые, ничего не видящие глаза, и метя по полу волосами в которых к когда-то огненной, а сейчас серой, свалявшейся от спекшейся крови массе, прибавилось седых прядей.

[Juliana›]

Майтимо проклинал всех и вся. Сегодня ему как-то особенно не везло – сначала он никак не мог найти свой колчан со специально приготовленными стрелами – а ведь вчера он положил его на самое видное место, чтобы утром не искать! Он перерыл полдома, пока колчан не обнаружился в комнате у близнецов. Опять мальчишки баловались с его стрелами – не иначе как растут еще два охотника, кроме Турко… А ведь он строго-настрого запретил им касаться его лука и стрел перед состязаниями – но разве эти два материнских любимчика его послушают! Решив, что разберется с младшими братцами потом, он быстро выскочил из дома, догоняя остальных… шнурок на левом сапоге выбрал именно это время, чтобы, наконец, порваться, и нолдо едва не упал, наступив на него второй ногой! Обругав последними словами отсутствие времени у бессмертных, когда оно так нужно, он кое-как завязал разорвавшийся шнурок и выскочил из комнаты, присоединившись к братьям, уже сидевшим в седлах. Решили ехать вместе, а потом уже встретить отца, который уехал рано утром и обещал прибыть прямо к месту. Состязания, которые традиционно устраивались в день Венца Лета, не пропускал даже вечно занятый своими изобретениями и замыслами величайший мастер нолдор.

Взобравшись в седло, Майтимо угрюмо трясся где-то в хвосте веселой кавалькады. Уж конечно, так неудачно начавшийся день не закончится для него ничем хорошим. А ведь он впервые решил принять участие в состязаниях лучников вместе с Турко! Конечно, теперь победит либо Тьелкормо, либо Финдарато, который выделялся среди своих родичей искусством стрельбы. Не то чтобы Майтимо  так не желал отдавать победу младшему брату или даже Финдарато, ибо победить должен достойнейший, но все же его грызло сожаление. Очень хотелось оказаться первым … не посрамить чести Первого Дома, раз уж он взялся за это дело.

По дороге они нагнали Финдарато и Артанис, которые почему-то не особенно спешили. Финдарато радостно улыбнулся родичам и махнул им рукой. Артанис тоже улыбнулась – но больше высокомерно, чем радостно. Она тоже участвовала в состязаниях – в беге, который шел после стрельбы. Она была уверена в своей победе – редко кто мог обогнать ее. 

Брат и сестра присоединились к хвосту процессии, заговорив с Майтимо. Возможно, Финдарато почувствовал его настроение и решил развеселить. Он всегда с особой приязнью относился к двум старшим сыновьям Фэанаро, хотя это чувство и не перерастало в горячую дружбу. 

- Ты тоже участвуешь? – спросил Финдарато, кивая на лук Майтимо. – А мы и не знали…

- Боишься проиграть? – фыркнул Майтимо.

- Ты же знаешь, мне не важна победа над другими. Победить себя – вот лучшее достижение. Я хочу лишь улучшить свое мастерство.

- Зачем же ты тогда участвуешь в состязаниях? Вот и стрелял бы где-нибудь в лесу, где никто не видит, - Майтимо не устоял перед искушением слегка поддеть родича.

- Понимаешь, - Финдарато на миг задумался, - я заметил, что когда состязаешься с другими, все твои способности обостряются – глаза становятся зорче, руки – сильнее, движения – точнее. А когда знаешь, на что способен – легче повторить собственное достижение. Сам поймешь, когда поучаствуешь. Поэтому я советую тебе не волноваться так – у тебя обязательно все получится. Хотя я знаю, что этот совет бесполезен – все равно все и всегда волнуются, и я тоже, - Финдарато весело улыбнулся.

За разговором они и не заметили, как достигли Большого Поля – места, где всегда проводились состязания Венца Лета. Майтимо, Тьелкормо и Финдарато отделились от остальной компании, направившись к месту, где собирались лучники. Артанис кивнула им, сказав на прощание Майтимо:

 - Да будет глаз твой зорким, а рука – твердой.

- Благодарю, - Майтимо  коротко поклонился. - Но не значит ли это, что  ты желаешь мне победить, а не Артафиндэ? – и он подмигнул двоюродному брату.

- Я желаю победить достойнейшему, - улыбнулась Артанис. – А брату я пожелала удачи еще дома.

Майтимо кивнул и принялся вновь проверять содержимое колчана и лук. Все было в полном порядке. Мишени уже расставили, и лучники, потихоньку собирались вокруг, пересмеиваясь, и осматривая луки и стрелы друг друга.

Майтимо увидел, как к ним поспешили двое старших сыновей Нолофинвэ – пожелать удачи перед состязаниями. Финдэкано устремился к нему, а Турукано – к своему другу Финдарато.

- Инголдо! – воскликнул он. – Ты непременно должен получить золотую стрелу! И поскольку я знаю, что только ради нее ты не приложишь всех усилий, то… - он выдержал длинную паузу.

- Что, Турьо? – посмеиваясь, спросил Финдарато. - Ты достанешь мне звезду Владычицы Варды или невиданную рыбу из глубин Владыки Ульмо?

- Нет! Лучше! – и Турукано многозначительно поднял палец. – Мы устроим пир и я испеку тебе праздничный пирог!

- О! – Финдарато причмокнул с самым довольным видом. – Это и правда лучше звезды!

Эльдар, слышавшие разговор, засмеялись. Всем было известно, что Турукано печет лучшие пироги во всем Валиноре, но делает это очень редко, ибо в отличие от других нэри не любит возиться на кухне.

- Ну что же, ради такой награды я не могу не постараться, Турьо - Финдарато с улыбкой посмотрел на друга.

- А мне нечего тебе предложить, Майтимо, - Финдэкано изобразил на лице притворное уныние. – Но я верю, что ты постараешься. И пусть победит достойнейший! – и улыбнувшись, он хлопнул старшего сына Фэанаро по плечу.

- А я не сомневаюсь, что победит мой Инголдо! – воскликнул Турукано. – Он – достойнейший, это все знают!

- А вот посмотрим! С Майтимо он еще не состязался!

- Инголдо лучше!

- Майтимо!

- Нет, Инголдо!

 - Нет, Майтимо!

Не найдя больше доводов, Турукано принялся шутливо тузить старшего брата. Тот притворно охал, делая вид, что сдается, но когда Турукано уже уверился в своем превосходстве, вывернулся от него, зашел за спину и потянул брата вниз за ворот. Тот потерял равновесие и упал бы, если бы Финдэкано не подхватил его.

- Вот так-то братец! Не празднуй победу, пока не победишь на самом деле!

Над полем пронесся чистый звук серебряного рога.

- Пора! Удачи вам обоим! – сказал Финдэкано и увлек младшего брата к скамьям зрителей.   

Лучники выстроились в ряд. Майтимо перехватил насмешливый взгляд Туркафинвэ, нашедшего себе место в противоположном от Майтимо конца шеренги. В ответ он только пожал плечами.

По знаку Ингвэ, Верховного Короля эльдар, герольды протрубили в серебряные трубы и прокричали о начале больших состязаний Венца Лета. Король Ингвэ поприветствовал уже готовых лучников и пожелал им зоркого взгляда и твердой руки. Участники состязаний поклонились сначала королю, а потом - всем зрителям, которые сидели на скамьях по краям поля. В ответ зрители захлопали в ладоши, подбадривая своих родичей и друзей. 

Всего мишеней было пять и пятеро участников, выбранных жребием, встали напротив них, а остальные отошли к краю поля. Майтимо выпала вторая очередь, как и Финдарато. Первое состязание было простым - попасть в центр мишени, отстоявшей на две сотни локтей...

Когда настала очередь второй шеренги, уже отстрелявший Турко все же соизволил пожелать старшему брату удачи. Майтимо краем глаза отметил и появление отца. Тот хмурился, о чем-то тихо разговаривая с Карнистиром.

Майтимо выкинул из головы обоих. Первая ступень, конечно же, была легкой. С этой задачей могли  справиться все участники, кто хоть когда-то учился стрельбе. Но таковы были правила.
Выпустив стрелу, и, разумеется, попав, он отошел в сторону, давая дорогу третьей шеренге.

Финдарато тоже легко поразил мишень и вновь отошел на место ожидания. Он увидел, что родители и братья (Артанис ушла переодеваться и готовиться к своим состязаниям) улыбаются ему и сам улыбнулся в ответ. Турукано махнул ему рукой, подбадривая. 

Майтимо видел взгляды и жесты, которыми был одарен Инголдо. Невольно оглянувшись на скамью отца, он увидел, что тот полностью поглощен разговором. «Делаю я что-то или не делаю, он всегда невозмутим.  Хотя нет. Он ведь считает, что так и должно быть. Или делай лучше всех, или не берись». Феанаро сам следовал этому закону, и учил этому же сыновей. Что толку желать удачи?  Тому, у кого кривые руки и полуслепые глаза, она не поможет. «И зачем я вообще решил участвовать в состязаниях? Мало, что ли, Турко? Победу отец воспримет, как должное, а в случае поражения бросит на сына укоризненный взгляд и отвернется».

Одному неудачливому эльда из Дома Нолофинвэ, не удалось поразить центр мишени - стрела прошла в дюйме от него, и лучник выбыл из состязаний. Может быть, стрелу отклонил легкий ветерок? Король Манвэ Сулимо иногда любил позабавиться...

Следующее состязание было сложнее - мишени отнесли еще на полторы сотни локтей. Теперь целиться следовало тщательнее, да еще и думать о силе, оттягивая тетиву как можно дальше. Майтимо сосредоточился на цели, оставив позади мысли о чем-либо ином. Он делает это, потому что он так хочет, а не для того, чтобы кому-то что-то доказать.  Вдох, стрела сорвалась с тетивы, белое оперение сверкнуло на свете Лаурэлин, и стрела по дуге опустилась в центре мишени.

Майтимо увидел, как Финдарато широко улыбнулся ему и кивнул, подбадривая новичка. «Вот видишь, у тебя все получается», - как будто говорил он. Майтимо ответил ему улыбкой и вскинул руку с зажатым  в ней луком.
Для следующего этапа следовало немного увеличить натяжение лука. В этот раз он дотянул тетиву до предела. Майтимо отошел, что б подправить тетиву и выбрать стрелу. Теперь годились лишь лучшие из лучших отобранных.

Теперь выбыло еще пятеро участников - и тут на шутки Владыки Манвэ ничего списать было нельзя - ветра почти не было. Осталось всего четырнадцать лучников.

Следующая ступень была сложнее - следовало поразить все пять  мишений одну за другой, с определенной скоростью - не более, чем за пятьдесят ударов сердца. Тут лучники выступали по одному. Майтимо выпало быть первым, Финдарато – пятым, Тьелкормо – десятым ...

Майтимо  сделал пять выстрелов, выхватывая из колчана стрелы одну за другой и направляя их не столько зрением, сколько чувством и желанием. Все пять стрел поразили свою цель. Это было даже легче, чем на полном скаку. Он заметил, что Финдарато говорил правду – все удавалось ему куда лучше, чем на тренировках. Казалось, что хроа все делает само, даже не нуждаясь в управлении фэа…

Из четырнадцати лучников испытание прошли только восемь, включая Майтимо и Туркафинвэ.  И чем меньше их оставалось, тем спокойнее почему-то становилось у первенца Фэанаро на душе. Майтимо не раз видел, как проходили эти состязания, но сам решился участвовать впервые. И был странно поражен переменами, которые почувствовал в себе. Он знал, что это лишь игра, а цель ее -  всеобщее веселье и веселье победителя. Но отчего-то, он не чувствовал азарта, как Туркафинвэ, или легкости, которой лучился Финдарато, и веселья, и радости от свершенной победы остальных. Майтимо сосредоточился, как всегда сосредотачивался на чем-то очень важном, оставив иные помыслы и чувства позади. Он чувствовал странное спокойствие и больше ничего.

Последний этап состязаний был самым сложным. Теперь необходимо было выпустить лишь две стрелы - но так, чтобы первая попала в центр мишени - а вторая - расщепила первую. Не всегда это кому-то удавалось, а если удачливых стрелков было несколько, то победителем называли самого быстрого из них - кто потратил на оба выстрела меньше всех времени. На сей раз первым шел Туркафинвэ, Финдарато - седьмым, а Майтимо - последним...

Турко сделал оба выстрела, пока сердце Майтимо сделало всего пять ударов. Он был уверен, что победа достанется или брату, который в отличии от самого Майтимо, не пропадал в кузне, а пропадал на охоте, и не сам, а в свите Оромэ. Майтимо от такой чести отказался, сославшись в свое время на занятость. Не объяснять же Великому Охотнику, что пока в доме Финвэ, достаточно одного сорвиголовы, то есть Туркафинвэ. Хотя близнецы, кажется, скоро станут такими же…

Или Финдарато, который редко уступал в зоркости и легкости руки его азартному младшему брату.


Ни одному из следующих пятерых лучников не удалось расщепить первую стрелу. Теперь Майтимо следил за Финдарато и увидел, как тот глубоко вздохнул, сосредоточившись и выпустил обе стрелы. Попал! И ... тот же результат, что и у Турко!

Майтимо выдохнул. Сейчас он опозорится и отец... Да к тьме все это... Он сделает все от него зависящее. Он заставил себя успокоиться. Азарт или что-то еще подтолкнуло его. Словно видя все со стороны, с какой-то холодностью, отрешенно, он замер, ожидая сигнала. Мигнул. Через несколько ударов сердца он удивился наступившей тишине. Тряхнув головой, он огляделся.

Мишень лежала на земле, обломки стрелы, пронзенной второй стрелой, лежали по обе стороны "сраженного противника". Майтимо на миг ощутил какой-то странный холод. Отогнав размытое видение, он огляделся. Первым опомнился Турко, с известной всем горячностью он подскочил к старшему брату, встряхнул его и хлопнул по плечу. Майтимо улыбнулся.

Он обернулся туда, где сидел отец, ища его взглядом. Он увидел радостного Макалаурэ, и Атаринкэ, и даже близнецов-непосед, но нигде не увидел отца. Майтимо тихонько вздохнул, принимая поздравления.

Широко улыбаясь, Финдарато подошел к нему.

- Майтимо, мне кажется, состязания больше незачем проводить. Такой выстрел не повторится никогда! - Было видно, как старший сын Арафинвэ искренне радовался за родича.

 - Я не нарочно... - Майтимо только по смеху вокруг понял, что ляпнул что-то не то.
- В смысле, я хотел сказать, что мне жаль. Нет, Финдарато, состязания надо проводить, хотя бы для того, чтобы эльдар было веселее.

Майтимо попытался почувствовать радость от победы. Ее не было. Отец не видел как он превзошел всех!
Впрочем, он бы в лучшем случае лишь скупо улыбнулся.

Он повернулся, чтобы уходить.

- Куда ты, Майтимо? - Финдарато тронул двоюродного брата за руку. - А золотая стрела?

- Да, конечно, - Майтимо неохотно остановился. 

Серебряные трубы вновь запели, обозначая конец состязаний. Лучники быстро образовали клин, на острие которого оказался Майтимо - победитель состязаний, два места за ним заняли Тьелкормо и Финдарато.  После этого воцарилась тишина, ибо заговорил король Ингвэ.

- В состязании лучников Венца Лета победа присуждается Нэльяфинвэ Майтимо, сыну Куруфинвэ Фэанаро. Прими же эту стрелу, Нэльяфинвэ, пусть глаз твой всегда будет зорок, а рука - сильна, - золотоволосый король улыбнулся и добавил менее торжественно. - Никому еще не удавалось сделать такого выстрела. Воистину, ты достоин своего отца. 

 - Благодарю тебя, владыка Ингвэ. Для меня честь оказаться достойным столь высокой награды. – Даже самому Майтимо было неясно, имеет ли он в виду стрелу или слова о подобии отцу. Майтимо поклонился, приняв стрелу из рук верховного короля эльдар.  И высоко поднял ее над головой под ликующие крики эльфов.

Дома Арафинвэ и Нолофинвэ тоже радостно хлопали победителю. Турьо быстро пробился к Финдарато и сказал:

- А пирог я все равно испеку! Ты превзошел сам себя! Тебя, Нэльяфинвэ, я тоже приглашаю к нам.

- На праздник? Благодарю, Турьо, если отец отпустит, непременно приду.

Турукано удивленно поглядел на Майтимо, но ничего не сказал. Подоспевший Финдэкано бурно радовался успеху друга и насмешливо подтрунивал над проигравшим младшим братом. Кажется, он заметил печаль Майтимо, но посчитал, что она скоро пройдет.

Мишени быстро убрали и трубы герольдов объявили о втором состязании - беге на двести и триста локтей. Король Ингвэ пожелал бегунам легкого шага и глубокого дыхания.

В этом состязании участвовали и нэри, и нисси одновременно. Всего набралось тридцать участников - двадцать пять нэри и пятеро нисси. Все они оделись в легкие штаны и туники - ибо платья мешали бы нисси бежать. Артанис помахала родичам рукой, потом встала на свое место - ближе к правому краю поля...

Майтимо, направившийся к местам, где сидели его родичи, остался в одиночестве, братья куда-то разошлись. Он сел на одну из скамей, став из участника зрителем. И  тихо ахнул,  внезапно увидев среди бегунов Карнистира. Вот уж кого он не ожидал там увидеть! Младший брат оказывается все же решился. Вспомнив, как несколько дней назад он встретил его рано утром, спешащего в свою комнату, и вид у того был, словно тот пробежал не останавливаясь несколько миль.  Теперь Майтимо понимал, что тот тренировался. Разумеется, когда его мог бы увидеть отец, не любивший, когда кто-то из сыновей не занят делом. Майтимо махнул рукой, когда взгляд брата скользнул по зрителям. Карнистир махнул в ответ.

Но брату не повезло так, как ему самому. Легконогая Артанис оказалась впереди него и в первой ступени состязаний, и во второй. Правда, Карнистир отстал от нее лишь на два удара сердца и пришел вторым. Что же, тоже совсем неплохо для первого раза!
 
Оглянувшись по сторонам, Майтимо увидел, как Финдарато так бурно выражал свою радость от победы сестры, что чуть не упал со скамьи. Если бы не отец, со смехом удержавший его – не миновать бы его первенцу падения!

Гордая Артанис, переодевшись после состязаний в белое платье, расшитое золотой нитью, приняла из рук короля Ингвэ награду – золотую чашу. Король же добавил, что с превеликой радостью вручает награду не только быстрейшей, но и прекраснейшей из нолдор.

Карнистир в числе прочих поддержал  всеобщее ликование. Он не был завистлив.
                               
- Ты очень хорошо бежал, - Майтимо тихо подошел к нему, чтобы поддержать, если брат расстроен.
                               
- А, спасибо старший брат, - Карнистир усмехнулся, - ты же знаешь, от отца нужно уметь убежать, - шепнул он, и оба тихо засмеялись.

Яркий свет Лаурэлин внезапно затмился, со всех сторон повеяло ледяным холодом. Фигуры эльдар вокруг застыли и начали расплываться, как видения после окончания песни искусного менестреля.

- Вздумал бежать от меня в грезы и воспоминания, Фэанарион? – знакомый ненавистный голос раздался, кажется, прямо с почерневшего неба. – Не вышло. Ты будешь видеть лишь то, что позволю я.

Лицо узника во сне исказилось, он застонал, ибо следующая греза была совсем иной…

[Juliana›]

Маханаксар – Круг Судеб у врат Валмара – здесь решаются судьбы всех живущих в Валиноре. Лишь для важных советов собираются здесь Валар … и чаще всего не о радости и счастье говорят здесь они. Но сегодня лица собравшихся особенно мрачны – сегодня здесь будет суд. Суд над нолдор, вернувшимися из Арамана. Преданные родичами, не смогли они найти иного пути в Средиземье, кроме Хэлькараксэ – перешейка Вздыбленного Льда – но не решились они следовать по нему, устрашившись льда и мороза. Вернулись они в Валинор … где ждали их жертвы и судьи. 

Преступники, участвовавшие в битве, закованы в цепи. Многие из них добровольно пришли сюда – но есть и те, кого пришлось тащить силой. А некоторые бежали в ледяную пустыню или бросились в жестокое море, страшась суда Валар. Но Финдэкано, вождь злосчастного отряда, пришел сам. Он стоит первым, сгорбившись от груза вины и отчаяния.

Намо Мандос выносит приговор.

- Те, кто слышал мое пророчество и не вернулся, но не участвовал в битве – да будут изгнаны навеки из пределов Валинора! Им будет позволено поселиться в северных горах – но никогда не видеть им ни Тириона, ни Валмара. Запрещено и другим жителям Амана общаться с изгнанниками.

Поникли плечи Нолофинвэ – навеки утратил он родину, поддавшись призывам брата и сына. А теперь и его народу, что верил ему, никогда не вернуться домой, предстоит им печальная участь – медленно угасать в бесплодной северной пустыне.

Теперь Мандос обратил суровый взор на убийц:

- Неправедно пролили вы кровь друзей и родичей, запятнав блаженную землю Амана, нарушив волю Валар. За это будете заключены вы живыми в Чертоги Мандоса. Долгие века пребудете вы там, и никакие мольбы о прощении не спасут вас. Ты же, Финдэкано, сын Нолофинвэ, будешь заключен там навеки, до Конца Арды – ибо твоя вина, как вождя, больше, чем у других. Не будет вождь-убийца больше ступать по земле Амана. Никогда не видеть тебе родичей, никогда не зреть света звезд, никогда не вдохнуть вольного ветра. Если же решишь ты добровольно расстаться с жизнью – то лишь сменишь одну темницу на другую – ибо и дух твой будет заключен в моих Чертогах навсегда.

Многоголосый крик поднялся над собравшейся толпой – то плакали родичи и друзья будущих узников Мандоса. Но раздавались и другие крики – проклятия убийцам.

Плачет Луиниль, жена Ольвэ, ибо их старший сын недавно умер от жестоких ран, нанесенных ему в Альквалондэ. Ей вторит Эарвен – оплакивая погибшего брата и участь изгнанных детей.

- Проклятие нолдор! Проклятие убийцам! – кричат одни.

- Проклятие Первому Дому! Проклятие лжецам и предателям! – шепчут другие.

- Проклятие тебе, предатель, притворявшийся другом, -  шепчет Финдэкано, уводимый на север, к Чертогам Мандоса. – Из-за тебя и твоего отца я пролил невинную кровь, из-за вашего предательства не смог дойти до Эндорэ. Проклятие вам за всех погибших и за наши погубленные жизни!  Пусть поглотит вас Вечная Тьма!

***

Светильники-кристаллы накрыты легкой тканью – комнату поглотил сумрак. Две женщины сидят здесь в тишине – им нетрудно молчать вместе, ибо друзьям не всегда нужны слова, чтобы понимать друг друга. Одна из них, прекрасная и золотоволосая, откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Другая, чьи волосы от падающего неяркого света отливают медью, сидит за столом, опершись подбородком на руку – лик ее мрачен и суров.

Золотоволосая открывает глаза и с тревогой смотрит на подругу. Она чувствует, что та из последних сил сдерживает рыдания. Чтобы утешить и успокоить ее, золотоволосая принимается тихо напевать мелодию без слов – простую, но прекрасную, как журчание ручейка. Но вопреки ее ожиданиям лицо рыжеволосой искажается гримасой гнева.

- Пой любую песню, государыня Индис, только не эту!

- Но почему, милая Нэрданэль? – Индис удивлена. – Я думала, песня твоего сына, Кующего Золото, утешит тебя…

- Мои сыновья не могут быть убийцами и предателями. А раз те, кого родила я, оказались такими – то они не сыновья мне! Я отрекаюсь от них и от их деяний! Будь они прокляты вместе с отцом своим!  Пусть поглотит их Вечная Тьма!

 ***

Небольшой отряд эльфов на краю чужого леса. Деревья вокруг шепчутся, но в этом шепоте слышно не дружелюбное любопытство, а злоба и ненависть. Воины не могут уснуть, тревожно вглядываясь во тьму, а это значит, что завтра у них будет меньше сил для похода и возможного боя. Они бы не стали заходить в этот враждебный лес по своей воле, но предводитель Дома Фэанаро приказал отправиться туда искать союзников против Моринготто. Но Арандуру, кано отряда, не кажется, что они найдут здесь союзников - скорее наоборот...

И его предвидение исполняется - с пугающей точностью. Вдруг из леса на отряд сыпется ливень белоперых стрел. Они находят щели в доспехах и безжалостно впиваются в тела. Не все воины даже успевают выхватить мечи.

А деревья... деревья оживают. Их узловатые руки-ветви так могучи, что с легкостью давят воина в доспехе, будто гнилой орех. А ноги-корни топчут упавших, не давая им подняться. Мечи бессильно отскакивают от твердой коры - на земле валяются лишь небольшие щепки и несколько деревянных пальцев...

Вскоре отряд уничтожен - лишь Арандура, признав в нем командира, берут в плен. И тогда он видит доселе незримых доселе стрелков - это эльфы в зеленых и бурых одеждах...

Пленника приводят в подземный чертог и ставят перед королем. Лик короля суров и мрачен. Он разглядывает нолдо, не произнося ни слова.

Арандур первым не выдерживает тяжелой тишины:

- Зачем вы напали на нас? Мы хотели вступить с вами в союз против Моринготто. Мы прибыли из-за Моря...

- Я знаю - как знаю и всю правду о ваших деяниях за Морем. Не желаю я вступать в союз с убийцами наших родичей, более того - я поклялся отомстить за их кровь. Не будет меж нами мира! Так и передай своим владыкам - я лишь затем пощадил тебя, чтобы ты мог сказать им это...

Весь Север пылает в огне войны - то не орки жгут мирные поселения, то эльдар сражаются меж собой, не щадя никого... 
***

Он со стоном открыл глаза, вперившись почти невидящим взглядом в потолок. Мороки, морготова марь, наваждение! Он не верит ничему, что увидел. Или верит? Финдэкано и мать не могли проклясть его и пожелать очутиться в Вечной Тьме. Или могли? Другие же проклинали их даже еще до того, как отец тайком увел корабли…

 Но горестные мысли не помешали Маэдросу заметить, что он очнулся вовсе не в знакомой камере, а в какой-то странной пещере. Потолок ее уходил на недосягаемую для взгляда высоту, теряясь во тьме. Но сама пещера была освещена каким-то серым полусветом, хотя его источник был неясен. Маэдрос пошевелился. Паче чаяния он был свободен – ни цепей, ни веревок. Очередной морок? Или еще одна ловушка Моргота? Стоит ли играть в его игру? Или остаться на месте, закрыть глаза и… увидеть очередное отвратительное наваждение? Нет! Лучше встать и пойти… куда-нибудь.

Так он и сделал. Где-то далеко впереди черным пятном маячил …выход? Ну что же, какая-никакая, а цель. И Маэдрос пошел вперед, иногда оглядывая стены в поисках других выходов или чего-нибудь еще.

Сначала стены были просто каменными стенами – не слишком ровными, но явно вырубленными руками разумных … или полуразумных. Потом на них стали попадаться странные … картины, нет, скорее, барельефы, вырезанные в камне. Сначала это были грубые подобия лиц, потом они стали все больше походить на настоящие, вот они уже почти живые, как будто точные портреты. И они не спокойны, о нет! Каждое лицо было искажено – гневом ли, алчностью, жестокостью, болью или смертной мукой… 

 Маэдрос попытался оторвать от них взор – но это ему не удалось,  взгляды каменных ликов, казалось, приковали его взгляд к себе и он содрогался в ужасе, ибо вскоре они перестали быть незнакомыми…

Вот все его шестеро братьев – это их лица, искаженные яростью и гневом битвы, злой радостью от сожжения кораблей… А вот лицо его отца – и здесь смешались и гнев, и ярость, и алчность, и боль, и смертная мука… А вот лица убитых им в Альквалондэ – и изумление от предательства видит он в них, и ненависть, и мрачную радость от гибели врагов…

Не выдержав их взглядов, вскрикнув, он побежал вперед, к черному пятну…

… чтобы упасть в воду. Барахтаясь, он выплыл на поверхность. Но странный у воды вкус – соленый, с металлическим привкусом. И запах… Так пахнет… да, свежепролитая кровь. Он плывет в море крови! В ужасе он забил руками и ногами, чтобы побыстрее выбраться отсюда, уйти…

И увидел ступени, ведущие куда-то вверх, в узкий проход в стене. Он поднялся, держась руками за стены. Маэдрос двигался, почти ничего не различая, ощупывая босой пяткой ступень за ступенью.

Толкнув... дверь?.. наверху Маэдрос оказался окутанным со всех сторон белым сиянием. Резкой болью свет ударил по глазам прежде, чем нолдо успел закрыть их.


Пронзенный слепящим светом, от которого не спасали ни веки, ни даже ладони, чувствуя, как свет выжигает его разум, он принялся бежать, не разбирая дороги, впрочем здесь и не было дорог... И рухнул во тьму...

Падал он недолго. Во всяком случае недостаточно для того, чтобы разбиться... если здесь можно разбиться. И упал на что-то мягкое, скользкое и мокрое. Грязь! Он ощутил, как она подалась под ним. Маэдрос вспомнил, как когда-то давным-давно, на охоте, видел, как в болоте на севере Амана тонул олень, загнанный их гончими в трясину. Кэлва отчаянно барахтался, пытаясь выбраться, но болото неумолимо засасывало его. Как назло у Маэдроса - единственного охотника, вырвавшегося далеко вперед и догнавшего зверя, кончились стрелы, и он не мог даже прекратить мучения животного. Он лишь стоял и смотрел, не в силах оторвать взгляда от того, как вонючая жижа поглотила сначала тело, а потом и голову злосчастного оленя. Наверное, он сейчас утонет так же ... как ему не хочется такой смерти - если это смерть! Но судя по всему, это будет не смерть, а очередной отвратительный морок Врага. А может быть, болото - это безумие, в которое он постепенно погружается? Трясина уже засосала его по грудь... по шею. Он знал, что барахтаться нельзя, тогда он лишь быстрее утонет... но тело не слушало доводов разума. Он забил ногами, с трудом вытащил из грязи правую руку, тщетно ища, за что бы ухватиться... все бесполезно. Чувствуя, что сейчас грязь забьет ему рот, он отчаянно закричал, призывая на помощь - родичей, друзей, хотя знал, что никто не придет...

... И ощутил крепкую хватку другой руки. Неизвестный друг с невиданной силой быстро тащил его вверх, вытягивая из липких объятий трясины. Вот он подхватил его другой рукой и Маэдрос очутился на чем-то твердом. Он кое-как протер глаза, залепленные грязью и с изумлением увидел ... Келебрина!

- Как ты...? Где...? - он с удивлением оглянулся. Они стояли по колено в какой-то серой полумгле. Маэдрос ничего не видел, кроме полускрытой туманом фигуры друга.

- Но ... ведь ты... - в его голосе вспыхнула отчаянная надежда.

Келебрин покачал головой.

- Нет, я и правда мертв, Майтимо. Я сейчас - дух, фэа, лишенная плоти. Мы в Незримом Мире. Ты очутился здесь потому, что заблудился в грезах и мороках и тело твое лежит в беспамятстве в подземелье, а я - потому что умер. Все, что ты видел только что – это мороки, навеянные чарами Бауглира.

- Я так и понял… Но почему ты не ушел в Мандос? Он не пустил тебя? - в голосе Маэдроса послышался страх. Если Моргот имеет такую власть даже над духом...

- Нет, у Бауглира нет власти над фэар... если они сами не согласились служить ему. Я остался по собственной воле. Я чувствовал твое отчаяние, после того как...

- Прости меня!

- Мне не за что тебя прощать. Виновник здесь лишь один - тот, кто принес в мир смерть и искажение... И как видишь - я не зря это сделал! - Келебрин слабо улыбнулся. - Если бы не я - ты бы заблудился в мороках, впал в отчаяние и быть может, потерял разум. А теперь - я оградил твой разум от его наваждений, хотя у меня это получилось не сразу, а только когда ты позвал на помощь друзей. Он не сможет пробить защиту у нас обоих.

- Снова ты жертвуешь собой... Ведь ты бы мог уйти в Мандос, потом возродиться и не знать ни печали, ни горя в Амане! А теперь - пустят ли тебя туда?

- Я чувствую, что мне дозволено задержаться здесь. Хотя ... я бы сделал то же самое, если бы и не знал этого.

Маэдрос вздохнул. Что же... он не может не принять эту помощь, хотя и считает себя недостойным ее - после того, как он поступил с Келебрином. Но сейчас он хотя бы сможет обсудить с ним то, что мучило его с начала морготовых мороков. 

- А ты видел все, что он мне показывал?

- Да. Твои видения были открыты всем, кто может видеть Незримый Мир.

- И... как ты думаешь - все это правда?

Келебрин печально посмотрел на него.

- Я не могу знать точно. Но ты ведь знаешь, что он - Отец Лжи! Не забывай об этом! И... ты уверен, что он может знать то, что происходит или происходило в Валиноре - если это не рассказали ему?

- Он же могущественнейший из жителей Эа! Хотя... об Альквалондэ он узнал только от меня... когда подстроил мне ловушку.

И Маэдрос быстро рассказал вопросительно глядящему Келебрину о своем ложном спасении и о темном майя в обличии эльда.

- Вот видишь! - воскликнул Келебрин, дослушав рассказ. - Он все узнал только от тебя - значит, не мог узнать по-иному, с помощью лишь силы своего духа! Значит все, что он показал тебе - ложь, его отвратительная выдумка! 

- Возможно, ты и прав, друг. Но вдруг - он угадал правду? Финдэкано и правда стал убийцей ... из-за меня, а Валар ... не могли не предать убийц суду. И мама... - он на миг запнулся - это видение было самым тяжким. - Отец рассказал мне об их последнем разговоре. Все это может быть правдой.

- Я не знаю ни Финдэкано, ни твоей матери. Но я знаю короля Элу и королеву Мэлиан! Они никогда - слышишь, Майтимо, - никогда первыми не нападут на других эльфов - даже из мести! Дориатрим никогда не сделают этого! - Келебрин на миг умолк, затем продолжал более тихо:

- И в правдивости всего остального я тоже не уверен. Бауглир ведь судит только по себе - ему неведомы ни жалость, ни сострадание, ни способность прощать. Он не знает ни любви, ни дружбы. Он не понимает, что можно осуждать злое деяние, но не осуждать того, кто из отчаяния, недомыслия или в полубезумии совершил его!

Горячая убежденность Келебрина передалась и Маэдросу, заставив его ощутить слабую надежду. Моргот стремится сломить его - пытая тело, мучая дух страхом и отчаянием. Конечно, он не остановится перед тем, чтобы солгать ему... Хотя Маэдрос никогда не забудет этих видений. И пока не узнает истину - всегда будет сомневаться.

Он почувствовал, что в глазах темнеет и он проваливается куда-то вниз - видно, тело призвало его дух к себе и сейчас он очнется. До него донесся далекий голос Келебрина:

- Не отчаивайся - теперь ты будешь не один! И помни об эстель!

И он проснулся.

[John›]

Очень жёстко. Нелохо. Только фразу "тебе ведаешь вежество" стоит поправить.

[Juliana›]

Проснулся на чем-то мягком и чистом, одетый, и укрытый сверху одеялом. Он пошевелился - руки и ноги были свободны, но ледяной ошейник был все еще на нем. Маэдрос медлил открыть глаза - он не сомневался, что находится в Ангбанде, а Моргот вновь приготовил ему очередное отвратительное испытание. Хорошо бы уснуть так, чтобы во сне не было ничего, кроме тишины и темноты... но вряд ли ему это позволят. И хватит праздновать труса! Любую опасность он привык встречать лицом к лицу, неужели Враг уже сломил его, что он боится даже открыть глаза! Кроме того... если последняя часть его видений была правдой - он здесь не один.

"Келебрин!" - мысленно позвал он.

"Я здесь", - откликнулся знакомый голос или, скорее, призрак голоса. "Я здесь и охраняю твой разум, Майтимо, как и обещал. Глазами из плоти ты не увидишь меня, но я рядом".

Маэдрос почувствовал теплое прикосновение чужого разума - это было похоже на разговор по осанвэ с далеким невидимым собеседником. Что же, новые мороки ему не грозят, а всего остального он больше не боится. Может быть, Моргот решил поиграть в "доброго хозяина" и cнова начнет соблазнять его властью, богатством и тому подобной ерундой? Маэдрос усмехнулся. Во всяком случае, он отдохнет немного, пока Черный вновь не потеряет терпение.

Он открыл глаза и уткнулся взглядом в черную ткань. Балдахин на кровати! Он раздвинул занавеси и огляделся.

Комната была пуста. Она была довольно большой - до потолка - футов пятнадцать, в длину - двадцать пять, в ширину - двадцать. Потолок - обычный тесаный камень, но на стенах висели драпировки эльфийской работы. Подобраны они были без всякого вкуса, явно только по одному признаку - побольше золотого и серебряного шитья и потолще. Оно и правильно - от каменных стен тянуло холодом. Драпировки были грязными, кое-где порванными и даже прожженными. Почти посередине комнаты стоял длинный, грубо сделанный деревянный стол, ничем не покрытый. Столешница изрезана ножом. На столе - серебряный кувшин и несколько изящных кубков и тарелок в соседстве с грубыми оловянными кружками. Рядом со столом стояли разномастные сиденья - широкое массивное кресло из дерева, явно сделанное теми же руками, что и стол, изящный резной стул, несколько колченогих табуреток и даже простая деревянная колода. В углах кучами лежали какие-то вещи - можно было различить несколько красивых золотых статуэток,  а с ними по соседству - грубо вырезанного идола, с вытаращенными глазами и отвратительно ухмыляющимся ртом. Пол был довольно грязен, а вещи в углах покрыты пылью и паутиной. 

При виде изящных эльфийских изделий сердце Маэдроса встрепенулось. Награбленная добыча, политая кровью сотен жертв! Моргот перед уходом из Форменоса опустошил сокровищницы и точно так же его алчные слуги, несомненно, забирали все ценное в разоренных поселениях синдар. Интересно, кто же обитал в этой комнате раньше? Судя по грязи и беспорядку - орк, а судя по награбленному богатству - рангом не ниже сотника.

Маэдрос спустил босые ноги на холодный каменный пол и сделал несколько неверных шагов. Его шатало от слабости, но раны лишь слабо ныли - должно быть, он провалялся в беспамятстве довольно долго. О нем позаботились - под черной рубахой он нащупал несколько повязок. Он подошел к массивной каменной двери - заперта снаружи, как и следовало ожидать. Нолдо задумчиво посмотрел на сваленное в углах добро. Вряд ли здесь будет оружие ... но кто знает? Преодолев отвращение, он принялся копаться в беспорядочных кучах. Но это оказалось бесполезным - изящные статуэтки, фибулы для плащей, писчие перья, блюда, кубки и кувшины, металлические обложки для книг - без единой страницы внутри - все эти вещи, золотые и серебряные, украшенные самоцветами, тонкой чеканкой и рисунками, но часто изломанные и покореженные, никак не могли послужить оружием. Хоть бы один самый завалящий кинжал! Но нет, видимо, Моргот не желал неожиданностей. Разве что огреть стражника по голове вот этим массивным деревянным идолом, потом отобрать у него оружие... Но сейчас Маэдрос не чувствовал в себе силы справиться даже с одним самым завалящим орком - а он вряд ли будет один. Попозже, когда он окрепнет. Эта затея вряд ли увенчается успехом - но это не означает, что Маэдрос не попытается.

Вздохнув, он присел на резной стул, когда дверь со скрежетом открылась. Но вместо ожидаемого орка-стража в комнату вошла невысокая стройная нис с подносом. Изумленный Маэдрос смотрел, как она расставляет блюда и кувшины на столе, а потом, даже не взглянув на него, разворачивается и уходит. 

- Постой! - оправившись от удивления, Маэдрос бросился за незнакомкой, но дверь со стуком захлопнулась и тут же заскрежетал засов.

"Кто бы это мог быть? Еще одна пленница? Или снова слуга Моринготто в ложном облике? Или?.." Маэдрос припомнил, что ему еще показалось странным в гостье. Ее движения были не плавными, как у любого эльфа, а дергаными, будто у марионетки на ниточках. И глаза... Они смотрели в никуда, смотрели, но не видели...

"Келебрин! Ты видел ее?"

"Да. И кажется... в ней есть что-то знакомое... Но я не уверен".
 
Вечером девушка пришла снова. Она убрала пустые чаши и тарелки и поставила вместо них полные. Затем она повернулась к Маэдросу и заговорила ровным бесцветным голосом:

- Дай мне позаботиться о твоих ранах.

Маэдрос вздрогнул от этого голоса, в котором не чувствовалось даже тени живой души. Он не стал противиться – вряд ли будет лучше, если она позовет десяток орков – и сам снял рубаху.

Девушка неловкими рваными движениями размотала повязки, намазала рубцы какой-то остропахнущей мазью и вновь перевязала их. Она даже не пыталась смягчить боль при этом «лечении» – отрывала ткань, прилипшую к полузажившим ранам так, будто перед ней было не живое тело, а нечто бесчувственное. Ее прикосновения были отвратительны, хотя это были не жесткие лапы орков, а мягкие эльфийские руки – Маэдросу казалось, что к нему прикасается сам Моргот. Он морщился от боли и отвращения, но терпел.   

После ее ухода он сразу же услышал зов Келебрина.

«Увы, Майтимо, я узнал ее», - мысли друга были наполнены печалью. «Это Альквэн из Дориата. Некогда мы гуляли вдвоем по прекрасным лесам… Она пропала еще после Великой Битвы, когда король Элу собирал свой народ под защиту Завесы. Ее друзья и родичи, и я сам долго искали ее, а потом оплакали как погибшую … так вот, что с ней сталось! Лучше бы она и в самом деле погибла… Теперь она под властью Бауглира».

«Ты пытался поговорить с ней?»

«Это невозможно. Ее душа как будто укутана черным саваном, за который не может проникнуть ни одна мысль. Может быть, она и вовсе уничтожена…»

«Нет, Келебрин, фэа невозможно уничтожить – так говорили Валар и здесь я верю им».

«В любом случае, моих сил недостаточно, чтобы попытаться спасти ее», - в его призрачном голосе послышался отзвук рыдания. «Прости, я не могу сейчас говорить с тобой…»   

Маэдроса объяли такие отвращения и тоска, которых он еще не испытывал здесь. Мысль о том, что Моргот может сделать из эльда покорную своей воле куклу была непереносима, а еще хуже было то, что его жертвой стала слабая женщина. Кто знает, как и чем он запугал ее, что она отдала свою душу ему во власть! А теперь он использует ее для своих черных замыслов – ибо, конечно же, он послал ее к нему не просто так…

***

Дни проходили за днями, но ничего не менялось. Альквэн все так же приносила еду и воду и перевязывала раны Маэдроса, почти ничего не говоря. Зато он взял в привычку благодарить ее, хотя и сомневался, что она его слышит. Что же, хуже от этого не будет…

Но в один из дней в дверь проник знакомый леденящий душу холод. Владыка Тьмы пожелал навестить пленника… В комнату кроме него зашли десятка два орков и Альквэн. Усевшись на массивное кресло, Моргот поманил ее к себе:

- Иди сюда, - он указал девушке место рядом с собой. Она подчинилась, двигаясь так же неровно
 как и раньше и застыла на указанном месте - руки вдоль тела, глаза опущены вниз. После
 этого Моргот обратил свой темный взгляд на Маэдроса.
                               
- И снова приветствую тебя, Фэанарион. Вижу тебе не по нраву и то, что с тобой сейчас обращаются, как с дорогим гостем?

- Мне безразлично, как со мной обращаются, пока я здесь, - ровным, ничего не выражающим голосом ответил Маэдрос. - Тут или внизу ... все едино.

- Ложь, Фэанарион, ложь. Вы, мирроанви, слишком привязаны к своему телу, чтобы не обращать внимания на его ощущения.

Маэдрос угрюмо молчал. Он слишком хорошо понимал, что будет дальше: издевательские насмешки, обещания щедрой награды, угрозы, попытки запутать его и привести в отчаяние с помощью то ли правды, то ли правдоподобной лжи - наподобие тех мороков, что мучили его совсем недавно. Потом Моргот потеряет терпение и вновь прикажет бросить его в подземелье и терзать пытками...

Черный Владыка прервал затянувшееся молчание:

- Фэанарион, неужели ты хочешь провести остаток своей жизни - а она будет долгой, очень долгой, ибо я не дам тебе умереть - вопя от боли в моих подземельях? Не лучше ли тебе покориться? Вспомни, что ждет тебя тогда - богатство, почет, власть. Даже свобода - если ты не будешь нарушать моих приказов. Да и жизнь твоих родичей я обещаю сохранить ... если ты этого пожелаешь.

Маэдрос рассмеялся - так весело и искренне, как ни разу еще не смеялся в этих мрачных стенах.

- Моринготто, ты еще глупее, чем я думал. Богатство? В Валиноре я пригоршнями раздавал друзьям самоцветы, а золото ценил меньше, чем железо, ибо она слишком мягкое - а ты думаешь соблазнить меня жалким краденым добром? Почет? Кто будет меня почитать - твои несчастные слуги, у которых нет собственной воли? Власть? Власть кукольника над марионетками меня не прельщает. Свобода? В этих подземельях, в оковах я более свободен, чем буду у тебя на службе. А мои родичи... предпочтут смерть той жизни, которую дашь им ты. Тебе нечего мне предложить, Черный.

- Ты уверен? А если ... я предложу тебе за службу Сильмариль?

Маэдрос вздрогнул. Сильмариль, возможность вернуть его и выполнить Клятву! Спасти себя, отца и братьев от Вечной Тьмы! На миг он заколебался… но всего лишь миг. Нет. Служба у Черного – такой же верный путь во Тьму. И не для него одного. Да и нельзя верить Морготу – он, может, и отдаст Камень, но непременно измыслит способ его вернуть…

- Нет, Моринготто. Я больше не верю тебе. Да и не так мы выполним свою Клятву – я знаю это.

- Как же ты глуп и упрям, Фэанарион. Неужели ты не понял, что я – сильнее всех в Эа? Один лишь я – Владыка Арды и судеб всех, кто живет в ней!

- Лжешь, Моринготто. Есть Тот, Кто Превыше Всего. Он сильнее тебя.

- А-а-а, ты говоришь о так называемом Творце всего сущего, - насмешливо протянул Моргот. – Да, тебе рассказали о нем … лживую сказочку. Разве ты когда-нибудь видел или слышал его? Разве он когда-нибудь пришел на помощь тебе или кому другому? Все это – не более чем ложь, которой проклятые Валар запугали вас, чтобы удержать собственную власть. Как же – ведь они, якобы, посланники самого Творца! – Моргот ухмыльнулся. – Ложь, одна лишь ложь. Существуй этот Творец на самом деле – он не дозволил бы мне искажать и уничтожать его творения. А он дозволяет. Ты думаешь то, что ты испытал здесь – это все, на что я способен? О, нет. Взгляни на нее, - он указал  на безучастную девушку, которая даже не пошевелилась за все это время. – Ты знаешь, кто это?

- Порабощенная тобой душа, - нехотя ответил Маэдрос.

- Верно, ты угадал. Она сделает все по моему приказу. Слышишь, Фэанарион – все! Проклянет Валар и весь мир, ударит или убьет любого, кого я укажу – тебя, своего ребенка, свою мать. Кто я? – обратился он к девушке.

- Владыка Арды и мой господин, - ответила она безучастно.
                               
- Кто ты?

- Рабыня моего господина.

- Произнеси Черную Присягу.
                               
- Смерть свету, закону и любви! Будь прокляты звезды над головой! Пусть древняя вечная тьма, что ожидает в ледяной пустоте, поглотит Манвэ и Варду и всех Валар! Пусть все начнется в ненависти и закончится во зле!

- Видишь, Фэанарион?

- Вижу, что ты можешь запугать и запутать слабых. Но это может произойти лишь в том случае, если фэа согласится на службу тебе добровольно – по злобе или из страха. А меня ты не можешь ни купить, ни запугать – ты уже многое перепробовал, но все напрасно, не так ли? 

Моргот скривился, ответ пленника ему явно не понравился.

- Ничего, - прошипел он, - в конце концов, я найду способ заставить тебя служить мне! А пока … я вижу ты скучаешь. Я придумал для тебя небольшое развлечение. Эй, взять его! – крикнул он стражникам… 

[Juliana›]

Маэдрос, ожидавший этого приказа в любое мгновение, не стал покорно дожидаться, пока его схватят - благо, он уже не был похож на ту слабую тень, которая попала в эту комнату. Вскочив, он метнулся к давно облюбованному безобразному идолу и орудуя им как дубиной, принялся обороняться от подбежавших орков. Стражникам не был дан приказ убивать или ранить пленника - и им поневоле приходилось действовать осторожно, зато уж нолдо не собирался щадить врагов. Пара тварей уже валялась на полу с проломленными черепами, еще один орк, подвывая, отполз в сторону, пытаясь унять кровь, хлещущую из сломанного носа... Выбив ятаган из чьей-то поднятой руки, эльф ловко подхватил его и теперь уже трупов на полу насчитывалось не меньше пяти, а один орк вопил от боли, с ужасом глядя на поток крови, хлынувшей из отрубленной лапы...

Маэдрос пытался прорваться к двери или хотя бы к спокойно сидящему Черному - вот бы добраться хоть раз до этой поганой ухмыляющейся рожи! Судя по его виду, фана уже не так легко подчиняется воле бывшего валы и с ранами ему пришлось бы повозиться... Но этим смелым мечтам не суждено было сбыться. Какой-то не в меру догадливый стражник сорвал с кровати черный балдахин и пока Маэдрос оборонялся сразу от пяти наседающих противников, подкрался к пленнику сзади и накинул тяжелую ткань прямо на него. Выпутаться из тяжелых складок было делом нескольких мгновений ... но их вполне хватило, чтобы Маэдрос получил удар тяжелой дубинки по затылку и отправился в черное беспамятство. 

Очнулся он от потока холодной воды в лицо. Закашлявшись, дернулся... и ударился затылком о стену, не удержавшись от сдавленного стона - в голове взорвался сгусток огненной боли, от чего он чуть вновь не потерял сознание. Но еще одна порция воды привела его в чувство окончательно. Маэдрос понял, что стоит у стены, прикованный к ней за поднятые руки. Судя по тому, что он чувствовал спиной прикосновение шершавых камней, рубаху с него успели снять. От мысли, что сейчас ему предстоит, к горлу подступила тошнота. Моргот говорил о каком-то развлечении, наверное, придумал что-то новенькое... В его изобретательности Маэдрос уже успел убедиться. Притворяться больше смысла не было и он открыл глаза, увидев, что находится в той же комнате.

Моргот разглядывал его с каким-то веселым любопытством.

- Первый раз вижу тебя в деле, Фэанарион, - заметил он. - Неплохо дерешься.

- А твои орки никуда не годятся, - дерзко ответил нолдо. - С одним еле справились... С такими солдатами ты не завоюешь Белерианда и до конца Арды!

- Ничего, зато их у меня много. А что, не хочешь их обучить и взять под свою команду?

- Нет, спасибо, что-то не хочется. Еще не тому научу, - насмешливо ответил Маэдрос.

- Жаль, - картинно вздохнул Моргот, - такой талант пропадает... Но перед тем как ты столь невежливо прервал наш разговор, я тебе кое-что обещал, помнишь? 

Маэдрос молчал, не желая больше разговаривать, впрочем, и вопрос не предполагал ответа.

- Итак, речь шла о моей власти и о небольшом развлечении. Сейчас ты поймешь, о чем я говорил.

С этими словами Альквэн, стоявшая рядом с Черным Владыкой во время схватки неподвижно, будто изваяние, ожила. Неверными шагами она подошла к одному из орков и тот с ухмылкой вытянул из-за пояса небольшую плеть и подал ей. С плетью в руках она подошла к прикованному Маэдросу.

- Наверное, ты уже успел устать от моих орков, Фэанарион, - от мысли о предстоящем удовольствии Моргот чуть ли не мурлыкал, - вот я и решил разнообразить наши развлечения. Она не так умела, как орки, но ничего, она быстро выучится. А тебе прикосновения женщины твоего народа будут приятны, не правда ли?

Маэдрос боролся с подступившей тошнотой. Моргот воистину изобретателен... Конечно, плеть в руках слабой нис не причинит большого вреда его хроа - но страдать он будет больше, чем от десятка шипастых бичей в руках орков. Ибо он не мог представить себе ничего хуже, чем эльдэ в роли палача. А сама Альквэн... это причинит ее фэа непоправимый вред, от которого она не оправится никогда - откуда-то он знал, что так и будет.

Обреченно он взглянул прямо в ее пустые глаза. "Не поддавайся", - произнес он почти беззвучно, не надеясь на то, что его услышат. "Пожалуйста, не поддавайся".

Время застыло неподвижной мухой в янтаре или, скорее, Маэдросу так показалось, ибо все в комнате застыли подобно статуям. Застыла Альквэн, наполовину подняв руку с зажатой плетью, застыл Моргот, с ухмылкой ожидавший долгожданного развлечения, застыли орки, бессмысленно таращась на своего повелителя. 

Тишину разорвал разъяренный рев Владыки Тьмы:

- Выполняй же приказ, ничтожная тварь! Бей его!

"Она сопротивляется ему, Майтимо!" - раздался в разуме Маэдроса ликующий крик Келебрина. "Она не желает ему подчиняться! Поможем ей!"

Маэдрос погрузился в бессмысленные глаза девушки, стремясь помочь порабощенной фэа сбросить оковы. Взглядом Незримого Мира он увидел душу Альквэн - сияющий алмаз, опутанный липкими черными нитями. Он придал своей воле вид меча из сверкающей стали и принялся рубить им темную паутину. Рядом с собой он увидел еще одного призрачного воина с мечом - и сразу узнал в нем Келебрина.

Вдвоем они били по черным нитям, стремясь разрубить их - но те плохо поддавались. Разрубленные нити соединялись вновь, выстреливая новые ростки, опутывая плененную душу новыми сетями. Откуда-то издали послышался мерзкий хохот - то Моргот, черная тень неподалеку, тоже присутствующий в Незримом Мире, смеялся над их бессмысленной борьбой. Одна из черных нитей опутала сияющий меч Маэдроса и вырвала его из руки, другая обмотала руки Келебрина-призрака, прижав их к телу, так что теперь его меч стал бесполезен.

И вдруг, когда уже Маэдрос отчаялся, отступая перед темными чарами Моргота, когда он увидел, что сияющая фэа оказалась окутанной омерзительным черным коконом без единой щелочки, когда не осталось и крупинки надежды, откуда-то сверху - нет, не с неба, а с каких-то запредельных высей, которые разум не может и представить, хлынул поток такого ослепительного света, что на мгновение нельзя было видеть ничего другого. Но через миг зрение вернулось и Маэдрос успел заметить, как клочки злого чародейства исчезают, тают в благословенном сиянии. Освобожденная фэа, очищенная от липких клочьев, засверкала подобно Сильмарилю. Но это было не все. Хлынувшие во все стороны лучи были похожи на стальные копья, но, когда одно из них коснулось Маэдроса, вместо удара он почувствовал ласку первых лучей Лаурэлин, материнских объятий, прикосновения невинного ребенка. Откуда-то пришло воспоминание - когда-то, невообразимо давно, он знал это прикосновение, и когда-нибудь, очень нескоро, через эоны лет, почувствует его вновь...

Но не для всех прикосновение копий света оказалось приятным. Краем глаза Маэдрос заметил, как одно из них ударило в черную фигуру Повелителя Тьмы. Он согнулся, как от боли и раздался такой рев, от которого, казалось, весь проклятый Ангбанд должен обрушиться, погребая под развалинами всех обитателей...

И тут благословенный свет исчез. Маэдрос вновь очутился в собственном теле, успев заметить, как массивное тело Черного исчезает в дверном проеме. Орки, подвывая, следовали за ним, кто бегом, кто ползком. Огромная дверь захлопнулась.

Маэдрос остался один с неподвижным телом Альквэн у ног - похоже, не выдержав напряжения, она потеряла сознание. Нолдо рванулся, но оковы держали крепко. Рыча, он зверем метался в них, пытаясь освободиться и дотянуться до нее.

Наконец, когда он бессильно обвис в цепях, девушка зашевелилась. Она с трудом встала на колени, но здесь, казалось силы оставили ее и она осталась сидеть на полу, растерянно озираясь. Движения ее хоть и были неуверенны, но были движениями свободного существа, а не марионетки на ниточках. Она задержала взор на лице Маэдроса и он с облегчением вздохнул, увидев печальный, полный тоски и боли, но несомненно разумный взгляд.

- Я... Ты... Фэанарион, так он называл тебя. Я вспомнила, я все вспомнила!

И она горько и отчаянно зарыдала. Маэдрос с жалостью смотрел на нее, не зная, чем помочь и как успокоить несчастную девушку. Какие жуткие вещи, должно быть, приходилось ей делать во власти Моргота! И она не может забыть их, память - дар и проклятие эльфов.

Но слезы пленницы иссякли, ибо нельзя плакать вечно. Она вновь подняла взгляд на Маэдроса и он попытался утешить ее.

- Леди Альквэн, не казни себя. Ты ни в чем не виновата.

- Нет... я виновата... я поддалась ему... из страха... Без моего дозволения, он ничего не смог бы сделать... Не поддавайся ему! Никогда! - она почти кричала. - Это... это хуже всего, что он может сделать с телом! Нет! Нет!

- Я знаю, леди Альквен, послушай, пожалуйста, успокойся... Это позади. А тебе нужно жить дальше.
-Увы, - спокойным и каким-то снова бесцветным голосом отозвалась она. - Жизнь теперь не для меня. Я не смогу жить с этим... Я ухожу, ибо лишь Чертоги Мандоса даруют мне покой. Прости, что не смогу помочь.

- Альквэн... - он бессильно смотрел, как девушка вновь оседает на бок. Несколько мгновений - и Жилец покинул свой Дом, ставший пустой безжизненной оболочкой. Но она хотя бы освободилась от власти Моргота...

Прошло совсем немного времени, когда Маэдрос услышал печальный призрачный голос Келебрина: "Мы уходим, Майтимо. Прости. Она боится идти одна и я должен проводить ее - а ты понимаешь, что это дорога без возврата..."

"Иди, и не думай обо мне. Если б как-то ты смог передать эльдар, что воле Моринготто можно противостоять... Идите, и пусть будет светел ваш путь!"

"Мы все расскажем. Ах, если бы... Нет, не могу пожелать тебе этого"

"У меня свой путь, Келебрин. Не хуже и не лучше..."

"Прости меня... Силы тебе и стойкости. Прощай."

"Прощайте..."

Он почувствовал, как холодеет и темнеет то ничто или нечто, где они только что были. Одиночество стальными когтями коснулось его груди. Маэдрос едва не вскрикнул, когда два теплых сгустка, которые он ощущал на краю своего разума, исчезли. И он понял, что остался один. И тогда он рассмеялся.
 
И некто, услышав его, сказал бы, что это смех безумца - так противоречиво смешались в нем горькая печаль и светлая радость...

***

Нэльяфинвэ Майтимо Фэанарион не встречался более с Моринготто Бауглиром, владыкой Ангамандо. Приковать пленника за руку на отвесной стене Тангородрима Черный Владыка поручил своим слугам, и Маэдрос с невеселой усмешкой вновь подивился изобретательности Врага - как он вскоре обнаружил, зачарованный стальной браслет не давал ему умереть здесь ни по собственной воле, ни от голода, холода и невыносимой боли. Но сам Моргот не посещал более пленника и не докучал ему новыми попытками сломить его волю - и Маэдрос догадывался, почему - Враг не дерзал вновь нарваться на силу, которая намного превышала его собственную.

После того, как Маэдрос был освобожден своим другом и исцелился, научившись держать меч в левой руке, говорили, что когда он вступает в схватку с врагами, вокруг его фигуры разгорается слепящее белое пламя, невыносимое для слуг Зла. Кто-то думал, что это - сила Огненного Духа, проявившаяся в его старшем сыне, другие полагали, что это - пламя ярости возрожденного эльфа Амана, вернувшегося почти что из залов Мандоса. Но сам Маэдрос знал, что это такое на самом деле - слабый отблеск той силы, что прикоснулась к нему в проклятом Ангбанде. Эта благословенная сила хранила его и его братьев во всех схватках со слугами Моргота.

И лишь в Дориате она оставила его... 

The End