Здесь больше нет рекламы. Но могла бы быть, могла.

Автор Тема: Сказание о Непожелавших  (Прочитано 109576 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #100 : 30/01/2022, 18:56:33 »
Сказание о Непожелавших

Часть 1

Об Эдэлине

Давным-давно, в глубинах веков, на Востоке Средиземья, впервые пробудились Дети Земли, Первородные Илуватара. У озарённого звёздами залива Куйвиэнен, Вод Пробуждения, очнулись они ото сна. И пока они жили у Благословенных Вод, глаза их видели звёзды, и звёздный свет стал им милее всего, и иного света не ведали они. И впоследствии более всех Валар почитали они Варду, сотворившую первые небесные светила.
Не многое сегодня известно о ранних тех временах, потому как ещё не было тогда ни знаков, ни письмен, способных донести до нас первые деяния пробуждённых. Однако Перворожденные росли, мужали и множились на просторах Средиземья, несмотря на все лиходейские замыслы Мелькора, противоставшего Великой Песни Творения. И хотя пели ту Песнь айнуры, но они лишь исполняли волю Эру Предвечного, ибо он дал им и замысел, и прекрасный напев её.
В те давние времена три великих племени взошло из Перворожденных. И возглавили те племена благороднейшие мужи Ингвэ, Финвэ и Эльвэ, впоследствии ставшие королями, а избрал их сам Оромэ Всадник – первый друг пробудившихся квенди – «тех, что говорят», как называли себя сами пробудившиеся. И сказывают, что Ингвэ, Финвэ и Эльвэ были взяты Оромэ в Валинор, чтобы принести благую весть своим племенам, оставшимся в сумерках подзвёздного мира Средиземья. И эти трое должны были склонить своих братьев к Великому Походу на Запад, ибо так пожелали сами Владыки Запада. Велики были чудеса, виденные тремя избранными в Благословенных Землях, но самым великим чудом был дивный свет Великих Древ Запада, ибо до тех пор глаза их не видели иного света, кроме звёздного, и восхитились они. И тогда возжелали они донести эту весть до соплеменников своих, дабы вести их в Благословенные Земли.
И вернувшись в родные края Ингвэ, Финвэ и Эльвэ стали свидетельствовать о дивах заморских земель. И многие дивились тогда их речам, потому как свет Великих Древ навсегда запечатлелся в глазах избранных. И говорили они с силою, дарованною им самими Владыками Запада, а потому многие братья их возжелали увидеть чудеса Заокраинного Амана. Однако некоторые испугались тяжёлого перехода, ибо земли Средиземья были в те дни труднопроходимы и не обжиты. Многие неприступные горы преграждали путь на Запад, а на бескрайних просторах равнин бродили в поисках добычи ужасные твари Мелькора. И хотя сам Мелькор в те дни был скован и заточён в темницу Мандоса, однако многие его приспешники разбежались по всему Средиземью, и некоторые из них были весьма могучи.
Иные из сомневающихся Перворожденных полюбили края, где они пробудились, и не было для них света более желанного, чем свет звёзд, а воды залива Куйвиэнен, где отражался свет небесных светил, были им дороже всего того, что обещали им Ингвэ, Финвэ и Эльвэ. Так произошло Великое Разделение, и с тех пор были те, кто отправились на Запад, кого Оромэ нарёк эльдарами, а так же и те, кто решили остаться у Вод Пробуждения. И последние стали называться авари – Непожелавшими. И было так, что сам Оромэ Всадник повёл эльдар в поход к западным землям, однако наше сказание о том, что сталось с теми, кто не пожелал, ибо о пожелавших впоследствии написано было немало.
И когда многие семьи и племена Перворожденных стали покидать берега залива Куйвиэнен, а их оказалась большая часть, печаль разлуки опустилась над Благословенными Водами. И с тех пор не появлялся более в тех землях великий всадник Оромэ. И многие песни стихли над прибрежными волнами. Тогда некоторые из оставшихся Перворожденных пожалели о том, что не решились отправиться в трудный переход по просторам Средиземья вместе со своими братьями. Собрали они всё, что у них было и много дней спустя, отправились вдогонку, надеясь присоединиться к тем, кто ушли раньше. Сказывают, что лишь единицы из них достигли желанного, а большинство на свою беду попали в лапы рыскающих в окрестных землях исчадий тьмы. Те же, что остались у берегов залива и не пожалели о принятом ими решении, многие века жили в прибрежных лесах, постоянно скрываясь от слуг Властелина Тьмы. Позднее они стали объединяться в небольшие племена и даже научились противостоять порождениям зла. И всё же, им нужен был единый владыка, который собрал бы под своим началом и защитой всех, кто остался в сгущающейся тьме восточных земель.
Тем временем, узнав, что не все Перворожденные откликнулись на их зов, многие Владыки Запада опечалились. Лишь Владыка Ульмо, хозяин всех вод земных, возрадовался, ибо с самого начала желал, чтобы Перворожденные оставались на просторах Средиземья и врачевали раны истерзанной Мелькором земли. И подумал он, что негоже оставаться ему в стороне и пожелал воздвигнуть среди тех, кто невольно содействовал его планам, великого владыку востока. И тогда задумался он, как избрать из Непожелавших того, кто оправдает его смелые надежды. С тех пор Ульмо стал наведываться к берегам Благословенного Залива, и там он подолгу пребывал в раздумьях, не зная как ему поступить, ибо предстояло ему выбрать самого достойного из мужей восточных племён.
Увидев же в звёздном свете Владыку Вод Земных, авари прятались в лесу и не решались к нему выйти, ибо приняли его за самого явившегося к ним Мелькора. Не могли они знать о том, что Тёмный Властелин уже многие годы томится в узилище Владыки Мандоса. А Ульмо всё продолжал приходить к берегам Благословенного Залива в надежде, что самый мужественный из Непожелавших, кто не устрашится прийти к нему и станет тем, кто оправдает его надежды. Долго ждал Ульмо своего избранника среди набегавших на берег залива волн, но никто так и не отважился приблизиться к нему. 
Проходило время, а твари Мелькора не теряли времени понапрасну. Они охотились на заплутавших в тёмных лесах авари, как на диких зверей. И чем больше Перворожденных пропадало во мраке, тем более убеждались они в том, что сам Тёмный Властелин обосновался у их границ. И не слышно было более песен Перворожденных над водами залива, ибо боялись они привлечь к себе внимание Мелькора. А Ульмо всё не терял надежды и ждал, углубившись в раздумья свои, и дожди надолго прекратили напитывать землю влагой, ибо был Ульмо властелином всех вод, что низвергались с небес, текли и волновались под небесами Арды. Тогда, обеспокоенная засухой, отыскала его Йаванна, Владычица Растений Земных, ибо нуждалась в серебряных нитях дождевых струй, что напитывают влагой её создания на просторах всего Средиземья. Очнулся тогда Ульмо от раздумий и обратил свой взор на прекрасную валу, а она увидела в глазах его безмерную печаль, ибо к тому времени почти потерял Владыка Вод надежду встретить достойного его выбора. И узнала Йаванна причину печали Ульмо, и посоветовала ему обратиться к супругу своему, Ауле. Ауле же был отцом всех ремёсел земных и более всего из творений своих любил кузнечное дело. И рассудила Йаванна, что если Непожелавшие боятся самого Ульмо, то пусть он оставит у прибрежных вод славный меч, что будет устрашать авари, однако не так сильно, как сам Ульмо во всём своём величии. Так Владыка Вод и обретёт своего избранного и убедится в его достоинстве, потому как бесстрашие перед деянием рук Валинорских Владык уже будет признаком величайшей отваги. Так они и решили. И привела Йаванна Ульмо к супругу своему Ауле, и отковал тогда величайший умелец Арды великий меч в чертогах своих.
И не было в Арде более великого оружия с тех пор, ибо в меч тот Ауле вложил всю мощь и умение свои для помощи Непожелавшим, ибо более всех остальных нуждались они в ней, лишённые света Великих Древ Валинора. Не осталась в стороне и Йаванна. Принесла она Ауле один из цветков Великого Златого Древа Лаурелин. Ауле же вправил блистающий цветок в рукоять меча, и воспылал клинок благословенным светом Валинора. Воистину грозным оказался меч тот, и Ульмо, получив его в руки свои, вновь усомнился, что хоть кто-нибудь из Непожелавших отважится приблизиться к делу рук Валинорских Владык. И пожелал Владыка Вод сам присутствовать неподалёку, чтобы своими глазами увидеть, кто явится за даром его, ежели такой отыщется. Однако он прекрасно помнил, как боятся его авари, и вновь опечалился. Тогда Йаванна предложила ему пролиться с небес дождевыми струями и самому не являться Непожелавшим в видимом облике. Так и поступил Владыка Вод Земных. И вонзил он меч Ауле в прибрежные пески у набегающих волн Благословенного Залива, а потом удалился в облике явном и пролился с неба проливным дождём. И вновь долго ждал он избранного, ибо, как он и ожидал, устрашились Непожелавшие воистину грозного дара Валинора. А дождевые струи всё лились и лились с небес на землю, и среди беспросветного мрака, в котором в эти дни сквозь тучи не пробивался даже свет звёзд, сиял дивным светом Амана чудесный клинок Ауле. И продолжалось это так долго, что вышли из русел впадающие в залив реки, а вскоре и сам залив начал выходить из берегов.
Но  всё это время авари тайно смотрели из прибрежных лесов на диво дивное, и, как опасался Ульмо, страшились его грозного сияния. Был же у них в то время предводитель, которого избрали они меж собою. Имя его было Хекилкор, и в поединке, кому быть главным среди авари, убил он троюродного брата своего, Эрэхила. И хотя поединок тот не был смертельным, но был Хекилкор не в меру тщеславен и опасался, что брат его не покорится ему. Эрэхил же был любим среди соплеменников своих и хотели они более, чтобы он стал их вождём, а не злобный Хекилкор. Хекилкора же они боялись, видя в нём побеги злых семян, что коварно посеял в его сердце сам Мелькор. Зная всё это, и убил Хекилкор брата своего и стал вождём наибольшего племени из оставшихся на берегах Вод Пробуждения. И были то остатки племени Эльвэ, ушедшего на запад с большей частью родичей своих. После того поединка Хекилкор в честь своей победы над соперником, в устрашение всех, кто пожелает бросить ему вызов, назвался Атармартом, что означало – Отец Рока. С тех пор он оставил своё прежнее имя и велел величать себя новым. И узрев на берегу залива грозный меч, возжелал он завладеть им, однако страшился, что придёт владыка, который оставил его, и убьёт его на том самом месте. И боялся он не напрасно, потому как меч этот даже издалека жёг его нечестивое сердце. Тогда собрал Атармарт всё племя своё перед собою и спросил, кто из подданных его желает принести меч владыке своему? И обещал он многие блага тому, кто отважится выполнить волю его. Но так сильно боялись все, кто видели грозный меч Валинорских Владык, что никто не отваживался к нему приблизиться, и позднее меж собой Непожелавшие назвали его Нарандуниэ, что означало – Пламя Запада.
Уяснив, что он так и не дождётся добровольца, Атармарт взглядом отыскал того, кто менее всех был ему нужен, потому как был слаб и не мог быть сильным воином. Про себя подумал он, что не будет ему большой потери в том, если поразит несчастного молния на том самом месте, где коснётся он дивного меча. По иронии судьбы то был Эдэлин (Поющий Эльф), родной брат Эрэхила, погибшего в поединке с Атармартом. Был Эдэлин худощав и совсем молод. В те тёмные времена лишь он один уходил в чащу подальше от сородичей и не страшился петь свои прекрасные песни посреди лесной тиши. И за его смелость судьба оберегала его. Но Атармарту было не по нутру увлечение юноши, и в его поступках он видел всего лишь причуды глупца. Но более всего опасался Атармарт, что Эдэлин накличет беду на его племя, и приспешники Тёмного Властелина найдут убежище скрывающихся в лесах авари. Потому, когда пришёл черёд выбирать, решил он, что если принесёт Эдэлин ему желанный меч, то ему нетрудно будет избавиться от простака, а ежели нет, то потеря для него будет невелика.
И когда воды Ульмо от непрекращающихся дождей начали выходить из берегов залива и почти уже поглотили воткнутый в прибрежный песок меч, Атармарт повелел Эдэлину взять клинок, пока не затопило его вовсе. И когда над водой оставалась лишь рукоять великого меча, превозмогая страх свой, Эдэлин шагнул в воды залива. И подойдя к мечу, дрожащей рукой вынул он клинок из прибрежного песка, и когда не поразила его молния, с ликованием воздел над головой блистающий Нарандуниэ. И восхитились тогда все, кто видел это, храбростью юного эльфа, но более всех восхищён был сам Ульмо, ибо всё это время находился рядом, стекая дождевыми каплями по щекам Эдэлина.
В тот же миг прекратился дождь и ярко воссиял цветок древа Лаурелин над головой Поющего Эльфа. И поражённые чудом авари в тот же миг пали на колени. Увидев всё это, Атармарт в ярости бросился к Эдэлину и, подбежав к нему, вырвал меч из рук юноши. В гневе замахнулся он клинком на избранника Ульмо, однако в миг тот прорезала небо молния сверкающая и поразила насмерть нечестивого Атармарта – так сам Владыка Манвэ одобрил выбор Ульмо. Ульмо же предстал перед Эдэлином во всей мощи своей, будто скала возвысившись над объятым благоговейным трепетом юношей. В заливе поднялись тогда высокие волны, однако там, где находился Владыка Вод, они усмиряли свой гнев, склоняясь перед величием своего повелителя. И тогда Ульмо вынул меч из рук бездыханного Атармарта и велел Эдэлину взять его, говоря:
– Ты воистину тот, кого я так долго ждал и отныне в твоих руках Закон и Право Востока! 
Затем Ульмо гигантской волной покинул побережье залива, а следом его сопровождали стаи дельфинов.     
Так Эдэлин стал первым Владыкой Востока, и нарекли его именем Тарэдэл, что означало – Высший Эльф. И с того дня, когда засверкал в его руках Нарандуниэ, начался отсчёт времени в истории Перворожденных Востока.
В те далёкие дни Варда зажгла в небе прекрасную звезду, которую позднее нарекли Алькаринквэ. И эту звезду Владычица Варда зажгла затем, чтобы Перворожденные могли вести счёт течению времени. Звезда эта раз в сутки возгоралась и угасала на их исходе, и так авари отмеряли дни и недели задолго до появления солнца и луны.
Слух об удивительном чуде на берегах Благословенного Залива с быстротой молнии разошёлся меж эльфами, таящимися в лесах вдоль всего побережья. И тогда все, кто слышал о том, стали приходить к Владыке Тарэдэлу, ища у него защиты и заступничества, ибо все верили в то, что он избран Владыками Запада. Так численность народа Эдэлина быстро росла, и уже вскоре авари не могли утаиться в лесной чащобе. Тогда на берегу Благословенного Залива явился Эдэлину сам Владыка Ауле (сказывают, о том его попросил Ульмо) и повелел строить большой город. Однако эльфы того времени не были искусны в строительном ремесле, а потому Ауле долго оставался с ними и сам обучал самых одарённых из их числа. И ещё многому научил он тогда Непожелавших.
В то время разбежавшиеся по Средиземью отродья Мелькора в страхе бежали в окрестные пустоши и горы, и не решались более подходить к прибрежным землям залива, ибо свет и мудрость Амана осенили тогда земли востока, а Мелькор всё ещё был заточён в темнице Мандоса. Когда же увидел Ауле, что дело его выполнено, то, простившись с учениками, возвратился в чертоги Благословенных Земель.
Семьдесят три года велось строительство города Нимлонд, что означало – Белая Гавань, ибо построен был город из белого камня на обширном полуострове, далеко выступающем в воды Благословенного Залива. Высоко поднялись стены Нимлонда над прибрежными волнами, а стройные башни его своими шпилями доставали до облаков. И всё это произошло под сумеречным светом звёзд Варды ещё задолго до возвращения Эльдар на берега легендарного Белерианда. В то время Средиземье озарялось лишь сполохами единственного цветка Лаурелин, вправленного в рукоять грозного Нарандуниэ. Меч этот был помещён в самой высокой из башен Нимлонда, и немеркнущий свет Валинора был путеводным огнём виден за многие лиги от Белой Гавани. Так «золотой глаз» башни призывал к себе всех, кто имел волю противиться тёмным чарам Мелькора. Башня та была названа Тир-Этиль, что означало – Сторожевой Пик, и говорят, что когда к границам Нимлонда приближались лиходейские твари Мелькора, то цветок в рукояти меча разгорался особенно ярко, ослепляя незваных приспешников тьмы.
Спустя несколько десятилетий после завершения строительства Нимлонда мудрейшие из авари собрались вместе и решили, что негоже Владыке Нимлонда пребывать в одиночестве, а потому должен он избрать себе в жёны достойнейшую из дочерей эльфийского рода. Но, выслушав совет братьев своих, так ответил Владыка Тарэдэл:
– Господин мой, что избрал меня перед вами – одинок, а потому не посмею и я взять в жёны пусть даже благороднейшую из дочерей наших до тех пор, пока сам Владыка Ульмо не велит мне того.
Те слова до ушей Ульмо донёс ветер Манвэ и Владыка Вод не забывал их.
Услыхав ответ Тарэдэла, мудрейшие из народа его возразили:
– Но Владыка Ауле взял в жёны Йаванну Кементари, и другие, из рода его, поступили также.
Задумался тогда Владыка Тарэдэл, но после отвечал так:
– Все Владыки Валинора брали себе жён по провидению Илуватара – Отца Нашего Небесного, дабы в большей полноте исполнить Творящую Волю Его. В союзе том, освящённом самим Владыкой Предвечным, слились они в Круговороте Творения Его. И если когда-нибудь услышу я песнь судьбы в сердце своём, то сочту это знаком Эру. Тогда и сбудется то, о чём вы меня просите.
На том и сошлись, и более не поднимали авари этого вопроса. Так Тарэдэл жил и правил Нимлондом в одиночестве, в продолжение ещё многих долгих лет.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #101 : 30/01/2022, 21:35:48 »
Часть 2

Об Илуэнтэ

В те давние времена, в краю, позднее названном Галендор, жила прекрасная дева Илуэнтэ. В роду Финвэ появилась она под звёздами Средиземья и вышло так, что племя, в котором она пришла в мир, жило обособленно от молодого, набирающего силу Нимлонда. Остатки дома Финвэ были расселены вдоль западного побережья внутреннего моря Хелкар и держались большими общинами, образуя множество отдельных поселений. И дочерей своих они выдавали замуж лишь за сынов своего рода, ибо слишком мало осталось их после ухода большей половины братьев на Запад; так благороднейшие мужи дома Финвэ желали возродить былое могущество славного рода.
Всё детство своё провела Илуэнтэ в лесах, растущих вдоль берегов залива Куйвиэнен. По утрам она убегала из дома, и дни напролёт проводила у лесных ручьёв, слушая пение птиц и нежную музыку бегущей по камням родниковой воды. И не задумывалась она о замужестве вовсе. Шли годы, и все её подруги были обручены или давно вышли замуж, а Илуэнтэ по-прежнему оставалась одна и совсем о том не горевала. И не было для неё большего блаженства, чем красота и благоухание окружающего её леса. Так и обратила на неё свой взор Владычица Йаванна Кементари, но до поры не открывалась взору девушки, ограничивая своё присутствие лишь создаваемыми для неё лесными красотами. И видя чудеса, что являла ей Йаванна, Илуэнтэ в восхищении посвящала ей свои песни, и совсем не знала того, что будучи незримой, Владычица часто пребывала рядом. И вот однажды Илуэнтэ впервые увидала перед собой Иаванну во всём своём величии. Безмолвная и стройная как молодая берёзка, она стояла посреди просторной лесной лужайки и ласково улыбалась избраннице, за которой тайно наблюдала уже многие годы. Роса бриллиантовой россыпью покрывала платье прекрасной госпожи, и в каждой росинке отражались тысячи мерцающих в небе звёзд. И в присутствии Владычицы Растений Земных Илуэнтэ совсем растерялась и, застыв на месте, боялась неосторожным движением своим спугнуть прекрасное видение. Тогда, чтобы успокоить девушку, Йаванна заговорила, и её слова шелестели в воздухе подобно шепоту листьев на ветру, а её смех был похож на журчание родника, звонко несущего свои струи у корней вековечных дерев. Долго говорила Владычица Растений Земных со своей избранницей, перед тем как её покинуть, наставляя девушку, как видеть сердцем и слышать чувствами. И она продолжала приходить к Илуэнтэ каждый раз, когда та возвращалась в лесную чащу, и эти встречи длились почти год. И учила Йаванна как врачевать раны деревьев, как выращивать лесные цветы и ягоды, и Илуэнтэ с благодарностью ей внимала. Но однажды Йаванна не явилась. Надолго отлучилась Владычица из Средиземья и до срока не появлялась перед избранницей.
И тогда все вокруг заметили, как опечалилась Илуэнтэ, а отец её, Феаром, решил, что настало время подыскать для дочери кого-нибудь, кто смог бы вернуть ей радость жизни. Феаром очень любил свою дочь и, не желая идти против воли её, хотел всё сделать так, чтобы задуманное им случилось как бы само собой. И, ничего не говоря Илуэнтэ, отправился Феаром, в соседнее поселение, дабы узнать, не найдётся ли там мужа, достойного руки его возлюбленной дочери. И по дороге на юг, к ближайшим соседям, в лесу на Феарома напал огромный медведь. Феаром же был совсем безоружен, да и не воин он был вовсе. Долго бежал он от разъярённого медведя, пока, наконец, совсем выбившись из сил, не упал наземь. Тогда медведь догнал несчастного и придавил его к земле когтистой лапой. И вот зверь разинул свою страшную пасть и Феаром уже был готов встретить смерть свою, когда рычание медведя заглушил боевой клич неведомого воина. А был то Куломвэ, охотник из соседнего племени, причислявшего себя к роду Финвэ. В последний миг Куломвэ сразил медведя копьём и спас Феарома от верной гибели. Феаром же после случившегося был еле жив. Тогда поднял Куломвэ несчастного и, усадив на коня, привёз его в родное поселение. И приютил он Феарома в доме своём, а брат его Куруанвэ врачевал раны несчастного, ибо зверь успел сильно помять его. Три недели провёл Феаром в доме семьи Куломвэ, не поднимаясь на ноги, и лишь набравшись сил, предстал перед спасителем своим. И хотя исцелил его тяжёлые раны Куруанвэ, однако Феарому пришелся по душе Куломвэ, и решил он, что храбрый охотник будет надёжной опорой любимой дочери. И тем более утвердился он в своём мнении, ибо в общине семьи своей слыл Куломвэ бесстрашным воином и умелым следопытом. И пригласил Феаром Куломвэ погостить в дом свой, а чтобы охотник не смог ему отказать, сослался на слабость после полученных ран. 
Спустя целый месяц вернулся Феаром домой в сопровождении Куломвэ и, не скупясь на хвалебные речи, представил родичам спасителя своего. Илуэнтэ же была так счастлива возвращению отца, и благодарна его спасителю, что на радостях расцеловала Куломвэ. И была она безмерно благодарна воину за спасённого от лютой гибели отца, а потому была с ним учтива и вежлива. Куломвэ же с первого взгляда полюбил красавицу Илуэнтэ и не торопился отправляться домой.
Феаром был доволен, что всё у него получилось так, как он и задумывал, ибо показалось ему, что дочь его вновь исполнилась радости жизни.
Долго гостил Куломвэ у Феарома и стал часто сопровождать Илуэнтэ в её прогулках по лесу, а девушка не противилась этому, потому как не желала обидеть благородного охотника. И вот настал час, когда Илуэнтэ отправилась в лес одна, а Куломвэ набрался мужества и предстал перед Феаромом, прося руки его дочери. Феаром с женой возрадовались столь радостной вести и, дождавшись возвращения дочери у входа в дом, испросили её согласия стать супругой Куломвэ.   
Растерялась Илуэнтэ, не зная, что ответить родителям, и все кто были тому свидетелями, зная о её скромности, решили, что в ней разгорелся девичий стыд. Но в сердце Илуэнтэ боролись друг с другом совсем иные чувства. Не видела она в Куломвэ своего будущего избранника, но, заметив, как светятся радостью лица отца и матери, боялась их огорчить, скромно опустив глаза долу. А Феаром был так ослеплён радостью, что принял молчание дочери за согласие и, не дождавшись её ответа, поспешно объявил при всех о скорой помолвке.  Илуэнтэ же услышав слова отца, сильно смутилась и не нашла в себе сил объявить ему о своём несогласии, но в смятении чувств убежала в лес, где надеялась встретиться со своей величественной покровительницей Йаванной, чтобы испросить у неё совета и помощи. Однако ни в тот час, ни позднее не явилась ей Йаванна, и о причинах отсутствия Владычицы не упоминает ни одна летопись. Но мудрые говорят, что у валар много забот и праздность им неведома.     
Долго звала Илуэнтэ Владычицу Растений Земных, но, увидев в роднике отражения звёзд, вспомнила о Варде, которую в начальные времена эльфы боготворили превыше всех других валар. И тогда Илуэнтэ устремилась к высокому утёсу на морском берегу, чтобы быть ближе к искрам небесным и, присев у прибрежных волн, запела печальную песнь. И пела Илуэнтэ над водами моря, и в песне своей обращалась к Владычице Звёзд, прося её помочь донести до отца своего то, о чём сама не решалась сказать ему. И столь искренен был призыв Илуэнтэ и проникновенно её пение, что голос её неудержимо разносился над водными далями, заглушая шум морского прибоя. В то время дул северо-западный ветер, и голос девушки донёсся до восточного побережья Благословенного Залива. В тот же самый час, на парапете белой башни Тир-Этиль, в раздумьях стоял Эдэлин, признанный большинством восточных племён Владыкой Тарэдэлом.
И достигла песнь Илуэнтэ слуха Владыки Нимлонда, и затрепетало его сердце от проникновенного голоса незнакомки. И решил тогда Владыка Тарэдэл, что это поёт Уинен, майя водной стихии, одна из тех, кто помогают Ульмо в морских глубинах. Тогда наполнилось печалью сердце его от невозможности увидеть создание, что обладало столь чарующим голосом, и с того дня он начал ежедневно подниматься на башню, в надежде вновь услышать дивное пение. Он чутко вслушивался в каждое дуновение ветерка, и всякий раз сердце его рвалось из груди навстречу чарующей песне. И песнь та каждый день, в один и тот же час, повторялась в продолжение многих дней, потому как до намеченной помолвки Илуэнтэ оставалось ещё несколько недель, а она всё ещё надеялась на помощь Матери Звёзд. Однако Владычица Варда, как и Йаванна, была далеко от берегов Средиземья, и тоже не могла услышать зов опечаленной девушки, зато этот зов хорошо слышал Ульмо, Владыка всех Вод Поднебесных. И незримо для глаз плескался он беспокойными волнами у ног прекрасной Илуэнтэ, пытаясь утешить её ласковым прибоем. Но не к нему были обращены отчаянные мольбы несчастной, а потому не мог он вмешаться в судьбу Илуэнтэ. И всё же он не забывал слов своего избранника Эдэлина, который однажды сказал:
– Если когда-нибудь услышу я песнь судьбы в сердце своём, тогда сбудется то, о чём вы меня просите.
И знал Ульмо о том, что уже несколько дней подряд Эдэлин жаждет вновь услышать чарующий голос прекрасной дочери рода Финвэ.
Так проходили дни и все приготовления к помолвке Куломвэ и Илуэнтэ были сделаны. И все радовались предстоящему событию. А Илуэнтэ всё не решалась открыть родичам правду, но напротив, старалась держаться спокойно и уверенно. Но едва она убегала к берегу моря, как рыдания начинали сотрясать её грудь и всякому, кто увидел бы девушку в те тяжкие мгновения, показалось бы, что несчастная превратилась в тень свою. И лишь мать Илуэнтэ временами чуяла неладное, однако не догадывалась об истинной причине переживаний, терзавших сердце дочери.
А Илуэнтэ не раз пыталась открыться родителям, но каждый раз слова правды камнем застревали в её горле. И чем ближе становился день помолвки, тем трудней и трудней становилось девушке перебороть ужас признания. И почувствовала она, что некий рок тяготеет над нею, подталкивая всё ближе и ближе к последней черте.
И когда приблизился день помолвки, Илуэнтэ вновь в отчаянии бежала к берегу моря. Валинорские Владычицы так и не вняли её мольбам, и теперь девушка знала, что направляется к морю в последний раз. И она горько плакала стоя на краю утёса, а её слёзы капали со щёк и, уносимые ветром, падали в прибрежные волны.
И столь горьки были те слёзы, что совсем не растворялись в солёной воде волн, а медленно оседали на дно и там зажигались крошечными мерцающими искорками. И хотя в водах залива по-прежнему отражались звёзды, но слёзы Илуэнтэ теперь светились много ярче. С тех дней скалу, на которой плакала Илуэнтэ, стали называть Тол-ну-Сарнирнаэт (Скала Горьких Слёз).
Поняла Илуэнтэ, что не сможет отдать своё сердце тому, кого избрал для неё отец, а также и не решится открыться перед всеми сородичами и в отчаянии бросилась с обрыва. И когда, захлебнувшись водой, она уже лишилась чувств, Ульмо, который по-прежнему был рядом, подхватил тело несчастной подводным течением и волнами выбросил её бездыханное тело на восточном побережье, неподалёку от Нимлонда. Рыбак из прибрежного поселения, Урфинвэ, нашёл её на берегу, привёл в чувство и принёс к себе домой. Его мать, Аэнвэн выходила несчастную и не отходила от неё, пока та не встала на ноги. Когда же Илуэнтэ очнулась и открыла глаза, то Аэнвэн, спросила у неё:
– Как зовут тебя и где дом твой?
Илуэнтэ же молчала, глядя ей в глаза. Не хотела она, чтобы её возвратили домой, а лгать не могла. И решила она что ей и вовсе лучше молчать, притворившись немой. То, что оказалась она на восточном побережье залива у величественных стен Нимлонда, казалось ей избавлением. И верилось ей, что она начала новую жизнь, а значит и рок старой более не властен над нею. Единственное, что омрачало душу её, так это то, что отец и мать будут горько оплакивать её кончину.
Когда же Аэнвэн и Урфинвэ решили, что девушка нема, то дали ей имя Эсгаэрвен, что означало – Дева Моря, ибо волны морские выбросили её на берег. И полюбилась им Эсгаэрвен, потому как была скромна и трудолюбива. Всюду, где появлялась она, прорастали и расцветали невиданные растения, и то были первые цветы, которые увидели эльфы Средиземья. Чудны были те цветы, ибо без света солнца сами светились во мраке – так проявились в Илуэнтэ способности, которыми наделила её Владычица Йаванна. Позднее в лесу, неподалёку от берега залива, Илуэнтэ вырастила чудесный сад, куда эльфы Нимлонда приходили отдыхать и петь свои прекрасные песни.

 

А тем временем, когда на следующий день, после того, как Илуэнтэ предалась морской пучине, Тарэдэл не услыхал более её чудесного голоса, то охватила его безмерная тоска. И казалось ему, что сердце в его груди перестало биться. И стал он молчалив и задумчив. Тем не менее, он по-прежнему продолжал подниматься на башню Тир-Этиль и подолгу вглядывался оттуда в отражения звёзд на поверхности тёмных волн Благословенного Залива, в то время как слух его внимал малейшим звукам, доносящимся из-за горизонта. Но более не слышно было прекрасного пения. Когда же тоска Тарэдэла стала невыносимой, он припомнил слова песни, которую пел чудный голос морской нимфы, и запел ту песнь сам. И его, полный глубокой печали голос безудержно разносился над водами залива, как раньше то бывало во дни пения Илуэнтэ. Когда же песнь Тарэдэла донеслась до родичей Илуэнтэ на западном побережье залива, то решили они, что это сам Владыка Морей Ульмо оплакивает погибель их прекрасной дочери.
Конечно же, услыхала пение Тарэдэла и сама Илуэнтэ, и долго дивилась, кто же теперь поёт её песню вместо неё? И столько печали было в голосе Тарэдэла, что по щекам девушки покатились слёзы. И показалось ей, что родная душа зовёт её, страдая от невыносимой разлуки. И тогда возжелала Илуэнтэ сама увидеть песнопевца и пошла на звук прекрасного голоса. Оказавшись же перед белокаменными стенами Нимлонда, спросила она у стражников: – Кто это поёт на вершине городской башни? – И тогда воины ответили ей, что это сам Тарэдэл – Владыка Нимлонда. Узнав эту весть, опечалилась Илуэнтэ, ибо по причине скромности своей не решилась предстать перед самим Владыкой Востока. Ещё пребывая в родном селении слыхала она о величии избранника Ульмо, и многие из её соплеменников завидовали его великой судьбе.
Так Илуэнтэ вернулась в дом своей приёмной матери Аэнвэн, и с каждым разом, когда Эдэлин вновь пел свою песнь с башни Тир-Этиль, всё более разрасталась в её сердце любовь к светлому владыке.
В то же время Владыка Тарэдэл день ото дня начал медленно угасать от охватившей его безмерной тоски, и его приближённые стали явственно замечать это. Светильник души Владыки Нимлонда словно свеча в замкнутом сосуде, начал постепенно затухать без доступа воздуха, коим для него было пение Илуэнтэ. И однажды не вышел он более на балкон башни Тир-Этиль, а Илуэнтэ впервые не услыхала его проникновенного пения. И тогда сердце девушки лишилось покоя, и вновь вышла она на берег Благословенного Залива. В отчаянии, с тоской глядя на возвышающуюся над водами залива башню Тир-Этиль, запела она свою печальную, но оттого ещё более прекрасную песнь. Сказывают, что в то время к берегам подходили стаи дельфинов, чтобы послушать пение Илуэнтэ. Даже Оссэ и Уинен – майары, помощники самого Ульмо, на время отложили свои заботы, внимая прекрасному голосу певуньи.
То пение слышали все, кто находились тогда в пределах трёхдневного пути от места, где пела Илуэнтэ. Аэнвен и Урфинвэ тоже пришли к водам залива на звук её дивного голоса и узнали, что Эсгаэрвен не нема, и несказанно возрадовались. К тому времени тысячи Перворожденных уже собрались на берегу и в благоговении внимали пению Илуэнтэ, а она всё пела и пела, обратившись ликом к белой башне Тир-Этиль, и никто не пытался отвлечь её от душевной тоски. И казалось, что ослеплённая безбрежностью печали своей, она совсем никого не замечает вокруг.
Владыка Тарэдэл уже лежал в то время в беспамятстве, ибо воля к жизни совсем покинула его. Многие врачеватели пытались исцелить его, но все их попытки оказались тщетными. Однако сквозь безвременье пространств дотянулся до духа Эдэлина голос Илуэнтэ, обогрел его сердце и вернул к жизни. И тогда к удивлению многих собравшихся врачевателей он открыл глаза и сразу встал на ноги. Не сказал он никому ни единого слова, но оделся и отправился на звук чарующего голоса, и многие из прислуги его последовали за ним. И когда вышел Тарэдэл к водам залива, то увидел у берега множества собравшихся там эльфов. И за их спинами он долго не мог разглядеть той, ради которой вернулся из чертогов забвения. А эльфы же не обращали на него никакого внимания, ибо лишь голос Илуэнтэ владел в тот миг их сердцами и помыслами. Тарэдэл же хорошо знал слова той песни, а потому, не раздумывая, подхватил её. И слились тогда два голоса в гармонии, подобной которой не было в Арде со времён её сотворения. И песнь та стала подобна той, что на заре времён создала весь подзвёздный мир. Услыхав голос, вернувший ей смысл жизни, Илуэнтэ в тот же миг исполнилась великой радости. И наполнился тогда голос девушки совсем иными оттенками. Расступились тогда в стороны все те, кто собрались на берегу залива, и так встретились друг с другом Эдэлин, прозванный Тарэдэлом и Илуэнтэ, наречённая Эсгаэрвен. В день тот всё восточное побережье сплошь поросло невиданными цветами, и дивились тому все, кто был там, а вскоре была сыграна свадьба, подобной которой не было и уже не будет во все времена.





































Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #102 : 31/01/2022, 12:07:31 »
Часть 3

О путешествии Келебрина и Меретина в долину Дурлад   

(1 часть)

Время шло, и слава Нимлонда всё более расцветала в восточных пределах Средиземья. Эсгаэрвен, ибо этим именем назвалась владыке Тарэдэлу Илуэнтэ, теперь каждый день выходила на башню Тир-Этиль и пела для всех окружных земель, и земли те покрывались цветами и иной дивной растительностью, которой не бывало на просторах Средиземья прежде. И все были рады тому, кроме исчадий тьмы, которых нестерпимо жгло всё, что исходило из Нимлонда. И хотя в восточных землях ещё не было силы, которая могла бы противостать могуществу Восточного Королевства, однако твари Мелькора не бездействовали.
По роковому стечению обстоятельств ненасытный волколак, который впоследствии получил имя Гаурход, забрёл к побережью моря Хелкар, где, сражённый молнией Манвэ, принял смерть вероломный Атармарт. Гонимый голодом, нашёл он обгоревший труп Атармарта и поволок его в чащу леса к отрогам гор, чтобы там без помех обглодать его кости. Однако охотившиеся эльфы спугнули его, помешав приступить к трапезе, и он вынужден был уносить свои ноги на восток, через Гват-Артад (Перевал Теней) и дальше на север, ближе к развалинам Утумно, куда Перворожденные не решались приближаться. И когда, осмотревшись по сторонам, Гаурход собирался было уже начать своё пиршество, вкрадчивый голос прервал его:
– А знаешь ли ты, волколак, чьё тело лежит у лап твоих?
Разжал тогда Гаурход свои ужасные челюсти и обернулся. Перед ним возвышался некто, кого даже он не смог учуять своим безупречным нюхом. А был то Саурон, до поры схоронившийся в развалинах тёмной твердыни Утумно в ожидании освобождения своего хозяина Мелькора. Ужасен был его лик, и тьма в объятии пламени меняла свои очертания непрестанно.
– Вижу не знаешь ты, во что ввязался, – вновь процедил Саурон, видя замешательство волколака. – А если бы знал, то не отважился бы сцепить пасть свою на мёртвой плоти избранника владыки Мелькора. Ибо когда вновь вернётся хозяин Утумно в пределы земель своих, несдобровать тебе, и лучше бы тебе тогда обглодать свои собственные лапы, чем тронуть того, кто перед тобою.
Испугался тогда Гаурход и поджал хвост. Лапы его затряслись, и он попятился от бездыханного тела Атармарта.
– Гаурходом нарекаю я тебя, глупое животное, – продолжал Саурон, – и рок твой ныне вечно охранять тело того, кого ты только что собирался пожрать ненасытной пастью своей. Только так сможешь ты искупить вину перед владыкой своим Мелькором.
Так и случилось то, что впоследствии принесло землям востока многие беды, ибо тело Атармарта было помещёно в склеп одной из оставшихся нетронутыми штолен Утумно и ждало там своего воскрешения в час возвращения Мелькора. Не знали того родичи Атармарта во времена жизни его среди них, но по велению Мелькора Саурон уже давно опутывал его льстивой ложью, подбивая на измену и обещая власть и могущество над всеми племенами Востока. И Атармарт не устоял перед искушением, согласившись служить Тёмному Властелину, а потому после смерти дух его не был допущен в палаты Мандоса и застрял меж мирами, непреодолимо влекомый к тёмной долине Дурлада силой заключённой сделки.
В то же роковое время Саурон начал тайно восстанавливать руины Утумно и собирать всех тёмных тварей, разрозненно шатающихся по Ущелью Ужаса в преддверии Дурлада и равнине Литун-Лад, что раскинулась вдоль морского побережья, южнее восточной оконечности горного хребта Эред-Энгрин. И многие из тех тварей не имели совсем никакого образа, а лишь клубились тенями в расщелинах горных отрогов. Сторонились они лишь водопадов и рек, у подножия гор Орокарни, потому что силой Владыки Ульмо были напитаны воды, сбегавшие с горных вершин.
Но на перевале Гват-Артад ни одна речушка не струила своих звонких вод, а потому твари тьмы могли беспрепятственно проникать к побережью моря Хелкар. И время от времени несчастные Перворожденные становились добычей сил зла, попав в лапы ужасных тварей. Но коварный Саурон запретил убивать пленников, и никто не знает, что делал наместник Тёмного Властелина с несчастными, но только вскоре появились те, кто самим явлением своим осквернили лик Средиземья. Так на некогда прекрасные земли пала тень зла, и появились мерзкие орки. 

 

В те давние времена, на восточном побережье моря Хелкар, в небольшом поселении Ломелин, жили три брата – Белегар, Келебрин и Меретин. Деревушка, где они жили, расположилась чуть севернее Нимлонда, на расстоянии одного перехода от него. В Ломелине проживало чуть больше сотни эльфийских семей, занимающихся рыбной ловлей и охотой. Братья, о которых здесь пойдёт речь, были охотниками и частенько пропадали в лесных чащобах. Старшим из них был Белегар, и он из всех братьев был самым храбрым и умелым охотником. Однажды, преследуя стадо косуль, братья забрели к подножию гор Орокарни, севернее от родного поселения. И когда они уже почти нагнали свою добычу, путь им преградило нечто, при виде чего кровь похолодела в жилах охотников. Чёрная тень стояла перед ними, источая ужас и отчаяние. Младшие братья, охваченные страхом, бросились наутёк, а Белегар не убоялся тени и обнажил меч свой.
Долго бежали Келебрин и Меретин, устрашась тени мрака, и не остановились, пока не выбежали на лесную опушку. Когда же увидели они, что ужасное нечто не преследует их, то, тяжело дыша, без сил повалились на землю. Не в силах отдышаться после стремительного бегства, они не сразу заметили, что брата их, Белегара, нет с ними, а когда опомнились, отправились по следам своим обратно, туда, где встретили ужасное лихо. Кровь стыла в их жилах при одной только мысли, что им придётся снова лицом к лицу встретиться с безымянным ужасом, однако беспокойство за брата взяло над страхом верх. И когда под вечер они возвратились к тому месту, где в последний раз видели брата своего, то нашли лишь меч его, лезвие которого было сплошь измазано чёрной зловонной жидкостью. Крови же брата нигде не было видно. Опечалились тогда братья, ибо знали, что время от времени в лесах частенько пропадали их сородичи. Поговаривали, что тени забирают их в самое сердце Дурлада, где непрерывно дымят зловонными испарениями чёрные руины Утумно. Долго терзались они, не зная,  как поступить. Не могли они вернуться в Ломелин и признаться своим родичам в том, что бросили своего брата одного в глуши лесной, но и страшились при одной только мысли, что в поисках его им придётся преодолеть горную гряду, которую считали единственной защитой от сил зла, затаившихся в руинах Утумно. И всё же стало стыдно им оттого, что испугались они в то время, когда брат их не оробел. Много размышляли они о том, что если бы не побежали они, то, может быть, и брат их не был бы теперь в смертельной опасности. Долго терзались они тягостными раздумьями, а потом решили, что не оставят брата своего в беде без помощи и сделают всё, что возможно, чтобы искупить своё малодушие. Страшно было им, однако, преодолевая страх свой, двинулись они к перевалу Гват-Артад, памятуя о печальной участи Белегара. Медленно пробирались братья, скрываясь в расщелинах скал при каждом шорохе, пока не увидели с горного склона мёртвые просторы бескрайней равнины, озаряемые сполохами огнедышащих вулканов на севере. И настолько безжизненна оказалась та равнина, что страх снова овладел сердцами братьев. И они были первыми из Перворожденных (не считая тех, что были захвачены силами зла), кто своими глазами увидел неприветливые просторы по восточную сторону гор Орокарни. Вся долина та была сплошь усыпана вулканическим пеплом, и лишь под самыми склонами гор кое-где виднелись небольшие островки зелени, где ещё росли деревья, омываемые водами сбегающих с гор ручьёв. Литун-Лад назвали братья равнину, которая открылась их взорам, что означает – Пепельная Равнина.
Долго ещё не решались Келебрин и Меретин вступить на равнину, а Меретин даже начал было уговаривать брата повернуть назад. И так бы оно и получилось, если бы внезапно их не окликнул голос:
– Брат ваш будет жить, однако немного осталось у вас времени, когда вы всё ещё сможете считать его своим братом.
Испугались братья и, обернувшись, увидели на ветви высохшего дерева огромного чёрного ворона. Он сидел неподалёку и внимательно следил за ними чёрными бусинами своих глаз.
Сначала решили братья, что колдовские чары Гват-Артад помрачили их рассудок, или им просто почудилось, но когда на их глазах ворон снова обратился к ним, они исполнились суеверного ужаса.
– Что смотрите? Или совсем вам разум отшибло? – снова заговорил ворон. – Жив брат ваш, но если хотите спасти его, то поторопитесь, ибо незавидна судьба его. Лучше было бы ему сразу погибнуть на месте, чем превратиться в тень свою.
– Кто ты? – испуганно поинтересовались братья.
– Что-то я никак не пойму, или вы не охотники, или ворона в лесу никогда не видели? – возмутился ворон.
– Ворона-то мы видели не раз и не два, – отвечал напуганный Келебрин, – но в наших краях они не такие большие, да и разговаривать не умеют.
– Подумаешь, разгова-а-аривать не умеют – снова прокаркал ворон, передразнивая Келебрина. – Ворон я и некогда мне тут с вами споры вести. А если не хотите опоздать, то поторопитесь – ещё раз прокаркал он и улетел. И не догадывались тогда братья, что это сам Саурон облёкся в образ чёрного ворона, чтобы заманить их в западню.
Переглянулись тогда братья и начали медленный спуск в долину. С тяжёлыми мыслями переправились они на другой берег реки, позднее названной Кирнен (Раздельная Вода). Воистину эта река, словно последняя граница, отделяла мир жизни от мира смерти. На восточном её берегу уже начинались нескончаемые пепельные пустоши. Долго брели братья по бескрайним просторам унылой равнины, обильно усыпанной вулканическим пеплом, а далеко впереди высились вершины восточной оконечности хребта Эред-Энгрин. Где-то там, скрытые цепью неприступных гор, лежали зловещие развалины Утумно. Туда и направились Келебрин и Меретин в поисках своего пропавшего брата.
И вот, когда приблизились братья к подножию Эред-Энгрин, то не нашли ни единого места, где они могли бы перебраться на другую сторону горной цепи. Перед ними предстала почти отвесная стена, кажущаяся бесконечной, а над неприступными вершинами клубились свинцовые облака. И так они долго стояли у подножия гор, отчаявшиеся и измазанные пеплом, ибо не было у них воды, чтобы мыться. Воду свою берегли они для питья в пути. И снова братья уже было собрались поворачивать назад, как вдруг заметили отряд приближающихся с востока орков. Испугались тогда братья и забились в расщелину между камнями. И боялись они, что орки вот-вот заметят их, ибо была расщелина та совсем невелика. Однако так испачканы были их одежды пеплом, что и вовсе сравнялись в цвете с землёй под ногами, и орки прошли мимо, так и не заметив их. Лишь когда опасность миновала, братья с облегчением вздохнули, и тут Меретин вновь начал уговаривать брата повернуть назад. Но Келебрин поступил иначе. Решил он, что можно пойти следом за орками, а там, возможно, они и приведут их к потайному проходу в горах. И дал Келебрин своему брату слово, что если враги не приведут их к проходу в горах, тогда они повернут назад. И Меретин хоть и неохотно, согласился.
И вновь братья продолжили опасный путь, и долго крались по пятам за мерзкими орками. И уже совсем выбившись из сил, они увидели, что вражеский отряд привёл их за собой в обширное ущелье меж горными вершинами. Весь склон, к которому направлялись орки, был изрыт чёрными дырами нор. Вскоре орки исчезли в этих страшных норах, от одного вида которых у братьев холодела кровь. Они ещё долго ждали, что орки появятся вновь, но их возвращения так и не дождались. Тогда Келебрин и Меретин набрались смелости и вошли в эти жуткие норы, в надежде, что те могут вывести их на плато Дурлад, где всё ещё чадили чёрным дымом развалины Утумно. И долго пробирались братья с факелами в руках по жутким лабиринтам бесконечных ходов, и, если бы не хорошо протоптанные орками тропы, то они так бы и сгинули в недрах гор, когда внезапно увидели багровые отсветы и вскоре выбрались к обрыву над равниной Дурлад. И лишь теперь братья поняли, что у них совсем кончилась вода и пища. Так Келебрин и Меретин оказались на грани отчаяния. И неоткуда было ждать им помощи, а опасности таились повсюду. Мучаясь от жажды, скрывались они в расщелинах скал, и судьба благосклонно оберегала их жизни, ибо в тех же скалах гнездились неисчислимые орды орков. К счастью, вскоре с северо-востока налетел шквальный, порывистый ветер и принёс с собой густые серые тучи, которые пролились с небес обильным дождём. Братья утолили жажду и пополнили свои запасы питьевой воды. Но время шло, а они всё опасались спускаться на равнину, и поиски пропавшего брата так и не продвинулись ни на шаг. Тогда Келебрин решил действовать решительней и уговорил Меретина спуститься к подножию гор. И когда, добравшись до равнины, они притаились, чтобы отдохнуть, некто забрался к ним в расщелину. Незнакомец был так грязен и ссутулен, что эльфы решили, что это орк. В ужасе, что незваный гость выдаст их присутствие остальным, они навалились на него и уже готовы были лишить жизни, когда узнали в нём своего сородича. Несчастный был так слаб и запуган, что в нём лишь с великим трудом всё ещё можно было опознать сына Перворожденных. Тогда Келебрин и Меретин успокоили его, чтобы он не кричал, потому как и в них после долгих дней пути по бесплодным землям теперь было трудно распознать эльфов. Они дали незнакомцу напиться и начали расспрашивать его, кто он и как сюда попал. Но эльф был словно не в себе и так и не смог назвать своего имени. Он то и дело беспорядочно повторял бессмысленные обрывки фраз, и братья решили, что он совсем лишился рассудка. Несчастный всё время хватался за голову и то и дело указывал рукой в сердце равнины.
И увидев несчастного, сошедшего с ума сородича, Меретин вновь начал уговаривать Келебрина повернуть назад, говоря:
– Если отправимся мы к Утумно, то с нами будет то же, что и с этим несчастным. Мы и Белегара не спасём и сами сгинем.
Но так отвечал Меретин младшему брату:
– Погляди, мой брат, на этого несчастного и подумай, хочешь ли ты, чтобы такое же случилось с Белегаром?
И вспомнил Меретин, как в ранней юности Белегар учил его стрелять из лука, а также разыскивать тропы животных по неприметным следам. И на него нахлынули воспоминания о крепкой братской дружбе, и о том, сколь радостно было каждое мгновение, проведённое вместе. Понял Меретин, что не сможет оставить любимого брата в беде и, собравшись с духом, первым шагнул навстречу опасности, а Келебрин исполнился за него гордостью.
И ступили братья на равнину Дурлад и направились прямиком к Утумно. Несчастный же эльф в ужасе отказался следовать за ними и остался прятаться в скалах.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #103 : 31/01/2022, 12:09:47 »
Часть 3

О путешествии Келебрина и Меретина в долину Дурлад   

(2 часть)

И вновь братья пустились в путь по бесплодной равнине. Не единожды дорогу им преграждали реки огненной лавы и бездонные пропасти. Не раз приходилось им падать наземь, чтобы не быть обнаруженными ужасными тенями. И всё же вскоре увидели они на горизонте возвышавшуюся над равниной чёрную башню. Вокруг башни той тысячи орков неустанно возводили новые неприступные стены Чёрной Крепости. И встревожились братья при мысли о том, что тень Мелькора вновь нависла над миром. Превозмогая страх свой, приблизились они к строящейся цитадели и увидели, что не только орки, но и угнанные в рабство эльфы под огненными бичами ужасных тварей таскают неподъёмные камни на стены заново возводимых бастионов Утумно. Перворожденные, работавшие в каменоломне, были с ног до головы закованы в цепи и все они были до того измучены, что едва могли переставлять ноги. Падавших от бессилия, если они всё ещё были живы, тут же за ноги утаскивали тени, и куда они их девали, никто о том не знал, только тех несчастных уже больше никто никогда не видел. А орков становилось всё больше и больше, и мудрые говорят, что они были получены силой чёрных чар Саурона из тех несчастных, кто был не в состоянии продолжать непосильный труд. И любого из числа Перворожденных, кто попадал в долину Дурлад, рано или поздно ожидала эта ужасная участь. Так, уже задолго до возвращения Мелькора в Средиземье, силы тьмы готовились к его грядущему пришествию.
Силы Келебрина и Меретина были на исходе, но они упорно продолжали искать брата, терпеливо высматривая его из укрытия. Когда они поняли, что не смогут различить его среди тысяч копошащихся всюду рабов, то решили скрытно приблизиться к каменоломням, откуда несчастные денно и нощно таскали камни. Улучив момент, когда надсмотрщики оказались в стороне, братья из своего укрытия начали расспрашивать проходящих мимо о брате своём, называя им его имя. Но никто не слыхал имени Белегара, ибо тени запрещали рабам разговаривать друг с другом. И когда уже угасала последняя надежда, один из рабов поведал братьям, что недавно некто из пригнанных пленников был весьма смел и открыто отказался работать на Властелина Тьмы, и теперь в наказание он прикован к Скале Страданий.
Обрадовались тогда братья этому известию, ибо знали о храбрости и непокорности своего брата всякому злу. А потому затеплилась в их сердцах надежда, что это был Белегар. Несчастный, подаривший своим известием надежду Келебрину и Меретину, сказал, что Скала Страданий стоит к северо-западу от Утумно, и к ней приковывают всех тех, кто осмелился ослушаться хозяина. Тогда Келебрин пожелал узнать имя хозяина, о котором говорил раб, но тут рядом показался надсмотрщик – огромный дымный балрог и братья в ужасе приникли к земле. Они были так грязны, что теперь их с трудом можно было отличить от земли и от множества мёртвых тел, которые валялись тут повсюду. Когда они приподнялись снова, рядом уже никого не было, и раба, с которым говорили, они больше не видели.
И направились тогда Келебрин и Меретин на северо-запад, где зловещей громадой высилась огромная скала, источавшая страдание и ужас. И когда подошли они к подножию той скалы, то высоко над землёй увидели на ней распростёртое тело. Осмотревшись вокруг, братья заметили в стороне узкую витую лестницу, взбегавшую к тому месту, где находился несчастный. Вокруг же не было ни души. Тогда, затаив дыхание от волнения, взбежали братья наверх и узнали в прикованном к скале Белегара. И хотя за время, что они не видели его, он сильно исхудал, а также был весь изранен, сомнений быть не могло.
Сознание Белегара покинуло его, и голова несчастного безвольно поникла на грудь. Он был цепью прикован к скале за запястья и щиколотки ног и висел так чуть выше площадки, на которой теперь стояли его братья. По щекам братьев безудержно скатывались слёзы, и они не знали, что теперь предпринять. У них не было ничего, чем могли бы они освободить от оков своего несчастного брата.
Внезапно они услышали неподалёку уже знакомое карканье и, обернувшись, увидели того самого ворона, который разговаривал с ними на перевале Гват-Артад.
– Явились? – насмешливо прокаркал им ворон. Он восседал на выступе скалы, чуть выше того места, где находились Келебрин и Меретин.
– И что вы будете делать теперь, когда цепи его крепки и неподатливы? – словно издевался ворон.
Братья лишь переглянулись между собой, но ничего ему не ответили.
– Ежели будете тут лишь стоять и молчать, то вскоре умрёт он, – не отставал ворон.
Тогда снова переглянулись братья, и Келебрин ответил: – Но что мы можем сделать, когда нет у нас ничего, чем могли бы мы освободить брата от цепей его?
– Есть одно, чем я мог бы помочь вам – снова прокаркал ворон.
– Чем же ты можешь нам помочь, когда нам нужен здесь молот, чтобы разбить его ужасные цепи. Да если бы даже и был он у нас, то не дотянулись бы мы до несчастного нашего брата. Очень уж высоко он висит от места, где стоим мы, а ступеней в скале дальше нет.
– Может, я помочь и не смогу, а хозяин мой может, – снова прокаркал ворон.
– И кто же тогда твой хозяин? Не властелин ли всего этого мрака, коль скоро он здесь властен? – поинтересовался Меретин.
– Кто мой хозяин, я вам не скажу, а ваше дело выбирать, или будете тут стоять и смотреть, как умирает брат ваш, или я могу от имени господина своего предложить вам хорошую сделку.
И в отчаянии от бессилия что-либо сделать, братья стали между собою советоваться. Меретин говорил, что в этих местах может быть лишь один хозяин – тот, кто приковал их брата к скале и истязает всех тех, кто день и ночь работает в каменоломнях, и с этим хозяином нельзя ни о чём договариваться, потому что он обманет их. Келебрин же долго молчал и, не сводя глаз, смотрел на умиравшего брата.
– Для кого же хороша твоя сделка, – вдруг спросил он ворона, – для нас или твоего господина?
– А это уж решать вам самим, когда услышите условия моего господина – снова ответил ворон.
– Тогда говори, чего хочет твой господин, – смело сказал Келебрин, Меретин же сильно испугался такой отчаянной решительности брата.
– Тогда слушайте, – снова закаркал ворон. – Брат ваш подбивал остальных рабов воспротивиться господину, а затем отказался трудиться на благо его. Этим и навлёк он на себя справедливый гнев его. Теперь если хотите вы избавить брата своего от мук, вполне заслуженных им, то должны вы оба работать в каменоломне до тех пор, пока не будет достроена внешняя стена крепости господина моего.
Испугался тогда Меретин пуще прежнего и взмолился перед братом своим, чтобы покинуть эти ужасные места немедленно. Но Келебрин ответил ему, что не сделает с места ни единого шага, пока Белегар не окажется на свободе. Не хотел он вечно жить с пятном позора на совести своей. И ещё сказал он Меретину, что сам он, если хочет, может уходить. 
– Как могу я заключать сделку с вороном? – вознегодовал Келебрин. – Зови сюда своего господина.
И стал тогда Меретин белее мела от ужаса объявшего его, а ворон тотчас обернулся тенью, свет поглощающей. Увидев ту тень, и Келебрин пожалел о том, что сказал.
– Я Саурон, владыка здешних мест и наместник владыки всего Средиземья, слушаю тебя, Перворожденный, – прогремел низкий утробный голос.
Долго Келебрин не мог вымолвить не единого слова, а когда собрался с духом, сказал:
– Я Келебрин, сын Эарфинвэ, желаю, чтобы ты освободил брата моего, Белегара. Говори Отец Теней, что ты хочешь взамен от меня.
– От себя ли одного ты говоришь, или брат твой тоже с тобой? – снова спросил Саурон.
Тогда Келебрин взглянул на Меретина, который в ужасе пал ниц, прикрыв руками голову. 
– Встань, брат мой, и сделай выбор. Или ты желаешь вечность жить в муках совести за малодушие своё? – спросил Келебрин. – Ежели нет, то поднимись и скажи Отцу Теней, что ты вместе со мной и не оставишь в беде своих братьев.
Тогда на трясущихся ногах поднялся Меретин, опираясь на руку брата своего, и неровным голосом сбивчиво проговорил:
– Я, Меретин, младший сын Эарфинвэ, не желаю вечно с позором жить в земле моих предков, а потому согласен разделить горькую судьбу своих братьев.
– Вот и хорошо – прогремел торжествующим громовым голосом Саурон. – Теперь вы оба получите кирки и станете вытёсывать камни из этой скалы до тех пор, пока не разобьёте её до места, где прикован брат ваш.
Ужаснулись тогда братья, ведь скала была велика, а Келебрин воскликнул:
– За многие годы, что мы будем работать на тебя, брат наш умрёт!
– Не умрёт. Я об этом позабочусь, – снова прогремел Саурон. – Так согласны вы, или нет?


Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #104 : 31/01/2022, 12:12:03 »
Часть 3

О путешествии Келебрина и Меретина в долину Дурлад   

(3 часть)

Никто не знает, сколько времени Келебрин и Меретин крошили кирками Скалу Страдания, ведь в те времена день ещё не сменялся ночью, а звезда Алькаринквэ часто была заслонена чёрными тучами, которые почти всегда висели над долиной Дурлад. Но говорят, что за то время новая крепость Утумно была полностью отстроена, и братья всё время видели перед собой вытягивающиеся к небесам острые, словно шипы, шпили её башен. Также сказывают, что вскоре после начала работы к братьям начала прилетать небольшая птичка. И прилетала она из тех краёв, где жили они. Тинувиэль называли её эльфы, что означало – дочь сумерек. Долго братья терялись в догадках, как птичка смогла отыскать их среди зловонных испарений Дурлада, и почему она прилетает снова и снова? И однажды, в надежде, что кто-нибудь из сородичей получит его послание, Келебрин прицепил к её лапке свою серёжку. Птичка улетела, но вскоре вернулась, и на этот раз к её лапке было прицеплено кольцо. Обрадовался Келебрин, что кто-то получил весть о нём и его братьях, ведь родственники без труда могли опознать, кому принадлежит серёжка. И надел Келебрин кольцо, что принесла птичка, на руку свою. Сказывают, что именно благодаря той птичке братья не утратили веру в успех и продолжали работать, надеясь на счастливое избавление. Саурон же сдержал своё слово и заботился о Белегаре, чтобы тот не умер. Однако в этом нет заслуги тёмного владыки, так как он желал лишь одного – чтобы братья не прекращали работу. Хорошо знал он, что Келебрин и Меретин работают только ради брата своего, и если Белегар умрёт, то уже никакими уловками не заставить братьев работать снова.
Саурон постоянно прилетал в облике огромного чёрного ворона и издевался над братьями, хвастаясь своей неприступной крепостью. Он смеялся, что всегда будет говорить, что Келебрин и Меретин, сыны Эарфинвэ, вновь отстроили для него Утумно, но братья его совсем не слушали и более с ним не разговаривали. Они лишь спешили разбить скалу, чтобы освободить своего несчастного брата, а думать о своём несчастье у них попросту не оставалось времени. Говорят, что прошли годы, прежде чем всё было кончено, но сколько их минуло, никто точно сказать не может. За то время, что братья работали на Скале Страдания, они окрепли и духом и телом и стали сильными и могучими, так что под завершение их трудов сам Саурон испугался твёрдости их характера и задумался – откуда в братьях такие упорство и сила?
Саурон давно заметил на пальце у Келебрина кольцо, которое принесла ему птичка, и со временем решил, что в этом-то кольце и сокрыт секрет силы братьев. Не знал он, откуда взялось оно, ведь хорошо помнил, что во время договора с Келебрином этого кольца у эльфа не было. И тогда возжелал он завладеть тем кольцом, ибо решил, что в нём заключены невиданные чары. И с того самого момента он задумал коварный план. Видел он, что работа братьев подходит к завершению и вскоре настанет миг, когда ему придётся сдержать данное им слово. Однако у раба Хозяина Мрака нет и не может быть своего слова, а потому и Саурон не собирался выполнять свою часть договора. И так боялся он силы кольца, из которого Келебрин и Меретин черпали, как он думал, свои силы, что к последнему часу работ согнал к Скале Страдания тысячи орков, и несколько балрогов подгоняли их своими огненными плетьми.
И вот братья разбили последние куски базальта, в которых всё ещё держались железные прутья в три локтя длиной. Этими-то прутьями и крепились к скале цепи несчастного Белегара. И по договору теперь братья могли быть свободны, однако толпы орков у подножия скалы не расступались. Тогда Келебрин повернулся к Саурону и сказал так:
– С Владыкой Тёмной Страны заключали мы сделку, или с рабом Отца Лжи?
Но Саурон не смутился и отвечал:
– На то я и владыка, что когда хочу – даю своё слово, а когда хочу – беру его назад. Вы хотели освободить от цепей своего брата, и вот теперь он свободен. Наша сделка завершена.
Белегар же был едва жив, и от него теперь оставались одна кожа да кости. Меретин держал его на руках, и у обоих по щекам скатывались слёзы.
Но Келебрин был готов к такому повороту событий. Он уже давно подметил, что Саурон испытывает к его кольцу жгучий интерес, хотя и старательно пытается это скрыть. Кольцо одновременно манило и страшило Саурона, и оно было единственным, чего он опасался, а потому Келебрин решил воспользоваться заблуждением врага и сказал так:   
– Ежели владыка тёмного края не сдержит своего обещания, то не стану сдерживать его и я, – с этими словами Келебрин схватил кирку, которой раскалывал твёрдый базальт скалы и замахнулся ею над головой. – Ты, Саурон, без сомнения разумен в своём коварстве и хорошо знаешь, что ношу я на своей руке, ведь от твоей проницательности не скроется ничто. Ежели бы не кольцо, что досталось мне от духов камня, для того, чтобы я мог совладать со скалой, то ничего этого мы с моим братом не сделали бы. Но духи камня заключили со мной договор, однако об этом договоре я не скажу тебе ничего, кроме того, что он связан и с твоим договором тоже. И ежели своего слова ты не сдержишь ныне, то гнев гор падёт на тебя, и я получу силу расколоть твою землю надвое!
Услышав эти слова, Саурон испугался, но решил не подавать виду. Вместо этого он надменно рассмеялся Келебрину в лицо.
Тогда в отчаянии Келебрин размахнулся, что было сил, и вонзил свою кирку в неподатливый базальт. И никто не ожидал, в том числе и сам Келебрин, что от этого удара скала под его ногами содрогнётся и через неё протянется длинная трещина, разделившая её надвое. И из трещины той, у самого основания скалы, на поверхность вырвалась огненная лава. Знающие говорят, что тогда не обошлось без вмешательства самого владыки Ауле, но каким образом он прознал о несчастье братьев, так и останется загадкой навеки. Воодушевлённый чудом, Келебрин замахнулся своей киркой снова и прокричал:
– Продолжать ли мне начатое и уничтожить то, что ты строил долгие годы?!
В тот миг Саурон проследил за трещиной взглядом, в котором затаился ужас, и увидел, что раскололась не только скала, а трещина прочертила землю и медленно поползла к стенам недавно восстановленной им цитадели Утумно.
– Довольно! – в ярости закричал Саурон громовым голосом. – Пусть уходят!
Тогда орки в ужасе расступились, и братья направились на запад, где горы были изрыты сквозными норами. От радости они хотели бежать, и, наверное, побежал бы даже немощный Белегар, но братья не желали показать врагу, что боятся его, а потому уходили с достоинством. Саурон же ещё далеко не сдался и упорно размышлял, как бы ему отобрать чудесное кольцо. Говорят, что с тех пор Саурон никогда не забывал о кольце Келебрина и, возможно, памятуя об этом, много лет спустя он сковал своё Кольцо Всевластия в недрах горы Ородруин.
Нелёгким был путь братьев назад, но теперь они возвращались домой, и дорога не казалась им слишком трудной. Весть о чудесном кольце Келебрина разошлась с быстротой молнии и орки, встречавшиеся братьям на пути, в ужасе разбегались от них во все стороны. Когда братья добрались до Ущелья Ужаса, то в низине увидели большое озеро огненной лавы, которого по дороге в Дурлад ещё не было, ибо с тех пор прошло много лет. Вокруг всё горело, и везде копошились невиданные жуткие твари, которым не было числа. Все деревья по склонам гор выгорели совсем и теперь всюду высились лишь их обгоревшие остовы. В тех местах, где с гор в море огня сбегали мутные ручьи, поднимался густой белый пар. От шипения испаряющейся воды всюду разносился громкий гул, который наводил ужас на всякого, кто его слышал. Из глубоких расщелин у подножия гор в огненное озеро стекали потоки лавы и вязкой чёрной жижи. Стараясь держаться подальше от огненного озера и неведомых тварей, что бродили вдоль его берегов, братья вынуждены были пробираться к югу по острым скалам. Постоянно рискуя сорваться, они преодолевали глубокие расщелины и утёсы, спускались с обрывов и вновь взбирались на крутые подъёмы. И когда, наконец, горы перед ними расступились, открыв взорам бескрайние пустоши равнины Литун-Лад, путь стал значительно легче. Огненная лава осталась позади, и они поспешили к видневшимся справа отрогам гор Орокарни. Белеющие в звёздном свете вершины волновали дух и вселяли новые силы, однако за время изнурительного перехода Белегар стал совсем плох, ведь раньше жизнь в нём силами своих чар поддерживал Саурон, а Келебрин и Меретин не были сильны в искусстве врачевания. И всё же, когда он вновь увидел поросшие лесом склоны гор Орокарни, на его лице появилась улыбка, и, казалось, что сила могучих деревьев начала возвращать жизнь в его измученное тело.
Наконец, после изнурительного пути, братья добрались до брода через реку Кирнен, за которой заканчивались чары и владения тёмной страны. От этих мест до дома оставалось не так уж и далеко – всего несколько переходов с остановками для отдыха. Тогда Белегар слабым голосом попросил положить его на траву, под одним из высоченных кедров, и братья, обеспокоенные его состоянием, не замедлили выполнить его просьбу. Он долго лежал на спине, с упоением рассматривая убегающие ввысь могучие стволы деревьев. Где-то на ветвях сновали непоседливые белки, тихо шумел ветер в раскидистых кронах, дятел усердно долбил кору, старательно выковыривая прячущихся под ней личинок, и над всем этим искрились бриллиантовые россыпи бесчисленных звёзд. И насладившись видом безоблачного неба, Белегар сказал слабеющим голосом:
– Счастье выпало мне вновь увидеть родные края, и за это я благодарен вам, дорогие мои братья. Но теперь я покидаю вас, чтобы в конце времён снова встретить в палатах Мандоса. Не печальтесь обо мне, ибо я покидаю этот мир с умиротворённой душой, зная что вы не оставите народ наш без защиты своей. Теперь стали вы могучими витязями нашего рода, и сам Саурон убоялся силы вашего духа. Перед тем как покинуть вас, я попрошу лишь об одном. Хочу, чтобы вы пообещали мне, что явитесь к Владыке Нимлонда Тарэдэлу. Он должен знать о том, что над свободными землями нависла смертельная угроза. Расскажите ему обо всём, что видели своими глазами в долине Дурлада, ибо лишь он сможет сдержать восстающую силу тьмы.
Братья тут же поклялись Белегару, что сделают всё, как он сказал, а по щекам их катились слёзы.
– Теперь прощайте, братья, – выдохнул Белегар, и взгляд его открытых глаз затуманился.
И со слезами на глазах Келебрин закрыл глаза своему брату. Ещё долго оплакивали братья Белегара, а когда слёзы их иссякли, они похоронили его на том месте, где он расстался с этим миром. И при помощи единственной кирки, которую Келебрин унёс с собой из долины Дурлад, они возвели над могилой брата каменный обелиск, верхушку которого венчала птичка, несущая на своей лапке кольцо надежды.             

Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #105 : 01/02/2022, 21:49:48 »
Часть 4

О созыве воинства Нимлонда и возведении цитадели Роментир

(1 часть)

Когда Келебрин и Меретин наконец вернулись в родные края, то охотники из родного селения, что первыми встретили их в лесу, совсем не узнали братьев, ибо стали они широкоплечи и смуглолицы. Вулканический жар огрубил их кожу, а тяжёлая монотонная работа закалила тела. Но когда родичи убедились, что они и вправду те, за кого себя выдают, то исполнились великой радости. И устроили тогда жители Ломелина большой пир и разослали посыльных по соседним селениям, чтобы все могли порадоваться за вернувшихся братьев. Узнав о неслыханном побеге из Дурлада, многие пришли на тот пир, чтобы воочию увидеть прославившихся героев.
И когда все собрались, Келебрин и Меретин выступили вперёд, и помянули погибшего брата добрым словом. Долго не смолкали под густыми кронами вековечных деревьев печальные песнопения девушек Ломелина, а когда памяти погибшего Белегара были отданы все почести, начался пир. Несколько дней продолжалось то пиршество, и подобных празднеств не припоминали даже те, кто не родившись, первыми очнулись на берегах Вод Пробуждения.
Радостным был тот праздник, но недолго пробыли братья в родном селении. Помнили они о клятве, данной своему брату, а потому вскоре собрались в дорогу. Все уговаривали их остаться, но Келебрин и Меретин оставались тверды в принятом решении. К тому же, зная о великой силе, что скопил коварный Саурон на выжженных равнинах Дурлада, хорошо понимали они, что лишь витязь, наделённый великой властью, способен противостать несметным полчищам тёмных сил. И лишь об одном владыке, способном в те далёкие времена сплотить и повести под своим знаменем разрозненные племена Перворожденных, знали Келебрин и Меретин. Им был Владыка Нимлонда Тарэдэл.
И простились братья с отцом и матерью и направились к белым стенам благословенного Нимлонда. Дорога не была долгой, и вскоре они увидели сквозь кроны дерев стройные башни Белого Города, озарённые серебристым светом звёзд, но ярче всех тех звёзд сиял золотой огонь цветка древа Лаурелин в башне Тир-Этиль, вознёсшейся к облакам выше всех остальных строений. Неприступные стены Нимлонда гордо возвышались над свободными землями Лумраста, протянувшегося вдоль восточного побережья моря Хелкар, и давали пристанище всем страждущим, кто спасался от забредающих в окрестные леса ужасных порождений мрака. И, когда приблизились братья к северным вратам города, стражники у ворот остановили их и велели назвать свои имена. И услышав ответ прибывших, удивились они:
– Не те ли вы храбрецы, что побывав в Дурладе, обвели вокруг пальца самого Саурона, прислужника Тёмного Властелина? 
Удивились тогда и братья, что слух так скоро дошёл до самого Нимлонда, и признались, что они именно те, о ком идёт славная молва. Возрадовались тогда стражники и с радостью впустили Келебрина и Меретина в чертоги Благословенного Города. Когда же узнали они, что братья ищут встречи с Владыкой Тарэдэлом, то двое из них вызвались проводить их к нему.
В то время Владыка Нимлонда был уже давно обеспокоен тревожными вестями и слухами, доходившими до него многими путями, но не решался предпринимать решительных действий, потому как ждал обещанного ему знака. Случилось так, что незадолго до событий тех дней Тарэдэл с супругой своей прогуливался под блеском звёзд по берегу Благословенного Залива. И внезапно налетел с моря ветер и поднял огромные волны. И в пене разбушевавшегося моря предстал перед благословенной четой Оссэ – посланец Ульмо. И обратился он к Тарэдэлу и молвил так:
– Приветствую тебя Тарэдэл, избранник Владык Запада. Я Оссэ, смиренный слуга Владыки Ульмо – господина твоего. Велено мне передать тебе, что ныне сгущаются тучи над равнинами Дурлада и зловонный мрак расползается по доселе свободным землям Востока. А потому негоже тебе в тревожный час сей наслаждаться тишиной дивных садов своих. Владыка твой желает, чтобы ты готовился к часу, когда чёрные тучи закроют небо и молнии осветят стены Нимлонда. В то время не увидишь ты звёзд небесных, а узришь лишь тени, что покроют земную твердь от края до края. И тогда горе землям твоим, если не сможешь ты охранить их и дать отпор порождениям мрака, потому как не пощадят они никого. И не оставят они камня на камне от города твоего. Лишь пепелища да пожарища поднимут в небо столбы чёрного дыма до самых облаков. Дабы не случилось всего этого, собирай храбрых витязей от всех земель своих. Не медли и знай, что вскоре явятся в чертоги города твоего два брата, и назовутся Келебрином и Меретином. И станут они великими витязями, что будут тебе надёжной опорой во всех трудах твоих. Когда узнаешь что прибыли они, пригласи их в палаты свои и внимательно выслушай. От них узнаешь ты многое, ибо посланы они тебе провидением Владык Запада.
Сказав это, Оссэ поклонился высокой чете и скрылся в пучине морской.     
Когда же пришёл час, и Владыке Тарэдэлу объявили о братьях, что назвались предречёнными ему именами, и искали встречи с ним, то поднялся он с трона и сам вышел навстречу дорогим гостям. И когда предстали перед ним два статных охотника, то смутился он, ибо ожидал, что посланцы Ульмо явятся к нему в одеждах богатых витязей.
Увидав владыку, братья низко поклонились ему, но Тарэдэл остановил их и сказал так: – Вам ли предо мною кланяться, когда сам Оссэ приносит весть о прибытии вашем.
И Тарэдэл сам склонил голову перед братьями.
Немало удивлены были братья такой встречей и не поняли, о чём говорил Владыка Нимлонда, но в глазах их светился огонь, ибо жаждали они отмщения за своего погибшего брата. Тарэдэл радушно принял их, и когда все они на богатом пиру сидели за столом, спросил: – Откуда взялась та сила, что вновь восстала на севере и где теперь ждать нам её вторжения?
Вновь удивились братья, ибо до того мгновения ни словом не обмолвились о причине прихода своего. Сказали они владыке, что не ведают, почему эта сила восстала, но признались, что были в самом сердце восставшего мрака. А когда Тарэдэл спросил у них, не покажут ли они войску его, откуда идёт беда, то братья с радостью согласились. И крепко пожали они друг другу руки, и с того дня начался созыв Великого Войска Нимлонда. Долго собирались витязи и вольные охотники со всех окрестных земель, и много мечей, сабель и копий было выковано к тому времени, когда впервые в истории Средиземья рать Нимлонда выступила именем Владык Запада против расползавшейся на Востоке тьмы. И всё это случилось ещё задолго до возвращения нолдор в Средиземье из Заокраинного Амана.
Случилось так, что в то время к Владыке Тарэдэлу явились добровольцы с западного побережья внутреннего моря Хелкар. И, на беду, дружину ту привёл к белым стенам Нимлонда сам охотник Куломвэ, за кого Феаром, отец Илуэнтэ, обещал выдать красавицу дочь свою. Младший брат Куломвэ, целитель Куруанвэ, тоже явился на призыв Владыки Нимлонда. И хотя сам он не был воином, но пожелал, если случится, в бою быть рядом с братом своим, чтобы самому врачевать раны его. И когда Куломвэ предстал перед троном, на котором восседал сам Владыка Тарэдэл со своей супругой, изумился он, узнав в королеве свою без вести пропавшую невесту. И разгневался тогда Куломвэ перед троном Владыки Нимлонда и вскричал:
– Вот, значит, чем занимается Великий Владыка Белого Города! Сманивает к себе дочерей из братских племён! Мы-то желали помочь тебе, а ты крадёшь невест наших!
– Успокойся, брат мой, – попытался остановить его Куруанвэ, хватая за плечо. – Скор ты на гнев, но надобно нам сперва выслушать саму Илуэнтэ, ибо не знаем мы, что произошло на самом деле. Может статься, что нет вины Владыки Тарэдэла в том, что всё так вышло. Слова твои дерзки, и не место им под столь величественными сводами.
 – Кто знает, не находятся ли остальные наши пропавшие сёстры в гнезде этих вероломных разбойников! – не желал слушать Куломвэ брата своего.
Илуэнтэ же совсем растерялась, ибо, несмотря на то, что всё произошло не по её собственной воле, чувствовала себя виноватой. Тогда встала она со своего места, чтобы самой всё объяснить своему бывшему жениху, но Куломвэ в приступе гнева развернулся и покинул чертоги тронного зала.
Опечалилась тогда Илуэнтэ и в слезах побежала к берегу моря. Села она на прибрежных скалах у набегающих волн и долго рыдала от горя. Боялась она, что отец её не вынесет того позора, что обрушится на его голову, когда узнает он всю правду о дочери своей. И снова слёзы ручьём полились из глаз прекрасной Илуэнтэ. И вновь стекали они по камням и смешивались с пеной прибоя. Случилось так, что неподалёку, в глубинах вод, находилась Уинен, соратница Владыки Ульмо и верная подруга Оссэ. И когда почувствовала она слёзы Илуэнтэ, то быстро отыскала её на берегу. И тогда море перед Илуэнтэ внезапно вспенилось белой пеной, и Уинен предстала перед ней во всей красе своей. Волосы её словно тысячью звёзд блестели дивными жемчужинами, а взор лучился состраданием, но в то же время был грозен, словно небо перед бурей. Диковинные морские звёзды узорами усеивали её платье из пены морской, а голову венчала тиара из чудесных белых кораллов.
Впервые узрела Илуэнтэ подругу Оссэ, и слёзы в глазах её высохли сами собой.
– Отчего печаль поселилась в глубине глаз твоих? – ласково спросила Уинен.
– Кто ты? – удивилась Илуэнтэ.
– Я Уинен – верная подруга Оссэ и помощница Ульмо – Владыки Морей. Я слежу здесь за тем, чтобы на плоды трудов его вовек не пала тень Врага.
– Но я никогда не видела Ульмо, владыки твоего, – искренне созналась Илуэнтэ, ибо не знала она о многом, что сделал ради неё могучий Владыка Глубин Морских. – Чему я обязана счастьем видеть прекрасный образ твой, моя госпожа?
– Ты ошибаешься, моё дитя, ибо по воле Ульмо обрела ты судьбу свою и супруг твой, Владыка Нимлонда, издавна предан делу его. Как сына своего возлюбил его мой господин, а потому теперь и ты есть признанная дочь его. Так почему же полны печалью глаза твои?
Изумилась Илуэнтэ услышанному, однако не усомнилась ни в едином слове госпожи морской и рассказала ей всё, что грузом тяжёлым лежало на сердце.
– Не печалься, дочь моя, – сказала Уинен, выслушав грустную историю Илуэнтэ, – ведь затем я и явилась тебе, чтобы оказать посильную помощь. А потому пусть будет спокойно сердце твоё от тревог мирских, ибо на пути твоём негоже тебе оборачиваться к прошлому. Не утяжеляй печалью своей сердце мужа твоего, но поддержи его в ратном деле, чтобы радость побед всюду следовала стезёю его. А отцу твоему я сама подам весть, что благословение Ульмо всегда пребудет с тобою, и не властен никто, кроме Владыки Вод, вершить судьбы твоей.
Сказав это, Уинен замолчала. Потом волны морские у ног её вновь вспенились, а сама она обернулась дельфином и в мгновение скрылась с глаз в пучине морской. После того вернулась Илуэнтэ к мужу и рассказала всё про печаль свою и про явление госпожи морской. И возрадовался Тарэдэл благой вести жены, и никогда более не клубились меж ними тени прошлого. Куломвэ же с братом своим и другими воинами возвратились на западное побережье моря Хелкар и вместе дали клятву, что никогда не станут плечом к плечу с Нимлондцами. О том, через соглядатаев своих, вскоре прознал и Саурон, и был весьма рад тому, ибо задумал вконец рассорить Перворожденных меж собою.             

 

Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #106 : 01/02/2022, 21:51:08 »
Часть 4

О созыве воинства Нимлонда и возведении цитадели Роментир

(2 часть)

Когда же под знаменем Нимлонда собралось более пятнадцати тысяч воинов, жаждущих славы, подобной той, что обрели Келебрин и Меретин, Тарэдэл поднялся со своего трона и сказал:
– Довольно! Мы выступаем завтра, ибо каждое потерянное мгновение даёт тьме время выше поднять свою голову. С нами же Келебрин и Меретин! И если они в одиночку однажды уже посрамили силы тьмы, то сколь больше их сила с войском Нимлонда!
И на следующий день пятнадцатитысячное войско выступило из стен Белого Города. Впереди на могучем белом коне ехал сам Тарэдэл. Остальные воины Белого Города были пеши, ибо в те далёкие времена прародители нынешних лошадей ещё были свободолюбивы и независимы, и вольными табунами паслись на южных равнинах, дотоле неподвластных влиянию тьмы. Но о боевом коне Тарэдэла ещё будет сказано особо.
Тарэдэл простился у ворот города со своею любимою женой и направил войско на северо-восток, к перевалу Гват-Артад.

 

Коня Владыки Тарэдэла звали Белегрос и он был одним из могучих скакунов – праотцев всех лошадей. Привольные равнины, где он обитал со своими родичами, находились много южнее Нимлонда, но засуха, что внезапно пришла с юга, принудила его двинуться со своими табунами на северо-восток, к устью полноводной реки Хиарменмель. В эти же края, почуяв добычу, из глуши северных лесов забрела и стая свирепых волколаков.
Однажды Белегрос привёл свой табун к берегам реки на водопой. В том месте был брод и Белегрос повёл их на самую середину. У этого-то брода, на западном берегу, и притаилась стая чёрных волколаков. Они пропустили табун в воды реки, хорошо зная, что в воде кони не так быстры, как на суше. На восточном же берегу, волей судьбы оказался отряд охотников из самого Нимлонда. Увидев удивительных животных, нимлондцы засели в укрытии, и долго дивились красоте дотоле невиданных, грациозных созданий, что игриво резвились, рассыпая в сумрачном звёздном свете мириады искристых брызг. И так чудесна была та картина, что эльфы никак не могли наглядеться и боялись спугнуть прекрасных животных. Когда же волколаки убедились в том, что табун не обнаружил их близкого присутствия, то молниеносно выскочили из своего укрытия и бросились в реку. Из-за своей беспечности табун не сразу обнаружил крадущихся в сумерках хищников, и это позволило волколакам приблизиться почти вплотную. Но Белегрос увидел перед собой оскаленную пасть огромного вожака стаи и громко заржал. Табун тут же встрепенулся, однако дорога на западный берег была уже отрезана. Тогда Белегрос велел собратьям своим уходить к восточному берегу реки, а сам остался посреди брода, чтобы задержать разъярённых хищников. И тогда он начал неистово бить копытами перед оскаленными пастями, да так, что поднял в воздух огромное облако брызг. Всё это видели спрятавшиеся на восточном берегу эльфы, а потому позже и получил Белегрос своё имя, которое дословно означало – Могучие Брызги. Вода так сильно заливала разверстые пасти волколаков, что многие из них начали захлёбываться и потому в панике повернули к берегу. Но это ещё больше разъярило вожака стаи. В неистовой злобе он вскочил на спину Блегроса, и вонзил в него свои ужасные когти. Но Белегрос был могучим конём и выдержал боль, что жгучими волнами обожгла всё его тело. Предчувствуя свою близкую кончину, он собрался с силами и бросился к восточному берегу. Решил он, что раз уж не спасти ему жизнь свою, так лучше уж броситься на всём скаку на одно из могучих дерев, что росли здесь повсюду, чтобы с собою забрать и жизнь злобного волколака. Но когда Белегрос стрелой пронёсся мимо укрытия, где притаились охотники, оттуда вылетела серебристая стрела и угодила волколаку прямо в глаз. От нестерпимой боли хищник в предсмертной агонии разжал свои когти и замертво свалился на землю. Тогда Белегрос почувствовал, что свободен и остановился, чтобы осмотреться. И когда охотники вышли из своего укрытия, могучий конь испугался их и вновь понёсся во весь опор, а так как путь к броду был уже отрезан, то он поскакал на северо-восток, к самым границам Нимлонда. Но охотники видели, как велики раны коня и желали помочь отважному животному, а потому направились по его следу. Долго скакал могучий Белегрос, но от потери крови силы постепенно оставляли его и неподалёку от Белого Города, вконец обессиленный, он осел наземь. Охотники быстро отыскали его по кровавому следу и целебными травами обработали его раны. Когда же увидели они что большего сделать уже не в силах, то вспомнили о том, что королева Эсгаэрвен умеет врачевать своим пением, и спешно направили к ней гонца. Когда же Илуэнтэ услыхала о прекрасном дивном животном, что погибает в лесу неподалёку от города, то сразу бросилась на помощь.
Ни живым, ни мёртвым нашла Илуэнтэ Белегроса, когда прибыла на место разыгравшейся драмы. Увидев несчастное животное и страшные раны на теле его, она склонилась над ним и заплакала, а слёзы блестящими звёздами скатывались по её щекам на раны коня и полевые травы. И с трудом сдерживая сердечную боль, королева запела. Дивной была та песнь и проникновенен голос сострадания. И все, кто были тому свидетелями, помнили о чарах королевы и с надеждой ожидали чуда. Но время шло, а чудо всё не приходило. Но Илуэнтэ не желала отдавать прекрасное животное вечности и не сдавалась. И когда надежды оставили всех, кроме певуньи, произошло нечто, о чём потом говорили с благоговением, будто то было явлением милости Высших. На глазах у всех травы у тела Белегроса поднялись, а на их стеблях проступила дивная золотистая роса. И опутали травы тело коня и роса падала на раны его. И, поражённая увиденным, даже Илуэнтэ прекратила песнь свою. И в тишине все ждали, что будет дальше, а когда травы оставили Белегроса, то увидели, что ран на его теле больше нет. И возрадовались все, дивясь явленному чуду, а конь поднялся на ноги, тряхнул гривой и в благодарности склонился перед Илуэнтэ. Говорят, что в те памятные мгновения королева Эсгаэрвен разговаривала с Белегросом без слов, и мысль передавалась от сердца к сердцу. И в уплату своего долга могучий конь поклялся служить Илуэнтэ верой и правдой. Так и случилось потом, что когда Владыка Тарэдэл собрался в поход во главе воинства Нимлонда, Илуэнтэ просила Белегроса быть всегда рядом со своим возлюбленным супругом, чтобы мог преданный конь в трудную минуту охранить государя от злой участи.

 

Так войско Нимлонда обогнуло гору Дол-Ломе и вступило на перевал Гват-Артад. И все исчадия чёрных сил в ужасе выбирались из своих тёмных расщелин и бежали перед стройными рядами воинства Белого Города, ибо до этих пор никто из них никогда ещё не видел войска Объединённого Восточного Королевства. Меч Нарандуниэ ослепительно сверкал в руке Владыки Нимлонда неугасимым светом Амана и Тарэдэл не прятал его в ножны, чтобы все вокруг видели, чьим именем освящён путь его. И воины, что следовали за ним, были воодушевлены осознанием мощи Владык Запада и не страшились притаившихся в расщелинах скал теней.
Когда войско Нимлонда вышло на восточный склон гор Орокарни, то перед взорами воинов Тарэдэла открылись безрадостные, опустошённые просторы равнины Литун-Лад. И мертвенная пустота безжизненных пустошей простиралась до самого горизонта. Лишь у самого подножия гор неширокой полосой ещё высились леса, да было слышно журчание горных речушек. На севере же горизонт был скрыт густым пепельным облаком, которое озарялось багровыми отсветами раскалённой лавы, стекавшей с горных вершин Эред-Энгрин. И никто, кроме Келебрина и Меретина, не видал в своей жизни более удручающей картины. И ужаснулись воины, что однажды это опустошение вместе с силами мрака может прийти и в их родные края. Тогда Тарэдэл уединился и в одиночестве долго стоял на восточном склоне гор. Там, взирая на хаос огненной стихии, Владыка Нимлонда напряжённо размышлял, что ему предпринять, чтобы обезопасить свой прекрасный край от расползающейся скверны. И тогда случилось нечто непостижимое. Некоторые потом рассказывали, что неожиданно небеса над Тарэдэлом разверзлись, и сам Манвэ во всём своём могуществе предстал перед ним. Однако все, кто были тому свидетелями, заметили лишь яркую вспышку молнии, прорезавшую полнеба и осветившую всё вокруг ослепительным светом. Молния та ударила в скалу, одиноко возвышавшуюся неподалёку от места, где стоял Тарэдэл. Земля под ногами содрогнулась, и, говорят, что в тот же миг на южных склонах от перевала, в горах, открылся проход, через который с вершин на равнину хлынул бурлящий поток. Неистовый поток тот стал новой рекой, которая за свой неукротимый нрав получила имя Виньярант, что означало – Бурлящий Поток. А скала, в которую ударила молния, стала белой, как снег на вершинах гор. Тогда Тарэдэл вернулся к своему воинству и в тот же день отправил гонцов в Нимлонд. В послании своём велел он прислать ему каменщиков и плотников, лесорубов и кузнецов. Воинству своему позднее открыл он, что сам Манвэ велел ему построить отпорную цитадель на месте указанной своим перстом скалы, чтобы она грозно возвышалась над пустошью Литун-Лад и была врагу предупреждением о том, где заканчиваются его владения.
Так на восточном склоне гор Орокарни, неподалёку от Гват-Артад, была возведена великая башня Роментир, что на протяжении многих веков удерживала силы тьмы от посягательств на Благословенные Земли Лумраста. В те далёкие дни Келебрин был назначен командующим гарнизона возведённой цитадели и наделён полномочиями вершить волю Нимлонда на его восточной границе. Высока была белая Дозорная Башня и позволяла видеть всю Пепельную Равнину от одного её края до другого. С тех пор ни одно перемещение орков и других приспешников тьмы не оставалось более незамеченным, и это надолго спутало планы Саурона.                   


               
                   
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #107 : 03/02/2022, 10:39:06 »
Часть 5

О возвращении Мелькора в Средиземье

(1 часть)

Долго Белая Башня цитадели Роментир наводила ужас на порождения тьмы, что скрывались в болотах Литун-Лада, или дерзали выползти из-за стен горного хребта Эред-Энгрин. И продолжалось это более ста лет, вплоть до самого освобождения Мелькора. Но, несмотря на это, тёмные силы неустанно готовились к грядущей войне и лишь ждали удобного момента, чтобы вторгнуться в вожделенные земли Объединённого Восточного Королевства. И пришло время, когда этот страшный момент настал.
И вот минули отмеренные триста лет заточения Мелькора, что были ему назначены Владыками Заокраинного Амана для искупления вины за свои злодеяния. Так, под лживые обещания забыть свои чёрные деяния и помыслы против всего прекрасного, что обреталось под небесами Арды, Тёмный Властелин был выпущен на свободу из темниц Мандоса. Но недолгими были годы его притворства, после чего он вновь взялся за свои коварные дела. Именно тогда, воспользовавшись беспечностью Валар, он прибегнул к помощи исчадия тьмы – ужасной Унголианты и уничтожил Чудесные Древа Амана, что дарили неугасающий свет Благословенным Землям. А надо сказать, что свет тот далёкой зарницей был виден даже в восточных пределах Средиземья. И когда потемнел горизонт на западе, все эльфы Лумраста, жившие под сенью гор Орокарни, поняли, что это недобрый знак, который сулит многие бедствия. Однако никто даже и не догадывался, что так начиналась новая эпоха злодеяний Властелина Тьмы – Моргота, ибо такое ужасное имя получил Мелькор от нолдор Запада, когда вновь открыл свой истинный лик. Многое о тех печальных событиях рассказано в Квента Сильмариллион, но наша история о том, как все эти события отразились на судьбах народов восточного Средиземья.

 
 
Однажды дозорные со стен цитадели Роментир увидели над северной оконечностью гор Орокарни огромную дымную тень, что молнией метнулась в сторону Запада. И никто не знал, что это созывает своих прислужников сам Моргот, а облик дымного облака принял Саурон, чтобы как можно быстрее явиться на зов своего вернувшегося господина. И представ перед троном Моргота и узрев на челе его ослепительно сверкавшие Сильмарилы, втайне возненавидел он своего господина, ибо немеркнущий, дивный свет погибших Великих Древ Благословенного Амана нещадно жёг его чёрное нутро. И желал он поскорей вернуться назад, во мрак полюбившейся Утумно, однако Моргот велел ему остаться. Теперь по желанию Моргота Саурону предстояло избрать для Утумно другого наместника, а сам он был вынужден вернуться и служить своему господину, как поклялся он это делать ещё на заре времён. Противиться Мелькору Саурон не решился, а потому возвратился в Утумно лишь только затем, чтобы назначить своего преемника.
Мелькору же пока было всё равно, что будет с Непожелавшими, что жили под сенью гор Орокарни, потому как более всех из Перворожденных он ненавидел нолдор, которые возвратились в Средиземье и с коими он желал поквитаться в первую очередь. Потому-то он и собирал вокруг себя самых могучих своих подданных.
И вернувшись на время в Утумно, Саурон волей Мелькора возвратил к жизни покоящееся в подземельях тело предателя Перворожденных, потому как и он, и Мелькор знали, что не найти им лучшего наместника на Востоке, чем ненавидевший своих братьев Атармарт. Но Саурон не желал, чтобы Атармарт получил полную власть в восстановленной Цитадели Мрака, которую втайне от Мелькора уже давно считал своей, а потому начертал на лбу своего преемника, покрытом обгоревшей плотью, зловещий знак вечного рабства. Атармарту же он сказал, что сей знак есть символ могущества, без которого полчища тьмы не станут ему подчиняться. И это Саурон сделал потому, что хорошо знал своё чёрное сердце, которое только ждало подходящего случая, чтобы предать и повергнуть своего господина, Моргота Бауглира и занять его место. В этом же Саурон подозревал и всех, кто окружал его самого.   
Так Атармарт остался наместником в Утумно и сразу начал строить планы отмщения своим братьям. Вновь зачадили печи Утумно, в которых день и ночь напролёт орки не прекращали ковать оружие, и новый господин обходился со своими подданными даже более жестоко, чем Саурон – так велика была злоба предателя. С того времени в землях Объединённого Восточного Королевства стали замечать, что временами под ногами начинала подрагивать земля, но о причине того никто не догадывался. И лишь огромная чёрная туча, что выросла и клубилась над Дурладом, настораживала защитников цитадели Роментир.
И никакая сила не могла удержать Атармарта от неутолимой жажды мщения, что изнутри разрывала его на части. Он ненавидел зеркала, потому, что они открывали его взору собственный уродливый облик, и впадал в бешенство, когда видел, как прекрасны ликом его бывшие братья, которых время от времени умыкали в Утумно его нынешние подданные. И ужасна была участь тех, кто попадал в руки Древнего Предателя, ибо так позднее прозвали Атармарта эльфы Востока. 
Долго готовился Атармарт к грядущей войне и изобретателен был его извращённый ум. Первым делом, чтобы отвлечь внимание Нимлонда от чёрной тучи Дурлада, он решил поссорить Перворожденных между собой. Через своих соглядатаев, оборотней в обличии хищных зверей и птиц, он хорошо знал о ссоре, возникшей между Владыкой Нимлонда и Куломвэ из рода Финвэ. Куломвэ же, к этому времени, уже давно был вождём своего племени и по праву считался одним из самых влиятельных витязей на западном побережье моря Хелкар. Потому-то Атармарт и решил раздуть из этой ссоры пламя братоубийственной войны. Для этого решил он сам отправиться к Куломвэ, а чтобы скрыть свой ужасный облик, приказал своим подчинённым отлить себе маску из чёрного, словно ночь, металла. И на маске той его подданные начертали точь-в-точь такой же знак, как и тот, что начертал на лбу Атармарта Саурон. В этой-то маске и отправился он к западному побережью моря Хелкар, преодолев по льду неширокий пролив в его северной оконечности.
Представ перед Куломвэ, Атармарт не назвал ему своего истинного имени. Начал он льстить Куломвэ тем, что тот самый смелый и отважный из всех Перворожденных, коих он знавал. И не пристало ему, отважному мужу, прозябать в глуши лесов. А так как Нимлонд был построен для того, чтобы под сенью его величавых башен правил тот, кто способен будет собрать воедино все роды Перворожденных Востока, то надобно Куломвэ собрать войско и свергнуть Тарэдэла, так как тот всё равно не смог довершить задуманного Ульмо, так и не став владыкой над всеми авари Востока.
И, выслушав Атармарта, Куломвэ заподозрил неладное, говоря:
– Что тебе в том, что Тарэдэл Владыка Нимлонда? Неужто он причинил тебе какое зло?
Тогда Атармарт назвался охотником северных пределов и посетовал, что Тарэдэл не настолько силён, чтобы уберечь от скверны хаоса северо-западное побережье моря Хелкар, и желает он, дабы восстал из Перворожденных истинный владыка, которого порождения тьмы будут страшиться и избегать как немеркнущего света Амана. Так говорил Атармарт потому, что сам всегда желал безраздельной власти над всем и решил, что Куломвэ тоже не лишён властолюбия и тщеславия, но в этот раз Древний Предатель ошибся. И ответил ему Куломвэ так:
– Кто ты такой, что прячешь свой облик за железной маской? Полагаю, у тебя есть на то веские причины, однако если желаешь, чтобы я прислушался к словам твоим, то должен ты говорить со мной открыто, не тая лика своего. А потому теперь сними маску свою, и мы будем с тобою равны.
Растерялся тогда Атармарт, ибо не желал, чтобы его узнали. Хорошо понимал он, что все Перворожденные наслышаны о его ненависти к Тарэдэлу, и если узнают они его, то сразу догадаются о коварстве его планов. И ответил он Куломвэ так:
– Не могу я снять маски своей, ибо давным-давно на охоте изуродовал моё лицо хищный зверь, и дабы не пугать сестёр твоих ужасными увечьями своими, то лучше я воздержусь от этого.
– Я и сам охотник, – отвечал Куломвэ, – и никогда ещё не видал, чтобы какой либо из мужчин устыдился шрамов своих. И даже если увечье твоё и велико, то нет в том тебе стыда, так как честь твоя не запятнана позором бегства. Так что если откажешься выполнить просьбу мою, то не стану я слушать тебя. Сердце подсказывает мне, что всякий, скрывающий облик свой задумывает зло, потому что добру нечего стыдиться. Если это и вправду так, то нет чести под твоей маской и говорить нам с тобой больше не о чём.
Тогда в гневе сцепил Атармарт зубы и те, кто стояли неподалёку, увидели, как налился ненавистью его недобрый взгляд. Не сказав более ни единого слова, он развернулся и покинул Куломвэ. Куломвэ же дал знак своим следопытам проследить за странным гостем. И когда вернулись разведчики, то в ужасе доложили своему господину, что издалека видели, что тот, за кем они следили, оседлал ужасного чёрного волколака и стрелой унёсся на север. Обеспокоился тогда Куломвэ, и понял, что неспроста приходил коварный советчик. Решил он, что не иначе как тёмные силы решили поссорить сынов рода Финвэ с братьями своими. Хорошо понимал Куломвэ, что если не удался коварный замысел врага в этот раз, то он найдёт кого-нибудь другого, кто откликнется на его льстивые речи. И дабы упредить беду, сам с несколькими друзьями своими направился в Нимлонд. Решил он оповестить Владыку Тарэдэла о коварных замыслах безымянного в маске, ибо хотя в прошлом и произошла между ними ссора, однако сердце подсказывало ему, что в трудное время лучше оставаться вместе со своими братьями, чем потом страдать в одиночку. А коли тёмные без страха вторгаются в пределы эльфийских владений, значит воистину наступают лихие времена. И не знал Куломвэ что в тот самый час, когда он размышлял об этом, Атармарт вернулся в его поселение со своей тёмной ратью и угнал в рабство всех, кто там оставался.
Куломвэ же благополучно прибыл в Нимлонд, а Владыка Тарэдэл, не став вспоминать некогда произнесённых дерзких слов явившегося гостя, принял его как брата. И опечалился Тарэдэл, узнав о лиходейских замыслах врага, и отослал гонцов во все стороны, дабы в пограничных областях королевства была усилена бдительность. Когда же гонец, направленный к дозорной башне Роментир, вернулся, то сообщил, что по дороге назад, с высоты перевала Гват-Артад, он видел над западным побережьем моря Хелкар огромное облако дыма.
Едва услыхав тревожную весть, Куломвэ явился к Тарэдэлу с просьбой дать ему коня, чтобы он как можно скорей мог добраться до родного селения (к тому времени, вслед за своим вожаком, к нимлондцам присоединился весь табун могучего Белегроса). И Владыка Нимлонда не отказал воину. Не теряя времени, Куломвэ вскочил в седло и помчался в родное селение. Печальная картина открылась его глазам; весь посёлок был сожжён дотла, а вокруг лишь чернели обугленные пни прекрасных когда-то деревьев. От горя ноги Куломвэ подкосились, и он безвольно рухнул на обгоревшую землю. И как долго пролежал он в спасительном полузабытьи-полубезумии, никто того не знает.
Узнав о зловещем знамении, обеспокоилась и Илуэнтэ, ведь неподалёку от тех мест, где клубилось дымное облако, было расположено и её родное поселение. И испросила она у своего царственного супруга позволения отбыть в родные края, потому что тревога не давала покоя её сердцу. Тогда Владыка Тарэдэл снарядил с женой три сотни своих лучших конных воинов и пожелал удачи в пути. Вместе с всадниками Нимлонда домой отправился и Куруанвэ, родной брат Куломвэ. Он хотел было сразу отправиться вдогонку своему брату, однако Илуэнтэ упросила его остаться, чтобы быть её проводником. Отказать королеве Куруанвэ не мог, но сердцу его не было покоя в тревоге за родных и близких, а потому он едва сдерживал себя, чтобы не ускакать вперёд.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #108 : 03/02/2022, 10:40:47 »
Часть 5

О возвращении Мелькора в Средиземье

(2 часть)

И когда Илуэнтэ со свитой прибыла в разорённые врагом земли, то, увидев представшее её взору опустошение, заплакала. Поняла она, что её родные либо погибли, либо уведены в рабство, ибо её селение лежало дальше к северу, прямо на пути тёмной орды.
Когда же Куруанвэ отыскал на обугленной земле почерневшего от сажи Куломвэ, то возрадовался, что его брат жив. Но радость его была недолгой. Куломвэ ничего вокруг не замечал и никого не узнавал, а взгляд его был пустым и бессмысленным. И было похоже, что умелый охотник и храбрый воин повредился рассудком. Тогда зарыдал Куруанвэ, тщетно взывая к своему брату. Увидев горе Куруанвэ, Илуэнтэ как могла пыталась его утешить, но его скорбь была больше любых слов утешения. Когда же слёзы Куруанвэ иссякли, Илуэнтэ повела свой небольшой отряд на север, вдоль побережья моря Хелкар. Она уже догадывалась, что откроется её взору в родном селении, и потому стойко выдержала тяжёлый удар судьбы. Увидев разорённую деревушку и выжженный вокруг неё лес, нимлондцы замерли в скорбном молчании. И дивились воины силе духа своей госпожи, ведь ни единого звука не вырвалось из её груди. А Илуэнтэ в эти мгновения тишины уже обдумывала план спасения уведённых в рабство братьев и сестёр. Закрыв глаза, она молилась о том, чтобы Эру укрепил её дух и наполнил силой для избавления соплеменников от злой участи.
И так случилось, что во время этой молитвы произошло нечто, чего не бывало ещё от основания Арды.
– Айнагил эн андуниэ, – внезапно раздался в тишине голос безумного Куломвэ.
В тот же миг все обернулись к несчастному и увидели, что он указывает рукой на Запад. Куломвэ пристально глядел на нечто, чего в подзвёздном мире Арды ещё никто до той поры не видывал.
– Айнагил эн андуниэ, – вновь повторил Куломвэ, что значило – Священная Звезда Запада.
Когда все взглянули на Запад, то разом ахнули от восхищения. Огромный, светящийся серебром диск медленно поднимался над горизонтом. Так впервые под звёздами Арды взошла Луна.
И увидев серебристый свет луны, нимлондцы восхитилась красотой явившегося им чуда – свет погибшего Тельпериона был воистину прекрасен. Когда же они вволю насмотрелись на удивительное знамение, то стали размышлять о том, что делать дальше. Тогда Илуэнтэ соскочила со своего коня и велела не ходить следом за ней, а сама удалилась в лес, уцелевший во время пожара. И там воззвала она к своей давней покровительнице Йаванне, которую не видела уже в продолжение многих долгих лет. И так пламенны и отчаянны были мольбы Илуэнтэ, что Йаванна явилась ей. И когда прекрасная Владычица узнала причину тревоги Илуэнтэ, то велела ей поступить так, как она скажет. И сказала Йаванна:
– Благословенна ты, дочь моя, не страшись ничего, но скачи со своими воинами по следу врага. И вы будете преследовать войско тьмы, покуда сияющий цветок Тельпериона не пересечёт небо с Запада на Восток семь раз. Затем последует иное знамение, которое затмит даже то, что вы видели сегодня. И чудо вновь явится на Западе, в то время когда светоч Тельпериона будет готов скрыться за горизонтом на Востоке. Не страшись того знамения, что явится в виде ослепительного огненного цветка, но поначалу обожди, пока он вновь не исчезнет за горизонтом там, откуда появился. Но когда Серебряный Цветок Тельпериона взойдёт над западным горизонтом восьмой раз, будьте готовы, ибо вскоре после того вновь восстанет Огненный Цветок и в этот раз уже на Востоке, и не сойдёт с неба, пока не обогнёт весь небосвод до горизонта на Западе. С того дня всё это станет повторяться до скончания веков, дабы тьма не имела более безраздельной власти над Средиземьем. И когда всё это случится, тогда все те, кто лишены свободы, вновь обретут её.
И услышав речи Йаванны, Илуэнтэ обеспокоилась, как ей не пропустить назначенного срока, на что получила ответ:
– Не бойся, дитя моё, ибо никто под звёздами Арды не пропустит того часа. Тогда всё что от тьмы, рассеется или забьётся в самые глубокие норы, а то, что от света, возрадуется вышней благодати. И когда это произойдёт, ничего не страшись, ибо в том проявится десница Заокраинного Запада. В тот час в небе померкнут звёзды, ибо его осветит негасимый свет в тысячи раз более яркий, чем холодный свет Алькаринквэ в час её наибольшего сияния.   
И дивилась Илуэнтэ ответу своей госпожи, но сомневаться не посмела, а потому вернулась к своим воинам и сказала: 
– Чудо небесное – это знак, посланный нам Владыками Запада, что давным-давно покинули Средиземье. И знак этот дан нам для того, чтобы мы не теряли надежды. А потому мы должны преследовать порождения мрака, что вторглись в наши земли и увели в рабство наших родных и близких. Теперь свет Владык Запада с нами, и мы не должны бояться тьмы.
– Но, моя госпожа, – сказал королеве один из сопровождавших её воинов, – не стоит ли нам вернуться за подмогой в Нимлонд?
– Когда мы вернёмся с подмогой, то наши братья и сёстры уже будут томиться бездонных подземельях Утумно. И никакая армия тогда будет не в силах вызволить их оттуда. Но если отправимся в погоню сейчас, то к седьмому восходу Серебряного Цветка у нас будет такая подмога, которой этот мир не видывал от самого его основания. Мы не должны бояться и терять драгоценное время. Свет Владык Запада да пребудет с нами! – таковы были слова Эсгаэрвен, владычицы Нимлонда.
И дивились тогда витязи смелым словам своей королевы, но усомниться в том никто из них не посмел. Воодушевившись пламенной речью своей госпожи, нимлондцы поскакали вдогонку за врагом, ведь отыскать путь, по которому прошли полчища тьмы, было несложно – они подчистую вытаптывали всё на своём пути, оставляя за собой лишь пожарища и пепелища.
Велик был восторг Перворожденных перед явленным чудом Запада, и потому никто не обратил внимания, что в тот же час к Куломвэ вернулся прежде покинувший его рассудок. Когда же все опомнились, и поняли, что произошло ещё одно чудо, то восславили величие Амана. И отправился Куломвэ в погоню вместе с отрядом Нимлонда. Долго продолжалась погоня, и когда Луна семь раз проплыла через весь небосвод и вновь коснулась горных вершин на востоке, в тот же час нечто ослепительное засверкало над самым горизонтом на западе, затмив свет прекрасного цветка Тельпериона; так впервые над землями истерзанного ранами Средиземья явилось Солнце – Золотой Цветок Древа Лаурелин. И в первый раз Солнце появилось в этом мире багряным пламенеющим шаром, зависшим низко над Благословенным Аманом. И когда это случилось, всё вокруг было в одно мгновение залито закатным светом. В лесу, из-за вековечных деревьев, нимлондцы не могли видеть нового светила, однако Илуэнтэ поняла, что решающий час близок. Тогда же, далеко впереди раздался вой и стенания – так подействовал на тварей мрака свет Солнца. Казалось, что тьма уже никогда не оправится от подобного удара, однако сверкающее чудо быстро опустилось за горизонт и Средиземье вновь погрузилось в озарённые светом звёзд сумерки.
Став свидетелями нового чуда, нимлондцы быстро нагнали орду Атармарта в обширной долине меж плоских вершин северных гор, которая с тех самых пор получила название Тум-эн-Фарот (Долина Погони) и стали ждать первого утра Арды, хотя об этом тогда даже и не догадывались. Они укрылись с восточной стороны долины на поросших лесом склонах отрогов Эред-Энгрин, протянувшихся вдоль северной оконечности западного побережья моря Хелкар, и затаились в ожидании.
И вот Луна вновь показалась над западным горизонтом и, затаив дыхание, нимлондцы ждали, что последует дальше. Время тянулось мучительно долго. Все глядели в сторону Запада, и то, что творилось на Востоке, было скрыто от них листвой деревьев и вершинами гор. Вскоре вокруг быстро посветлело, и за спинами нимлондцев появился яркий золотистый свет. Мало-помалу первый рассвет разгорался, и вокруг становилось всё светлей и светлей. В свете первого зарождавшегося утра Луна поблекла, а звёзды и вовсе скрылись на фоне глубоко-голубого неба. И вот, наконец, вся долина оказалась залита золотым светом, и даже нимлондцы на мгновение устрашились невиданного чуда. Когда они обернулись к Востоку, то увидели над вершинами гор огромный пламенеющий шар. Теперь его свет был даже ярче, чем накануне, так что на него уже невозможно было смотреть. Так впервые в те давние дни над Ардой взошло Солнце, и отныне на смену ночи стал приходить день.
Когда дневное светило вырвало долину из объятий сумрака, там началось что-то невообразимое. Орда Атармарта стала таять на глазах. Клубящиеся тени с истошными воплями метались из стороны в сторону, ища малейшие овраги и расщелины в которые ещё не проник губительный для них свет. Шкуры орков дымились, и повсюду разносились вопли ужаса и отчаяния. Твари тьмы натыкались друг на друга и в этой суматошной давке многие из них на месте распрощались со своими жалкими жизнями. Но, к несчастью, в тот час погибло и много пленников, ибо их держали посреди лагеря. 
Воодушевившись паникой в стане врага, нимлондцы во главе с Илуэнтэ ринулись на равнину. Своими острыми клинками они безжалостно рубили тела врага на части, и мало кто ещё оставался способен оказать им сопротивление. Вскоре воинство тьмы было окончательно рассеяно, а над долиной разнёсся победный звук горна Нимлонда. Атармарту, однако, удалось скрыться верхом на ужасном Гаурходе, а преследовать его никто не стал. Все бросились освобождать от оков своих несчастных сестёр и братьев.
Когда пленённые увидели немногочисленных всадников Нимлонда в золотых лучах восходящего солнца, несущихся со склона горы на беспорядочно разбегавшихся во все стороны врагов, то решили они, что это сами Владыки Амана пришли к ним на выручку из далёкого Заокраинного Запада, а когда под сенью знамён Нимлонда перед ними предстала королева Эсгаэрвен, то они приняли её за саму Владычицу Варду. Непривычно яркий свет слепил всем глаза, и никто из освобождённых не узнал в грозной воительнице свою соплеменницу Илуэнтэ. Она же соскочила с коня и стала искать среди них отца и мать. Все, мимо кого проходила Илуэнтэ, падали перед ней ниц. И вот, наконец, в измученном и измазанном грязью эльфе она узнала отца своего и, упав на колени, помогла ему подняться. Феаром же стыдился своей немощи и не смел взглянуть на грозную воительницу. Тогда Илуэнтэ обняла его и горько заплакала. Когда же Феаром понял, кто рыдает на плече его, то и сам не смог сдержать слёз. Наконец он слабым голосом проговорил:
– Плачь, дочь моя, ибо матери твоей больше нет с нами.
И так отец с дочерью долго стояли обнявшись и рыдали от горя, а когда Илуэнтэ, отерев заплаканные глаза, спросила, где тело матери, то узнала, что отец, как мог, похоронил её ещё с первым восходом Луны.
Мало-помалу все захваченные в рабство эльфы узнали, кто пришёл им на выручку, и собрались вокруг нимлондцев, чтобы благодарить их. Некоторые из спасённых не могли стоять на ногах и их поддерживали под руки более выносливые товарищи. Радуясь чудесному избавлению, многие не могли сдержать слёз и падали на колени перед своими избавителями, но воины соскакивали с коней, не желая принимать почести, и усаживали в сёдла самых немощных. Коней на всех не хватало и тем, кто не мог идти самостоятельно, помогали воины. Но теперь Перворожденные вновь были свободны, и это придавало им сил по дороге в родные края.
Длинная вереница спасённых двигалась очень медленно, и лишь спустя десять дней Феаром указал дочери на могильный холм, где была похоронена мать её. И было это совсем недалеко от сожжённого дотла родного поселения. В тот час зашло Солнце, и его сменила в небе Луна. Всю ночь Илуэнтэ пролежала на могиле матери, и Феаром не мог её утешить. Наутро же, собравшись с духом, королева Эсгаэрвен забралась на коня и, воздев над головой знамя Нимлонда, повела своих братьев и сестёр к Белому Городу. Мало мужчин осталось среди вызволенных пленников, и некому более было защитить женщин рода Финвэ от коварного врага. А, кроме того, лишь пепелища пожарищ остались на месте разрушенных поселений, и только Нимлонд теперь мог дать кров и защиту обездоленным.
Уже на подступах к Белому Городу некто догнал Илуэнтэ и стал у неё на пути. Когда же королева опустила свои очи долу, то увидела пред собой Куломвэ-охотника. В удивлении она осадила коня, и вся колонна, бредущая следом, застыла на месте. Преклонил тогда Куломвэ колено перед королевой Нимлонда и громко, чтобы все его слышали, молвил:
– Милосердная госпожа, свет сердца моего. Прости мне дерзость мою пред твоим достойнейшим супругом и не держи зла за минувшее. Ныне я в неоплатном долгу, ведь своей милостью ты избавила народ мой от ужасной участи. Прости мне прежние ошибки и дозволь служить тебе верой и правдой. Прими мои преданность и отвагу, и разреши понести знамя Белого Города.
Соскочила тогда Илуэнтэ с коня, подняла Куломвэ с колен и сказала:
– Ты ничего не должен мне, отважный охотник. Не ты ли много лет назад спас отца моего от верной гибели? А знамя Нимлонда я могу смело доверить тебе, ибо витязей, равных отваге твоей, немного. И не пристало нам, Перворожденным, держаться порознь, когда тень Утумно восстаёт у северных наших границ. Теперь же прими знамя Белого Города и неси его с гордо поднятой головой, и пусть доблесть и мужество твои станут примером остальным.
С этими словами Илуэнтэ передала знамя в руки Куломвэ. Куруанвэ же возрадовался поступку брата своего, ибо уже давно желал вступить под знамёна Нимлонда. И восславили Куломвэ и Куруанвэ Владыку Тарэдэла и его прекрасную супругу, и с того дня Перворожденные Востока впервые были едины.

         
       
     
           


Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #109 : 03/02/2022, 20:05:05 »
ЧАСТЬ 6

О появлении гномов в восточных пределах Средиземья

Прознав о примирении племён Перворожденных, Атармарт озлобился пуще прежнего. Осознал он, что его коварные намерения не принесли ему никакой выгоды, но напротив – нарушили все его планы. И теперь он оказался дальше, чем когда бы то ни было от своей заветной цели, и надолго затаился в подземельях Утумно.
Нимлонд же процветал и стал даже краше, чем был прежде. В пределах города возводились новые удивительные сооружения, и при свете Солнца окружные земли покрылись дивными, доселе невиданными цветами и растениями. Из цитадели Роментир тоже долгое время не приходило тревожных известий. В королевстве надолго установился мир, и повсюду вокруг Нимлонда появлялись прекрасные сады, в которых звонко журчали ручьи и фонтаны. Во все стороны от города протянулись мощёные дороги, соединявшие его со многими селениями и отдалёнными форпостами. Но однажды произошло нечто, что вновь сильно изменило мир, знакомый Перворожденным от их пробуждения, и случилось это в конце второго столетия от возжжения Солнца…
Случилось так, что, разведывая окружные леса, следопыты Нимлонда забрели за реку Хиарменмель. Отряд разведчиков уже возвращался назад, и, преодолевая брод, один из дозорных остановился по колено в воде и указал рукой вверх по течению реки. Там вдалеке плыло нечто, чего ещё никто и никогда в Объединённом Восточном Королевстве не видывал; к нимлондцам быстро приближался плот из связанных между собой брёвен, на котором деловито суетились странные низкорослые существа с длинными заправленными под ремень бородами. Дозорные были немало удивлены увиденным и поспешили укрыться в прибрежных зарослях, чтобы подпустить странных гостей ближе. Так в Объединённом Восточном Королевстве повстречали первых гномов, о пробуждении которых в Средиземье до того даже и не догадывались. Так уж случилось, что это было первым путешествием на поверхности земли, которое предприняли гномы Габилбунда, выбравшись из своих подземных чертогов.
Эльфы выждали, когда течение поднесёт платформу ближе, а затем вышли из укрытий и приказали нарушителям границ Объединённого Восточного Королевства остановиться. Но в тот раз гномы впервые услышали эльфийскую речь и не поняли, чего от них хотят появившиеся на берегу воины. Так плот беспрепятственно проплыл мимо дозорного караула Нимлонда, а стрелять вдогонку бородачам эльфы не решились, потому как гномы не выказывали явного недружелюбия. Тогда дозорные разделились на берегу реки Хиарменмель, и часть из них двинулась вслед за уплывающим к морю Хелкар плотом, а остальные спешно отправились в Нимлонд со срочным донесением Владыке Тарэдэлу.
И когда предстали гонцы пред Тарэдэлом, то Владыка Нимлонда сразу заметил, что они очень взволнованы. И следопыт, заметивший пришельцев первым, вышел вперёд и сказал:
– Дозволь, господин мой, донести до тебя весть, важнее которой ещё не скоро услышим мы в наших краях.
– Говори, воин, – ответил Тарэдэл, – ибо я вижу волнение и румянец на щеках твоих, и уже до того, как ты начнёшь речь свою, верю тебе от всего сердца.
И услышал тогда Тарэдэл весть о пришельцах, коих никогда ранее не встречали на просторах Средиземья, и рассказ посыльного привёл его в замешательство и изумление. И пожелал он тогда, чтобы дивных бородатых созданий доставили к нему во дворец. Тотчас из гавани Нимлонда вышел быстроходный корабль и направился к устью реки Хиарменмель. Однако, несмотря на то, что плыть было недалеко, у места, где река впадала в Благословенный Залив, эльфы бородатых гостей не обнаружили. А поджидавшие на берегу дозорные, которые отправились вслед за плывущим по течению плотом, сказали, что плот этот бросило в залив, словно пушинку, а поднявшийся южный ветер унёс его в открытое море.
Гномы же никогда ещё не видели моря, так как до того часа не появлялись под небесами надземного мира, а потому их плот был совершенно не приспособлен к управляемому плаванию. В ужасе взирали они, как со всех сторон их обступила Большая Вода, а немилосердный ветер относил их всё дальше и дальше от берега.
Как раз в то время Оссэ пребывал в водах моря Хелкар. Трудился он в морских глубинах, создавая чудные кораллы и подводные гроты. И дельфины всегда помогали ему, отчего между ними давно уже была крепкая дружба. Дельфины-то и принесли Оссэ удивительную весть о новых созданиях под небесами Арды. И, ведомый любопытством, поднялся Оссэ из морских глубин на поверхность и явился перед насмерть перепуганными Детьми Гор. Завидев могучего помощника Ульмо, бедные гномы в ужасе пали ниц, призывая на помощь отца своего – Ауле. Воистину был Оссэ велик и ужасен для детей подземного царства. Словно огромная скала склонился он водяным валом над утлым судёнышком и с любопытством рассматривал доселе невиданных мореплавателей. И тело Оссэ было суть – морская вода и полуденное солнце играло ослепительными бликами на его изумрудной коже.
Немало удивлён был мастер морских глубин отвагой странных бородатых моряков. Не знал он, что гномы никогда бы не решились даже приблизиться к берегу моря, не говоря уж о плавании. И решил Оссэ, что немного перестарался со своими трудами на дне морском и, сам того не желая, вызвал шторм на поверхности. Подумал он, что плот гномов – это всё, что осталось от их корабля после кораблекрушения, и решил загладить свою вину перед храбрецами. И, чтобы исправить ошибку, велел он дельфинам доставить плот бедолаг в гавань Нимлонда, а сам вернулся к своим трудам на дне морском.
И вот отважные путешественники оказались в гавани Белого Города и тысячи эльфов в изумлении взирали на них с пристани. Давно уже знали Перворожденные о том, что дельфины – преданные слуги и помощники владык морских, а потому сразу решили, что прибывшие гномы – посланники самого Ульмо.
Потрясённых видом моря гномов подобрали с плота и ещё долго не могли привести в чувство, так как их одолела морская болезнь. Когда же, наконец, «мореплаватели» вновь убедились, что под их ногами земная твердь и немного пришли в себя, их доставили во дворец Владыки Тарэдэла.
Долго не мог вымолвить Тарэдэл ни единого слова, так как вид «посланцев морских владык» был необычайно странным и удивительным. Так уж в тот день случилось, что первыми заговорили гномы. Старший среди них выступил вперёд и на диковинном языке, показавшимся эльфам чересчур грубым, сказал то, чего никто из нимлондцев так и не понял. Тот язык был изначальным языком гномов, который с течением времени большей своей частью канул в небытие, и лишь малая доля диковинных слов смешалась с говором эльфов и закрепилась на просторах Средиземья. Так случилось потому, что тот древний язык более подходил для подземных чертогов, и многих слов и понятий, которые описывали надземные вещи, у гномов не было, а потому они в большинстве своём позднее были переняты у Перворожденных.
Как ни пытался Тарэдэл понять незваных гостей, однако это ему так и не удалось. И всё же гномам устроили тёплый радушный приём. Им оказали такие почести, словно те были потерянными братьями эльфийского рода. По утрам Тарэдэл сам водил бородачей по городу, показывая им удивительные башни и ротонды, мосты и арки, пруды и тенистые заводи. И ничего подобного жителям подземных палат даже не снилось. Мало-помалу Тарэдэл начал сносно изъясняться со своими гостями, и во многом это произошло благодаря тому, что гномы и сами проявили отменную память, быстро запоминая многие слова эльфов. Наконец Владыка Нимлонда узнал имя старшего из гномов, который назвался ему Тахаром. С этим-то достойным гномом Тарэдэл и подружился впоследствии более всего.
Тахар выглядел гномом зрелых лет и в подгорном царстве славился как великий мастер-изобретатель. Он не ковал, подобно многим своим собратьям, а придумывал хитроумные механизмы, которые облегчали труд его народа. Именно Тахар и отважился первым выйти на поверхность земли. И впервые увидев снаружи гору, где жил его народ, этот почтенный гном назвал её Габилбунд, что означало – Великая Голова. Восхитившись красотами надземного мира, Тахар соорудил плот и спустил его на воду у истока реки Хиарменмель. В том месте множество водопадов, обрываясь с острых, словно бритва скал, образовывали обширную заводь, названную Кибил-ул-Зарам (Озеро Серебряных Ручьёв). Над этой-то заводью и находились врата в гномье подземное царство. Гномы считали, что их рукотворные пещеры и гора, в которой они были прорыты – одно целое, словно дом и его стены, а потому вскоре за гномьим царством прочно закрепилось имя горы.
Царь подгорного царства Балинок был одним из тех, от кого начался гномий род, и он правил Габилбундом от момента, когда его пробудил жар огня земных недр, приблизившегося к поверхности земли вследствие многих Мелькоровых козней. И это произошло задолго до того, как Тёмный Властелин был схвачен Владыками Заокраинного Амана и заточён в темницу Мандоса. В те времена каждый из семи Прародителей гномов основал свой род, но в этом повествовании речь пойдёт лишь о роде Балинока, заселившем подземные чертоги Габилбунда. События тех давних дней покрыты беспросветной тайной, ибо гномы жили под горой, не ведая солнечного света, и никто не знает, что было в Начале. И в продолжение многих сотен лет лишь огонь факелов освещал подземные жилища гномов. Все чаяния Подгорного Народа заключались в том, чтобы углублять и расширять свои подземные чертоги, и до тех, кто жили на поверхности, им не было никакого дела, ведь руду и драгоценные камни можно было отыскать лишь под горой. Но время шло, и запасы горных недр исчерпывались.   
Но вернёмся к отважному Тахару, которого многие его соплеменники считали безрассудным, ибо он сильно отличался от остальных, будто и вовсе был не из гномьего рода. Тахар дивился всему тому, что увидел в Нимлонде, и искусность эльфов в обработке камня пришлась ему по душе. Он словно чувствовал, что всему этому научил эльфов сам Ауле. Но пришёл день, когда габилбундцы изъявили желание вернуться в отчий дом. С этой просьбой Тахар явился к Владыке Нимлонда и тот ему не отказал. Тарэдэл одарил гостей щедрыми дарами и велел разведчикам провести бородачей к подгорным палатам. Однако, к удивлению Перворожденных, гномы отвергли проводников и пожелали возвратиться в Габилбунд без сопровождения. 
Тогда один из приближённых советников Тарэдэла, Нукумнасар, подошёл к своему владыке, когда гномы удалились, и высказал свои опасения по поводу странного, подозрительного отказа гостей.
– Почему, мой государь, они не хотят, чтобы мы знали, где находится их дом? – вопрошал Нукумнасар. – Не потому ли это, что они замыслили нечто недоброе? Может, нам следует послать вслед за ними наших разведчиков, чтобы мы больше знали о наших южных соседях, если в сердце у них затаилось лихо?
Задумался тогда Тарэдэл и долго ничего не отвечал Нукумнасару, но потом поднял голову и сказал так:
– Создания эти посланы к нам владыками моря, и возможно даже самим Ульмо. Ульмо же всегда противился Мелькоровым козням, и воля его тверда перед Эру. А потому ничто злое не может изойти из лона моря. Гостей же наших привели дельфины – посланники морских владык, и если ныне мы запятнаем себя недоверием, то отвергнем друзей, нам сужденных. В неверии кроется зерно раздора, которому суть место в чёрных думах Мелькора.
Однако Нукумнасар не послушал Тарэдэла и втайне послал вслед за отправившимися домой гномами своих разведчиков. Так отряд лазутчиков, незримо для гномов, довёл их до самого входа в подземное царство. И став свидетелями, как перед бородачами расступилась гора, разведчики были потрясены. Нимлондцы сочли увиденное истинной магией и с тех пор гномов стали называть не иначе, как Гонхиррим, что означало – Повелители Камня, или же Народ Камня.
Взглядам поражённых эльфов открылся черневший в скале прямоугольный проём, освещаемый светом горящих на стенах факелов. Коридоры Габилбунда были оборудованы газовыми светильниками, и газ в них подавался из земных недр. И эти удивительные светильники были изобретены Тахаром, который за находчивость и изобретательность был высоко чтим своим народом. Но всё это нимлондцы узнали значительно позже, а пока же у них на глазах плита, преграждавшая вход в гномье царство, медленно вернулась на своё место, и разведчики вынуждены были вернуться в Нимлонд.
Оказавшись дома, Тахар предстал перед царём Балиноком и поведал ему о своём удивительном путешествии. И когда царь услышал о народе, что живёт под лучами небесного светила, то пришёл в неимоверное изумление и сам захотел увидеть всё своими глазами. Но многие его советники не испытывали оптимизма по поводу проживания рядом с ними нежданных соседей. До сих пор все считали, что горы принадлежат только гномьему роду и делиться ни с кем не собирались. Тот же факт, что Нимлонд расположился под сенью гор Орокарни, которые гномы всегда считали своими, глубоко обеспокоил их. Они терялись в догадках, пропустят ли их новые соседи к северной части горного хребта, чтобы начать разрабатывать там новые рудные жилы? А Балинок в душе был рад тому, что гномы не одиноки в окружающем их мире и с того дня начал лелеять мечту о путешествии на поверхность. Ещё он мечтал добраться до северной оконечности горного хребта, чтобы основать там новые поселения гномов. Но гномы народ скрытный и подозрительный, и, зная об этом, Балинок решил сдержать свой порыв, чтобы не вызвать тем недовольства своих соплеменников. Но в сокровенных мыслях гномий царь мечтал увидеть Нимлонд своими глазами и печалился оттого, что не может, подобно Тахару, избавиться от пристального внимания своих подданных.
И всё же гномы медленно, но неотвратимо множились в численности, и под одной горой всем им становилось тесновато. И вскоре Балинок вновь созвал к себе своих советников и на общем сходе спросил у них:
– Как поступим мы, братья мои, чтобы расширить пределы наших владений?
Бородачи задумались, но отвечать никто из них не спешил. Тогда вновь сказал Балинок:
– Времена идут и рано или поздно нам придётся выбираться на поверхность, а потому нам лучше будет поскорей наладить мирные связи с нашими северными соседями, чтобы не было меж нами подозрений и неприязни.
При этих словах Балинока гномы бурно зашумели. И было похоже, что недовольных среди них гораздо больше, чем согласных с предложением своего владыки. И среди собрания был Тахар, который даже больше, чем Балинок стремился вернуться на поверхность, чтобы повторить своё незабываемое приключение; в нём пробудился дух путешественника и первооткрывателя. А ещё его странным, непостижимым образом тянуло к солёному бризу и необъятным водным просторам, которые хоть и напугали его до смерти, однако запали в самое сердце, до того не ведавшее необъятных морских просторов. И всё же, рассказывать о своей тайной страсти Тахар стыдился, ибо опасался насмешек родичей.
Тахар был любознателен, и ему было всё равно, куда направляться, лишь бы можно было открывать для себя что-нибудь новое, неизведанное. Хорошо понимая опасения своего народа и нежелание вновь сталкиваться с северными соседями, он решил подбить гномов к выходу на поверхность земли с другой стороны гор и сказал так:
– Братья мои, мне так же, как и вам, не по нраву близость наших новых соседей, ни в чём на нас не похожих. Они днями распевают песни и танцуют вместо того, чтобы заняться чем-то полезным. И всё же я своими глазами видел их грозное воинство. Многие из них ездят верхом на странных животных о четырёх ногах и щиты их крепки. Но мы не можем вечно тесниться в Габилбунде. Численность наша непреклонно растёт и не за горами тот час, когда недра наших шахт истощатся. Из чего тогда мы станем изготавливать все наши вещи?
Услышав это, некоторые гномы вновь зашумели, они хорошо знали о том, что Тахару только и надобно того, чтобы вновь выбраться под свет солнца. И некоторые из старейшин Габилбунда считали, что неприятности, связанные с новыми соседями, появились только из-за выхода гномов на поверхность земли: – Сидели бы себе под землёй, глядишь, и ничего подобного не случилось бы, – рассуждали они. – Так нет же! Этому взбалмошному Тахару не сидится под горой! И откуда только в нём столько непокорности и зазнайства?
Внезапно, среди поднявшегося всеобщего шума, Балинок поднялся со своего трона и воскликнул:
– Тихо, все вы! Я пока ещё царь здесь и не потерплю беспорядка!
Услышав решительность в голосе своего владыки, гномы разом притихли и стали слушать, а Балинок продолжал:
– Я долго выслушивал всех вас, а теперь вы послушайте меня. Тахар прав, и вы не можете оспаривать того, что запасы недр Габилбунда медленно, но верно истощаются. Все вы с удовольствием пользуетесь изобретениями Тахара, но из чего, скажите, мы будем делать вещи потом, когда под нашей горой окончится руда?
Балинок обвёл взглядом всех своих подданных и понял, что никто не посмеет перечить ему. Тогда, уже более решительно, он продолжил:
– Коли уж вы так опасаетесь наших новых соседей, то мы не станем выходить на поверхность земли через западные ворота, но будем прокладывать путь под горами в противоположном направлении, чтобы очутиться от них как можно дальше. Но мы должны отыскать новые горные недра, богатые рудными жилами, чтобы у наших, ещё не рождённых, детей было будущее.
Балинок замолчал и ещё раз медленно обвёл взглядом всех присутствующих. И вновь никто не набрался смелости возразить ему, а потому он заговорил снова:
– А посему так тому и быть. Готовьте свои кирки и повозки, потому что с завтрашнего дня мы начинаем прокладывать новый туннель, ведущий к восточным склонам горного хребта. 
С того самого дня началась новая эпоха в истории гномьего подгорного царства, повлекшая за собой многие неожиданные и удивительные события.           
   



             
       
   
                                                                       
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #110 : 04/02/2022, 13:15:16 »
Часть 7

О встрече гномов с Атармартом и союзе с Нимлондом

(1 часть)

Пока гномы Габилбунда прокладывали свой туннель к восточным склонам Орокарни, Нукумнасар тайно от Владыки Тарэдэла вновь собрал небольшой отряд разведчиков и двинулся к западным вратам гномьего города. Однако, не найдя возможности совладать с неподатливой каменной плитой, преграждающей вход в подземное царство, он вынужден был повернуть назад, так и не разузнав о южных соседях ничего нового. Но этот визит не прошёл незамеченным. Обнаружив следы пребывания эльфов на пороге подземного царства, гномы насторожились и стали опасаться эльфов больше, чем это было прежде. А Нукумнасар желал любой ценой снискать себе славу, чтобы добиться расположения своего господина, и не хотел он, чтобы ему давали кого-то в помощники, так как в этом случае слава была бы поделена, но жаждал всё получить один, и именно поэтому старался всё сделать самостоятельно, зачастую забывая уведомлять о том Тарэдэла. Уже давно мечтал Нукумнасар получить командование над восточным бастионом Нимлонда – цитаделью Роментир, куда были назначены Келебрин и Меретин. Для этого и искал он случая отличиться.

 

Тем временем Саурон пребывал в Ангбанде – новой цитадели Мелькора, в северо-западной части Средиземья. Вынужденный подчиняться своему господину, он тайно ненавидел его. И Мелькор нарочно унижал Саурона, похваляясь украденными у нолдор Сильмариллами, чтобы ещё больше ожесточить своего слугу. А Саурон втайне воспылал гневом, и всё чаще вспоминал о кольце могущества на руке Келебрина. И чем больше унижений терпел он от Мелькора, тем более страстно желал завладеть тем кольцом, ибо полагал, что только оно одно сможет помочь ему стать более сильным и могущественным, чем его жестокий господин. Именно поэтому Саурон попросил позволения Тёмного Властелина на время отлучиться из Ангбанда, солгав Мелькору, что ему надобно проверить, как Атармарт ведёт дела в его отсутствие в цитадели Утумно. И Мелькор не стал возражать, ибо со временем мечтал покрыть мраком всё Средиземье, а потому был уверен, что Утумно ему ещё пригодится. Сам же он не мог оставить Ангбанд, ибо его ненависть к своим злейшим врагам, нолдорам, была неистощима.   
И когда Саурон возвратился в Дурлад, то нашёл Атармарта в жалком виде. Тот скрывался в подземельях Утумно, панически боясь света взошедшего над Средиземьем Солнца. И тогда, придя в ярость, Саурон выволок Атармарта из подземелий и долго издевался над ним у стен чёрной твердыни, всячески подчёркивая его ничтожество и никчемность. И он делал это потому, что ранее подобным образом издевался над ним и сам Мелькор. Теперь же Саурон не щадил Атармарта, всячески унижая и ожесточая его.
– Я оставил тебя в Утумно, чтобы ты не давал покоя этому выскочке Тарэдэлу с его никчемным народом, – неистовствовал Саурон, – а вместо этого ты забился в нору, словно трусливый кролик! Чтобы эльфы боялись тебя и поклонялись мне – твоему господину, ты должен всё время держать их в страхе! Отныне ты не станешь скрываться во мраке подземелий, но выйдешь на поверхность, и всюду за тобой будет стелиться мрак. А чтобы тебе не докучали лучи ненавистного Солнца, сделаешь, как я велю тебе.
И Саурон научил Атармарта как сделать, чтобы солнечные лучи меркли, не доходя до поверхности земли. Для этого приказал он устроить запруду на реке Фирдуин (Умирающая Река), стекающей с Железных Гор на равнину Литун-Лад. На берегах той реки уже давно не приживались никакие растения, потому как вода, сбегавшая с восточного крыла Эред-Энгрин, напитывалась пеплом из дымного облака, постоянно висевшего в небе над Дурладом. Мрак Утумно не пощадил даже ледников Железных Гор, сделав их угольно-чёрными. 
Множество ужасных тварей в течение многих лет таскали камни к Фирдуину, чтобы перекрыть воде, стекавшей с гор, путь к морю, где она могла очиститься. Так на равнине Литун-Лад образовалась большая запруда, впоследствии превратившаяся в зловонное болото. Тогда в воздух поднялись ядовитые испарения и с того времени дозорные башни Роментир не могли более просматривать просторы Пепельной Равнины от края до края, как это было ранее. Позднее образовавшиеся болота стали называть Эглоэг (Забытые Болота), и туда никто не ходил.
С тех пор Атармарт получил возможность невидимо перемещать свои силы в пределах Эглоэга, и орки стали безнаказанно творить свои чёрные дела по всей Пепельной Равнине, подходя даже к стенам Роментира. Но, памятуя о позоре поражения в долине Тум-эн-Фарот, Атармарт пока ещё не решался вторгнуться на перевал Гват-Артад. Вместо этого он зашёл так далеко на юг со своими орками, как никогда до того ещё не был. Пользуясь тем, что южнее реки Кирнен простирались ещё незаселённые в те времена степи, он доходил до Эммин-Тангвар (Заградительных Гор) преграждавших путь на юг Средиземья.
Между тем Саурон не мог оставаться в Утумно слишком долго, ибо опасался разгневать своего, втайне ненавидимого им, господина. Но память о кольце, наделявшем своего хозяина невиданным могуществом, обжигала его разум страстью обладания заветной вещью. Поэтому поведал он Атармарту всё о братьях Келебрине и Меретине, умолчав лишь о тайне кольца на руке старшего брата. И повелел Саурон Атармарту добыть то кольцо любой ценой, но строго-настрого запретил ему надевать его. Лишь в нём видел Саурон своё избавление от тирании Моргота Бауглира (как нарекли Мелькора нолдоры за его коварство ещё в землях Заокраинного Запада). В награду пообещал он Атармарту вернуть его прежнюю красоту эльфа, излечив его ужасные ожоги. Саурон хорошо знал о чаяниях Атармарта, и о том, как жестоко тот страдает от своего уродства. Атармарт всё ещё мечтал осуществить свои мечты, став единым правителем эльфов востока, но ужасные ожоги не позволяли ему открыть изувеченного лица, и он по-прежнему был вынужден всегда и везде носить свою чёрную металлическую маску. Но обещания Саурона вновь возродили в нём надежду, и он с новыми силами взялся за выполнение поручения своего господина.
После унизительного поражения в долине Тум-эн-Фарот от горстки всадников из Нимлонда, Атармарт ещё долго терзался жгучим стыдом. В глубинах чёрной твердыни вынашивал он свои новые коварные планы, как раздобыть кольцо для Саурона, и вернуть себе владычество над племенами своих бывших братьев, множившихся на просторах Лумраста и Галендора. Давно понял он, что сила Перворожденных в единении, а потому долго гадал, как ему поссорить и разрознить Объединённое Восточное Королевство. Долго не решался Атармарт появляться в лесах на западном побережье моря Хелкар, ибо для того, чтобы добраться туда, ему надо было пересечь памятную долину Тум-эн-Фарот, одно только воспоминание о которой наполняло его желчью стыда и позора. Теперь же, когда равнину Литун-Лад заволокло смрадными испарениями болот, он обратил все свои старания к восточным склонам гор Орокарни. Однако же стены цитадели Роментир оставались неприступны, и проход на Гват-Артад был закрыт. И сколько не бродил Атармарт вдоль восточных отрогов гор Орокарни, не мог он обнаружить ни одной подходящей лазейки, чтобы преодолеть неприступный горный хребет. Не за что было зацепиться его хитрому извращённому уму, и потому до поры он ещё долго оставался безопасен. 
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #111 : 04/02/2022, 13:16:36 »
Часть 7

О встрече гномов с Атармартом и союзе с Нимлондом

(2 часть)

Но время не стояло на месте и на двести семьдесят третьем году от начала солнцеворота, гномы Габилбунда пробились к восточным склонам Орокарни. Они прокладывали туннель более десяти лет, но в те давние времена это не было для них долгим сроком, ибо на заре своей истории гномы жили неизмеримо дольше, чем в позднейшие эпохи.
Прорытый в горной тверди туннель оказался столь длинным, что для того, чтобы пройти через него, требовалось три дня ходу. И оказавшись по другую сторону горного хребта, гномы сразу принялись за создание у восточного выхода нового города, который позднее нарекли Гундум-Гатхол. И, несмотря на то, что восточные равнины, открывшиеся взору гномов, выглядели пустынно и безлюдно, габилбундцы были тому рады, ведь никто не мог оспорить их новых владений. Теперь они могли продолжать поиски горных сокровищ, продвигаясь как на юг, так и на север, и пока ещё даже не догадывались о том, что на севере их ожидала встреча с ордами Атармарта. 
Но Атармарт не заставил себя долго ждать, и когда его разведчики доложили ему о появлении на восточных склонах гор странных бородачей, начал вести за гномами наблюдение. Вначале он долго не решался обнаруживать себя, а лишь пристально следил за действиями новых соседей, но когда понял, что те способны пробивать неподатливый горный базальт, создавая проходы там, где им нужно, решил объявиться. И для того, чтобы не обеспокоить гномов, Атармарт решил отправиться к ним совершенно один.
Когда гномы заприметили вдали одинокую фигуру, шагавшую по пустошам к воротам недавно построенной крепости Гундум-Гатхол, они тут же позвали на стены царя Балинока, который в те дни явился к восточным воротам туннеля, чтобы поучаствовать в торжествах по случаю завершения возведения неприступных стен нового города. Тахар тоже был рядом, ибо на строительстве требовались его замечательные машины.
– Скажи мне, Тахар, – спросил гномий царь, – похож ли этот одинокий странник на тех, кого ты видел в Белом Городе?
– Трудно сказать издали, мой владыка, – отвечал Тахар, – однако те чужестранцы носили одежды в светлых тонах дня, а этот одет так, будто желает слиться с ночью и стать невидимым в самых отдалённых и тёмных закоулках наших пещер. К тому же он скрывает от нас лицо маской, что не располагает к доверию.
Сравнение, сделанное мудрым Тахаром, сразу насторожило Балинока и он почувствовал нечто странное; сердце царя учащённо забилось в груди, словно предупреждая его о скрытом коварстве пришельца. Когда же Балинок лучше рассмотрел странную чёрную маску гостя, то понял, что Тахар не ошибся.
Чужак заговорил на языке эльфов, уже знакомом Тахару, и гном перевёл царю, о чём говорил прибывший гость. Атармарт говорил вежливо, скорее даже чересчур слащаво и дружелюбно. Он представился Урфинвэ, охотником пустошей, и сказал, что его народ живёт далеко на северо-востоке. Он упорно пытался выпытать, насколько далеко простираются пещеры подземного царства, но, натолкнувшись на нежелание гномов выдавать свои тайны, предпринял другую хитрость. Атармарт заявил, что очень сожалеет, что гномы приняли его столь настороженно и для того, чтобы развеять все подозрения, он приведёт своих самых лучших строителей, чтобы помочь гномам обустраивать свой новый город. И всё это он поклялся сделать в знак мира и дружбы. Балиноку это сразу не понравилось, но Атармарт упомянул, что его народ многочислен и гномий царь в опасениях решил, что будет лучше не портить отношений с новыми соседями, а потому нехотя согласился принять их помощь.
Получив согласие Балинока, Атармарт удалился, пожелав царю успехов и процветания его царства. И когда он вернулся в Утумно, то велел своим подданным отобрать полсотни самых сильных эльфов-рабов (несчастные пленники по-прежнему использовались в долине Дурлад для самых тяжёлых работ) и отмыть их от многолетней грязи. Атармарт приказал освободить отобранных рабов от работы и кормить их досыта несколько недель, чтобы они не выглядели измождёнными. С этими-то запуганными собратьями Атармарт и направился к Гундум-Гатхолу; появляться перед Подгорным Народом в сопровождении орков он не решился, ибо не чувствовал в гномах ростков зла и опасался, что они заподозрят неладное. 
И вот, спустя несколько месяцев, Атармарт вернулся к неприступным стенам Гундум-Гатхола в сопровождении полусотни эльфов, которые были рады вновь оказаться за пределами зловещих пиков Эред-Энгрин. Рабы были сильно запуганы, и им запрещено было заговаривать с гномами под страхом ужасной кары. И хотя Атармарт знал о том, что гномы говорят на своём, отличном от эльфийского, языке, но Тахар разговаривал с ним по-эльфийски, а потому слуга тьмы подозревал, что среди бородачей могут обнаружиться и другие, кто знакомы с языком своих северных соседей. 
Так гномы из вежливости приняли навязанную им помощь, и Атармарт сам неотступно следил за своими работающими рабами. Эльфы таскали камни на постройку башен строящегося города, вгрызались кирками в прокладываемые гномами туннели, иными словами, работали с Подгорным Народом плечом к плечу. Однако от внимания Тахара не укрылись навязчивое любопытство Атармарта, с которым тот выпытывал о потаённых ходах подземной части города и неслыханная грубость, с которой он обращался со своими подданными, когда кто-либо из гномов пытался с ними заговорить. Так мудрый гном заподозрил неладное и был настороже. И по истечении нескольких дней работы эльфов-рабов Тахар явился к царю и поведал ему о странном поведении навязчивого северного соседа. Балинок задумался и признал важность наблюдений своего друга. Тогда Тахар предложил царю план, согласно которому тот должен будет пригласить высокородного гостя на ужин, а тем временем сам Тахар постарается разузнать у работавших эльфов всё, что им известно о своём хозяине. Так и поступили.
И узнав всю правду, гномы были возмущены ложью Атармарта и незамедлительно выдворили его за стены города. Как бы не опасался Балинок обрести коварного и могущественного врага, но, услышав о пережитых несчастными узниками ужасах, сжалился над ними и приказал отправить в Нимлонд. Он велел завязать эльфам глаза, чтобы те не видели великолепия подгорных чертогов и не поняли, какой именно дорогой их будут вести, и отправить их туннелем, соединявшим Гундум-Гатхол с Габилбундом. Так гномы и сделали. Эльфов провели под горами, вывели к западным вратам, а потом на плотах отправили вниз по реке Хиарменмель.
Атармарт был в ярости оттого, что его злой умысел был раскрыт. С того дня гномы обрели в его лице непримиримого врага, а северные соседи, из благодарности за вызволенных из рабства родичей, стали Подгорному Народу преданными друзьями. И, всё же, Атармарт успел выведать, что в недрах гномьего царства есть сквозной проход, соединявший восточный и западный склоны горной гряды, а потому, вернувшись в Утумно, стал готовиться к походу на Гундум-Гатхол. Он возжелал, во что бы то ни стало, овладеть городом гномов, чтобы переправить своё воинство к западным склонам гор Орокарни.
Когда о происшедшем в Гундум-Гатхоле узнали в Нимлонде, Тарэдэл задумался. Он понимал, что мстительный Атармарт не оставит своих коварных замыслов, и что он неспроста заинтересовался Подгорным Народом.
Вскоре к вратам цитадели Роментир прибыл гонец из Нимлонда. Он известил пограничников о новостях с юга и передал им указ Тарэдэла о необходимости проведения тщательной разведки. Уяснив всю серьёзность происходящего, Келебрин, командовавший гарнизоном Охранной Цитадели, направил в болота Эглоэг следопытов, а для того, чтобы отважные разведчики не заблудились во мраке болот, на башне было установлено огромное зеркало из чистейшего горного хрусталя, отражавшее яркий солнечный луч. Луч этот проникал в самое сердце болот и в продолжение многих дней оставался для разведчиков единственной нитью, соединявшей их с родным краем и указывавшей путь к дому. Вылазки на болота были небезопасными, и некоторые из эльфов были взяты орками в плен, но и в неведении о перемещениях врага в такие смутные времена оставаться было никак нельзя. И вскоре Келебрин получил донесение о том, что огромная армия движется от Сквозных Нор, в Ущелье Ужаса, в сторону Юга. На стенах охранной цитадели тут же усилили дозорные посты и отправили в Нимлонд гонца с донесением.
Во главе многочисленного воинства Атармарт прошёл на Юг вдали от стен восточного форпоста Нимлонда, потому как всё ещё надеялся, что эльфы останутся в неведении о его планах. Но око дозорной башни Роментир не дремало и ядовитые испарения болот были не в силах ослепить его.
Получив тревожное извещение с Востока, Владыка Тарэдэл надолго уединился. Думы о неизбежной войне не давали ему покоя, ведь он был уверен, что после пережитого в Гундум-Гатхоле позора Атармарт возжаждет отомстить своим обидчикам. Гномы же, лишь недавно появившись на поверхности, ещё не были искушены в искусстве ведения войны. Становилось ясно, что Подгорному Народу придётся нелегко, а ведь гномы поставили себя под удар, помогая пленённым эльфам. С другой стороны Тарэдэл догадывался об огромной численности врага и хорошо понимал, какую цену придётся заплатить даже за одержанную победу, не говоря уже о возможном поражении. Выбор был непрост, но Владыка Нимлонда страстно желал воздать гномам добром за добро.
Наутро с башен и городских стен заиграли сигнальные горны, созывающие воинство Нимлонда. На улицах заржали боевые кони, всюду слышался лязг оружия и доспехов. Тарэдэл сам возглавил войско и выехал за стены Нимлонда верхом на белогривом Белегросе, а за ним неотступно следовал жаждавший отличиться в бою Нукумнасар.   
Зная о том, что Гундум-Гатхол, о котором поведали вызволенные из рабства эльфы, находится к югу от цитадели Роментир, Тарэдэл повёл своё воинство к перевалу Гват-Артад, по-прежнему остававшемуся единственным доступным эльфам проходом в горной гряде. Так войско Нимлонда выступило в боевой поход и через несколько дней достигло восточного склона гор Орокарни. Глазам нимлондцев открылась безрадостная картина; над Пепельной равниной висел пропитанный ядом болот зеленоватый туман, сквозь который не проникали лучи Солнца, и до самого горизонта простирались бескрайние топи. И именно с тех пор равнину перестали называть Пепельной, и она получила новое название – Эглоэг.
Ядовитый туман лепился к земле липкими щупальцами, пытаясь подчинить своей власти те немногие рощицы, что теснились у подножия гор, но пока ещё чистота сбегавших с горных вершин ручьёв не давала погибнуть деревьям у основания горной гряды. Ослепительная белизна нетронутых ледников Орокарни словно отпугивала испарения болот, а в центре этого противостояния высилась белокаменная башня Роментир, подобно маяку прорезавшая плотный туман болот одиноким солнечным лучом своего зеркального глаза. 
Тарэдэл вынужден был вести своё воинство у самого подножия гор, обходя сложный рельеф ущелий и горных отрогов, ибо в ядовитом тумане равнин в сердца даже самых храбрых воинов начинал вползать страх, иссушая их силы и решительность. Такой путь был более тернист и долог, но вблизи горных ручьёв, под кронами растущих на склонах гор сосен, боевой дух нимлондцев лишь креп, разжигая ненависть к растекавшемуся из Дурлада губительному зловонию.
Атармарт же вёл своё воинство прямым путём, а потому и у стен Гундум-Гатхола он оказался раньше – в тот час, когда нимлондцы взирали с восточного склона перевала Гват-Артад на удручающую картину мрака, стелившегося над топями Эглоэг.
Завидев несметные полчища Атармарта, гномы Гундум-Гатхола ужаснулись. Даже в самых страшных своих опасениях не ожидали они такой численности врага. По приблизительным их подсчётам в этой армии было не менее пятидесяти тысяч мечей и копий. Но гораздо хуже было то, что под командованием тёмного повелителя были не только орки, но тролли, и даже несколько ужасных балрогов. Сам Атармарт восседал впереди своего войска верхом на Гаурходе.
Словно чёрный прилив армия Дурлада окружила Гундум-Гатхол, и теперь даже под защитой стен своей крепости гномы не чувствовали себя в безопасности. В сердца многих защитников города пробрался страх. И всё же, хотя не было ещё более многочисленной армии в восточных пределах Средиземья, чем атармартова рать, но и стены Гундум-Гатхола были крепки и неприступны. Они вздымались на добрых сто локтей над уровнем земли, а толщина кладки внешней стороны стены достигала пятнадцати. Оборонная цитадель города дугой огибала постройки Гундум-Гатхола, прятавшиеся под нависавшей скалой, и будто врастала в отвесную базальтовую стену у подножия гор. В центре крепости располагались гигантские ворота из крепчайшей мифрильной стали, и на их серебристой поверхности играли блики солнечных лучей.
Атармарт уже знал об умении гномов строить надёжно и на долгие века, так как собственными глазами видел всё величие и неприступность стен Гундум-Гатхола. Однако в те времена осадные орудия ещё не были изобретены и тёмный повелитель понадеялся на мощь огненных балрогов, а орки тащили с собой лишь составные, грубо сколоченные лестницы. Правда тролли могли метать на большие расстояния крупные камни, однако их броски не могли причинить стенам гномьего города каких-либо значительных повреждений. Лишь внешняя мозаичная облицовка отлетала от стен, осыпаясь острыми осколками на головы суетившихся внизу орков.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #112 : 04/02/2022, 13:17:54 »
Часть 7

О встрече гномов с Атармартом и союзе с Нимлондом

(3 часть)

И вот начался решительный штурм. Орки приставляли к стенам свои длинные составные лестницы и, словно пауки, карабкались на стены осаждённого города. В тот день в гномах впервые пробудилась боевая ярость. Увидев, как тролли разрушают красивую мозаичную облицовку стен родного города, мастера горных недр пришли в настоящее неистовство, и черепа орков, добравшихся до парапета, как тыквы раскалывались под ударами гномьих топоров. Но большинство карабкавшихся на стены врагов были опрокинуты со своими лестницами ещё на полпути. Падая, они с истошными воплями летели вниз и там затихали навеки. Штурм без видимого результата продолжался два дня, и когда Атармарт понял всю тщетность подобных усилий, то велел приступить к делу балрогам. Когда огненные демоны приблизились к стенам осаждённого города, то камни внешней кладки защитных стен почернели от жара и копоти бушующего пламени, коим полыхали тела гигантских врагов. Их огненные бичи неистово обрушивались на парапеты цитадели, опаляя нестерпимым жаром защитников Гундум-Гатхола. Те же, кому повезло меньше, были сбиты с парапета и с леденящими душу воплями падали вниз. Всё вокруг наполнилось криками раненых и умиравших. Но и это не сломило дух Подгорного Народа, и Атармарт так и не преуспел в достижении своей цели. Лишь на следующий день балроги догадались отломить от окрестных скал огромную глыбу и начали таранить ею ворота. Но и это не помогло нападавшим. Ворота выдержали ужасный натиск, и непрекращающиеся удары ещё долго тщетно сотрясали воздух над равниной. Но балроги и не думали сдаваться. Их ярость всё нарастала и нарастала, а на мифрильных воротах гномьего города как будто бы даже и не было ни единой вмятины, разве что они покрылись сажей от неутихавшего пламени. Но самое худшее было ещё впереди. К исходу третьего дня гномы заметили, что массивные петли стальных ворот Гундум-Гатхола начали плавиться от неистового жара. Тогда Тахар повелел своим братьям по оружию поливать крепления ворот водой. И когда вода оросила раскалённый докрасна металл, над Гундум-Гатхолом поднялись в воздух густые клубы пара. В то мгновение Атармарт понял, что происходит и повелел балрогам оставить каменную глыбу и вложить всю свою ярость в пламенные бичи. С того момента ворота более не сотрясались от страшных ударов, но вокруг разнёсся ужасающий шум шипевшей и превращавшейся в пар воды. Вода долго боролась с пламенем, но жар начал превозмогать.
Когда над осаждённым городом в третий раз опустилась ночь, гномы поняли, что следующего дня им не выстоять. И тогда Балинок собрал своих соратников, и держал с ними совет. Большинство из собрания в ужасе высказывались о необходимости отступить в Габилбунд по соединявшему оба города туннелю, а затем обрушить проход. Но Тахар не соглашался с подобным решением. Ему было жаль расставаться со своей мечтой и миром, полным неизведанных тайн и открытий. Но он понимал, что столь яростный натиск врага удержать не удастся и, чтобы спасти свой народ от порабощения, ему придётся согласиться с решением собратьев. Но потеря мечты заставляла сжиматься сердце Тахара от боли, и он понял, что никогда не простит себе своего малодушия, а потому, исполнившись мужества, он решил, что ему легче будет погибнуть самому, чем до конца жизни сожалеть об утраченных возможностях. Тогда почтенный гном поднялся и сказал так:
– Друзья мои, если мы вместе покинем стены и перестанем охлаждать входные ворота водой, то не успеем отступить и погибнем все. Кто-то из нас должен остаться в цитадели и продолжать удерживать натиск врага, в то время как остальные будут покидать город.
– Он прав, братья, – поддержал старого друга Балинок. – Сейчас мы должны принять непростое решение. Нам нужны добровольцы, которые обрекут себя на гибель, но спасут наш род от уничтожения и рабства. Героев, которые согласятся на эту жертву, ждёт вечная слава. В память о них будут слагаться сказания, а их потомки будут гордиться подвигом своих предков.
И Балинок замолчал, а затем поднялся со своего трона и продолжил: – Я знаю, братья, что наши жизни и семьи равно дороги всем нам, а потому я сам поведу храбрецов в последний бой. Те, кто не боится смерти, пусть встанут среди вас.
И тогда в собрании прокатился ропот. Гномы начали подниматься один за другим, и пришёл момент, когда все они стояли, гордо выпрямив спины и расправив широкие плечи. Долго не мог Балинок вымолвить ни единого слова, а те, кто находились к нему ближе, увидели, как его глаза увлажнились. Лишь совладав с волнением, гномий царь вновь сказал: – Спасибо, братья мои, за вашу поддержку, но все мы остаться не можем, ибо среди нас должны быть и те, во имя кого мы пожертвуем своими жизнями. А потому пускай жребий решит наши судьбы.
И тогда гномы насыпали в медный котелок мозаичных камушков, некоторые из которых были помечены, и стали тянуть их по очереди. И когда всё было окончено, то оказалось, что ни Балиноку, ни Тахару не выпал жребий остаться, и это означало, что они с остальными должны будут отступить в Габилбунд.
Но Тахар, недовольный таким поворотом судьбы, вновь поднялся и сказал:
– Никто не знает лучше меня устройства ворот. Я своими руками смастерил их, и лишь я знаю, что нужно делать, чтобы они выдерживали натиск врага как можно дольше.
Гномы закивали головами, ибо всем были давно известны находчивость и смекалистость Тахара. И тогда Балинок вновь поднялся и сказал:
– Не хотел я лишать наш народ такого замечательного мастера, как ты, мой старый друг, – обратился он к Тахару. – Но, видно, судьба твоя предрешена свыше, и более не в моей власти спорить с ней. Делай, как знаешь, мой друг, и я верю, что ты сможешь сделать так, чтобы мы успели отступить в Габилбунд, завалив за собой подгорный проход. Потомки не забудут тебя, и всех тех, кто отдали свои жизни во имя процветания нашего рода.
И после того, как собрание разошлось, одни направились к спасительному туннелю, а другие вернулись к жару продолжавшегося противостояния, на стены цитадели и к воротам, и стали собираться с духом для последней схватки. Их было всего две с половиной сотни – тех, кто жизнями своими жертвовали во имя своих отцов и матерей, братьев и сестёр, а так же и тех, кто ещё не пришли в этот мир. И они приняли на себя всю ярость врага, озлобленного неуступчивостью Подгорного Народа. 
И уже в думах простившись с жизнью, Тахар решил, что когда братья завалят за собой туннель, он и его соратники не станут отдалять своей печальной участи, а обрушат тяжеленные ворота Гундум-Гатхола прямо на потерявшего бдительность врага, и, не давая ему опомниться, бросятся в атаку. 
Недра горы содрогнулись из-за происшедшего в них обвала уже на рассвете, когда заснеженные вершины гор подёрнулись розовым отсветом показавшегося над горизонтом восходящего Солнца. И тогда, простившись друг с другом, гномы Гундум-Гатхола освободили петли ворот и обрушили их на головы балрогов, уверенных в трусости противника. Раздался оглушительный грохот, и несколько демонов оказались раздавлены ужасающей тяжестью, а остальные в растерянности отступили от цитадели. Вокруг поднялась пыль и сажа, и какое-то время совсем ничего не было видно. Затем раздался боевой клич, и отважные защитники крепости ринулись в последний бой.
Атармарт был доволен. Он уже потирал руки, готовясь отпраздновать свою победу, как вдруг над равниной зазвучали серебряные трубы Нимлонда – это с севера, у отрогов гор, показался передовой отряд, ведомый самим Тарэдэлом. Блеснуло воздетое к небу лезвие великого клинка Нарандуниэ, и по стройным рядам нимлондцев прокатился боевой клич. В этот миг Атармарт до того растерялся, что начал оглядываться, ища пути к отступлению – так дивна и необычна была помощь в те давние смутные дни. Всё тёмное воинство было близко к панике и даже балроги отступили под прикрытие орочьих полчищ.
Не меньше Атармарта удивлены были и гномы. Они на какое-то мгновение остановились в проёме обрушенных ворот и словно во сне глядели, как разворачиваются в боевой порядок стройные ряды эльфийского воинства. Но самым удивительным во всём этом действе для гномов было то, что воины Тарэдэла, все как один, были верхом на странных, невиданных подгорными жителями животных. Вновь по рядам всадников прокатился громогласный клич, и нимлондцы с копьями наперевес ринулись на врага. И от топота боевых коней задрожала земля, а в воздух поднялись клубы пыли. И так грозно и стремительно накатывалась на войско Дурлада нимлондская конница, что Атармарт развернул Гаурхода и пустился наутёк. Увидев бегство своего господина, вслед за ним врассыпную бросилось и всё его войско. А нимлондцы без труда настигали беглецов и рубили их на куски. И каждый из воинов в тот момент вспоминал своих несчастных, пропавших за многие столетия, сестёр и братьев. Все знали, что в том была повинна тьма, которую бросил на Средиземье сам прародитель зла – Мелькор.
Большую часть дня продолжалось преследование и уничтожение вражеской армии, но к вечеру беглецы достигли пределов болот, над которыми клубились ядовитые туманы, и Тарэдэл был вынужден остановить своих воинов.
Несмотря на поражение тёмного воинства, большая его часть уцелела, ибо так велика была численность приспешников тьмы, что даже многие тысячи мёртвых тел, усеявших равнину у подножия гор, не стали невосполнимой потерей. 
Когда же всё было кончено, Тахар выступил вперед перед своими, оставшимися в живых, соратниками и всем воинством Нимлонда, и торжественно поклялся в дружбе и преданности Владыке Тарэдэлу, и так был заключён первый союз между Перворожденными Востока и Подгорным Народом. И хотя Тахар не был царём гномов, однако теперь он оставался в Гундум-Гатхоле за главного, а потому был вправе заключить союз между отныне дружественными городами. В тот же день тела павших гномов были с почестями погребены в подземных склепах города. Своих погибших гномы замуровывали в дальних туннелях под горой, и на каждой могиле прибивали щит с выгравированным на нём именем хозяина.
После затяжной осады стены Гундум-Гатхола были сильно повреждены, а мастеров подгорных чертогов осталось в городе слишком мало, поэтому Тарэдэл отослал часть своего войска назад, в Нимлонд, а сам, с другой его половиной, остался в городе гномов, чтобы помочь новым друзьям восстанавливать разрушенное. Кроме того, хорошо знал Владыка Нимлонда, что Атармарт мстителен, а потому если бы гномы в малом числе остались в городе, тот вернулся бы снова и закончил то, в чём ему помешали.
После обвала туннеля, соединявшего Гундум-Гатхол с Габилбундом, гномам больше неоткуда было ждать подмоги, а потому они с радостью приняли помощь Нимлонда. И в течение нескольких долгих месяцев продолжались работы по восстановлению ворот и стен городской цитадели. И Тарэдэл сам работал на стенах, бок о бок со своими воинами и новыми друзьями.
Но пришёл час, когда нимлондцам настало время возвращаться домой. И гномы Гундум-Гатхола были вынуждены просить Владыку Тарэдэла оставить в городе часть своего войска. В противном случае Подгорный Народ был бы не в состоянии защитить свой город от нападения врага.   
Так Тарэдэл оставил с гномами несколько тысяч своих воинов и выступил в обратный путь. Вместе с нимлондцами отправились и несколько гномов-посланников, которые должны были прибыть в Габилбунд обходным путём, чтобы принести своим родичам радостную весть о спасении Гундум-Гатхола. Во главе оставленного в гномьем городе эльфийского отряда, вызвался остаться Нукумнасар, и в тот день сбылась его давнишняя мечта.
И когда спустя семь месяцев от начала похода Тарэдэл под звуки труб вступил в пределы Нимлонда, ему тут же сообщили радостную весть; королева Эсгаэрвен родила ему сына. И когда спросил он у супруги своей, каким именем она назвала малыша, та ответила мужу, что ждала его, чтобы он сам дал имя своему сыну. И нарёк Тарэдэл сына своего Тинвэросом, что означает – Искристые Брызги, ибо волосики мальчика блестели серебром, напоминая отцу низвергавшийся с горных вершин водопад.
А гномов в Нимлонде вновь приняли как дорогих гостей и после нескольких дней отдыха отпустили в Габилбунд, ибо там ещё до сих пор ничего не знали о судьбе своих братьев и заключённом с эльфами союзе.

 

Тем временем Саурон прослышал о неудачах на востоке Средиземья и спешно возвратился в Утумно. И представ перед Атармартом в яростном гневе, он сказал ему так:
– Похоже, что я ошибся и напрасно оставил тебя здесь своим наместником. Не тебе ли велено было расширить владения господина нашего Мелькора на востоке, и не ты ли сам поклялся передо мною в верности? И что же после всего этого я вижу? Ты позволил презренным кротам Ауле закрепиться на восточном склоне гор Орокарни и, более того, заключить союз с эльфами! И теперь, вместо того чтобы уничтожить всех их по отдельности, нам предстоит иметь дело с крепким содружеством!
И Саурон был столь разгневан, что Атармарт в ужасе пал перед ним ниц. И всё же, несмотря на всю ярость, Саурон понимал, что не сможет долго находиться в Утумно, и его единственным шансом сохранить за собой призрачную власть над востоком Средиземья было, несмотря ни на что, вновь довериться Атармарту. Потому он умерил свой гнев и велел своему никчемному рабу подняться.
– Что ж, хотя в этот раз ты и не оправдал моих надежд, – сказал Саурон, – сегодня я буду милосердным и прощу тебе твою слабость. Но помни, я делаю это всего лишь один раз, и если ты вновь подведёшь меня, я изгоню тебя из Дурлада, и ты будешь вечно скитаться по миру в одиночестве, а твои бывшие родичи станут насмехаться над тобой, где бы они тебя не встретили. И тогда ты захочешь умереть, но не сможешь этого сделать, ибо ты и так давно уже мёртв!
Ужаснулся Атармарт такой страшной и постыдной участи, ведь в пору жизни среди бывших братьев своих он всегда ставил себя выше них и считал, что лишь он один достоин быть их правителем. И всё же, невзирая на страх свой, он держался гордо и сдержанно, и не стал умолять Саурона о прощении.
– Теперь слушай меня внимательно, – вновь заговорил Саурон, – скоро с юга на равнины придут те, кто могут оказать нам хорошую службу. Этих кочевников называют людьми. Даже я не знаю, откуда они взялись, однако они могут стать нам хорошими союзниками. На наше счастье век их жизни быстротечен, а память коротка, поэтому их легко купить тем, что они считают ценным. Но не союз с этими кочевыми племенами является твоей первостепенной задачей.
После этих слов Саурон надолго замолчал, что-то тщательно обдумывая. На самом деле он вспомнил о кольце Келебрина, которое по ошибке считал ключом к безграничному могуществу и опасался, как бы не сказать Атармарту лишнего. А боялся он того, что Атармарт тоже может пожелать завладеть тем кольцом.
– Уже давно я велел тебе раздобыть кольцо Келебрина, – продолжил Саурон, – но ты до сих пор так и не выполнил моей воли. Теперь я хочу, чтобы ты от обещаний перешёл к делу. Как мне стало известно, Келебрин с братом находятся в цитадели Роментир, так что же мешает тебе выполнить моё поручение? Если ты не можешь выполнить столь простого задания, то зачем тогда ты мне нужен? Но я милостив, и если ты сделаешь это, то будешь прощён, и я более никогда не вспомню твоей досадной неудачи у стен Гундум-Гатхола. Более того, как ранее обещал, я щедро отблагодарю тебя и в знак нашего примирения верну тебе былой облик, благодаря которому твои братья вновь признают тебя, и ты сможешь править ими, не стыдясь своего нынешнего уродства.
Сказав это, Саурон в очередной раз солгал, ибо не имел власти над плотью и временем, но Атармарт желал верить своему господину, потому как обещанное было его единственной надеждой вновь возродиться в образе эльфа.
– Теперь не теряй времени, и помни, – снова сказал Саурон, – чем быстрее выполнишь мою просьбу, тем скорее получишь желанное. А теперь я оставлю тебя исправлять допущенные ошибки и бойся разочаровать меня вновь!
Так Атармарт остался править в Утумно, и думы о кольце Келебрина не покидали его. 
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #113 : 04/02/2022, 17:07:24 »
Часть 8

О годах процветания и приходе людей

Наконец посланники из Гундум-Гатхола прибыли в родные края и принесли в Габилбунд радостную весть. И гномы были так тронуты бескорыстной и самоотверженной помощью эльфов, что Балинок тут же снарядил караван с подарками для своих северных соседей, и никто из подданных не решился ему возразить. Подгорный Владыка сам спешно прибыл в Нимлонд и протянул Тарэдэлу руку дружбы. Так Габилбунд присоединился к образовавшемуся братству Нимлонда и Гундум-Гатхола и в триста седьмом году Первой Эпохи Солнца на востоке Средиземья возник первый союз между двумя, такими разными, народами. С тех пор между тремя городами были проложены торговые пути, и началась эпоха процветания.
Хотя ничто в продолжение долгих лет не омрачало достигнутого мира, тоннель в Гундум-Гатхол гномы решили не восстанавливать, и их владения остались отделены друг от друга непроходимой стеной гор. Врата Габилбунда более не были заперты, и туда мог войти любой из эльфов, в ком проснулось любопытство или желание учиться у кузнецов и каменщиков Подгорного Царства. Так эльфы востока узнали о мифриле. И хотя за многие годы существования Объединённого Восточного Королевства в Нимлонде появилось много искусных кузнецов, но каждый из воинов Тарэдэла стремился заполучить кольчугу, сработанную руками подгорных мастеров, пусть даже она и не была мифрильной. Гномы же впервые услышали музыку и научились у нимлондцев изготавливать музыкальные инструменты. А ещё эльфы научили гномов ткать ковры и вышивать на одеждах узоры.
Торговые караваны из Подгорного Царства Балинока едва ли не ежедневно отправлялись теперь в Гундум-Гатхол и Нимлонд, и склоны вокруг Гват-Артад ожили и расцвели. Тропа на перевал покрылась сочными травами, а кое-где даже зацвели цветы. То же самое происходило и на восточных склонах гор, вдоль торгового пути, протянувшегося от башни Роментир к Гундум-Гатхолу.
Стены Гундум-Гатхола раздвинулись вширь и были заметно усилены, а за ними взметнулись к небу прекрасные башни с высокими шпилями, на которых развевались знамёна союза двух народов. Так искусство строительства, преподанное Перворожденным ещё на заре Объединённого Восточного Королевства самим Ауле, преломившись в трудах эльфов востока, вернулось к Детям Гор. И хотя у обоих народов был один учитель, строили они по-разному. Гномы возводили свои здания основательно, особо не утруждая себя архитектурными премудростями, а всё, что выходило из-под рук эльфов, несло на себе печать красоты и изысканности форм. И спустя несколько десятилетий дружбы между двумя народами, Гундум-Гатхол по красоте своей уже мог соперничать с Нимлондом. Эльфы, которые работали на строительстве города, привязались к нему всем сердцем и уже не желали покидать его. И хотя Гундум-Гатхол по-прежнему считался городом гномов, эльфов в нём было ничуть не меньше, чем подданных короля Подгорного Царства. Тахар долго оставался в Гундум-Гатхоле наместником Балинока и правил мудро. Процветание города продолжалось. Нукумнасар же командовал гарнизоном городской стражи, полностью состоявшим из эльфийских воинов. В эти годы процветания казалось, что даже ядовитые туманы Эглоэга заметно поредели и отступили на север.
Но вскоре в жизни восточных окраин Средиземья произошли большие изменения. Воспользовавшись тем, что зловонные испарения болот Эглоэга отступили, с юга на равнины, раскинувшиеся у восточных склонов гор Орокарни, впервые пришли кочевые племена странных существ, и это были первые люди, с которыми повстречались эльфы и гномы восточных пределов. Произошло это в середине четвёртого столетия Первой Эпохи Солнца. Многочисленные племена шли с юга, из-за горной цепи Эмин-Тангвар, из земель, называемых эльфами Хилдориэном, что на языке эльфов означало – Земли Идущих Следом, ибо люди явились в этот мир последними из всех народов. Кочевников стали называть хилдорами. И хотя имя молодого народа было созвучно с названием земель, откуда он появился, некоторые полагали, что людей так называют из-за их наготы, от слова «хелда» – нагой, ибо в самом начале они почти не носили одежд, прикрываясь лишь шкурами диких животных. Кочевники пользовались оружием с костяными наконечниками и ещё много лет ели сырое мясо. Жили они в хижинах, сложенных из костей убитых животных, а сверху накрытых шкурами. Высоких стен Гундум-Гатхола пришельцы суеверно сторонились, считая, что за ними живут сами боги. Эльфы и гномы тоже не очень-то жаловали дикарей своим вниманием и лишь один Тахар, обладая от природы пытливым любознательным умом, желал подружиться с молодым народом. Однако Тахара никто не поддерживал в его стремлении, а Нукумнасар даже проявлял к кочевникам неприязнь из-за их крайней дикости.
Но любознательного Тахара не могло остановить ничто, и лунными ночами, с помощью своих друзей, он спускался с внешней стороны стены по длинной верёвочной лестнице и, тайно от всех остальных, навещал Молодой Народ. Так Тахар поступал затем, чтобы не привлекать к своим вылазкам излишнего внимания. С собой он всегда брал ножи, вилки, ложки искусной гномьей работы и при встрече дарил это всё жителям ближайшего от Гундум-Гатхола поселения. И очень скоро его связь с людьми превратилась в настоящую дружбу. В селении его стали называть не иначе как Курук Тахар, что означало – Тахар-друг. Со временем Тахар научил людей высекать огонь и обжаривать на нём добытое мясо. Затем он показал им, как отыскивать в горных недрах руду, выплавлять из неё железо и ковать его.
Однако поселение, с жителями которого подружился Тахар, было лишь одним из множества других, что раскинулись к югу от реки Кирнен. И когда до соседних обиталищ хилдоров стали доходить слухи о том, что их родичи водятся с богами гор, то их жители стали относиться к своим «падшим», как они считали, собратьям с опаской и недоверием. Они заподозрили, что их родичи поддались магии гор. И, всё же, некоторые из людей, увидев дивные предметы, которые подарил их собратьям Курук Тахар, возгорелись желанием получить такие же и стали приходить в селение, которое, по быстро разошедшимся слухам, навещал сам правитель Гундум-Гатхола. И, как всегда с тех давних пор бывает среди людей, они разделились на две, приблизительно равные, части. Одни из них были рады соседству богов гор, а другие стали опасаться их ещё больше и даже ненавидеть. И ненавидели они и страшились жителей Гундум-Гатхола за то, что те были неизмеримо могущественнее их. И, как всегда бывает при подобных обстоятельствах, зло не преминуло обратить невежество людей в свою пользу. Впоследствии Атармарт получил выгодных союзников, но об этом будет сказано позднее.
В четыреста восемьдесят третьем году Первой Эпохи Солнца на западной окраине Галендора разведчиками Нимлонда был задержан странный одинокий путник. Казалось, что он никуда не стремился, а просто шёл, куда глядели глаза. Он был одет в длинный серый плащ, покрытый пылью пройденных дорог, а лицо его скрывал просторный капюшон. В правой руке он сжимал дорожный посох и, шагая вперёд, напевал печальную песнь о прекрасной девушке. Трогательная песнь настолько зачаровала следопытов, что никто из них не шелохнулся, когда путник прошёл мимо, да и сам поющий был так поглощён своими страданиями, что тоже не заметил скрывавшихся неподалёку разведчиков. Лишь когда пение удалявшегося незнакомца начало стихать, следопыты очнулись от сковавших их чар и нагнали песнопевца. И когда нимлондцы заглянули путнику в лицо, то были неимоверно удивлены; песнопевец оказался эльфом, однако его лик был омрачён призраком старости, что в роду Перворожденных казалось просто немыслимым. Несчастного одолевало неведомое горе, сделавшее его безразличным ко всему, что творилось вокруг. Его волосы были выбелены сединой, а отрешённый взгляд направлен вдаль. Казалось, что искру жизни в нём всё ещё поддерживали лишь милые сердцу воспоминания о далёком, утраченном счастье. О причинах своих страданий странник говорить не желал, и лишь со временем эльфы Востока узнали о ране, которую носил в сердце печальный песнопевец. Его доставили в Нимлонд, и там он предстал перед Владыкой Тарэдэлом. Задержанный назвался Даэроном и оказался искусен в красноречии и сложении песен. Слова его гармонично сплетались в стройные мелодичные изречения и лились плавно, словно полноводная река. Благородство Даэрона располагало к себе всех окружающих, и сам Тарэдэл благоволил ему. Так Даэрон был оставлен при дворе и вскоре стал лучшим другом Владыки Нимлонда. Его склонность слагать баллады и стихотворные сказания сделали его любимым собеседником как самого Тарэдэла, так и королевы Эсгаэрвен. Так в Нимлонде впервые услышали печальную песнь о Лютиэн Тинувиэль, а к Даэрону вернулось его прежнее имя, которое он носил ещё при жизни в Белерианде – Даэрон Песнопевец величали его впредь, и это имя стало синонимом учёности и образованности во всём Объединённом Королевстве. И с прекрасными сказаниями Даэрона Перворожденные Востока впервые после многих веков получили весть о братьях, ушедших на Запад.
Даэрон был умён и талантлив, а его знание рунного письма сделало его первым летописцем Объединённого Восточного Королевства. Сыну Тарэдэла, молодому Тинвэросу, Даэрон стал учителем и наставником. И многих научил Даэрон искусству письма и стройному изложению мыслей на пергаменте. И так в восточные окраины Средиземья пришла письменность, а благодаря ей до нас дошли и все эти сказания.
Со временем в Нимлонде появились писцы, которые тщательно заносили в свои книги и свитки всё, что происходило в Объединённом Восточном Королевстве. Позднее, когда книг стало больше, и они стали доступны для многих, в Нимлонде были созданы книгохранилища и возведены библиотеки. И в тех библиотеках хранились также записи об эльдарах, покинувших побережье моря Хелкар и отправившихся на Запад, как поведал об этом Даэрон. И, всё же, в сведениях Даэрона оставалось много пробелов, так как почти всё что говорил, он узнал от других рассказчиков. Великий Песнопевец говорил, что на дальнем Западе, за Великим Морем, лежит чудесная страна, и он утверждал, что хотя сам он никогда там не был, супруга его погибшего владыки была родом оттуда и много рассказывала ему о тех удивительных землях. Ещё Даэрон поведал много ужасных сведений, в которые нимлондцам было даже трудно поверить. И это были слухи, дошедшие до Белерианда о чудовищной братоубийственной резне в далёких землях за морем и возникшей из-за этого розни среди эльфов Запада. После всех этих историй у Тарэдэла появилось желание узнать больше о западных землях и тогда, на четыреста девяносто пятом году от первого восхода Солнца он снарядил небольшой отряд и отправил его на Запад, чтобы отыскать путь к своим, давно потерянным братьям. Однако ни один из тех, кто отправились в далёкий Белерианд, так и не вернулся обратно, и никто не знал, что стало с отважными путешественниками. Но жизнь в Объединённом Восточном Королевстве продолжалась, и Тарэдэла ещё ждали впереди многие свершения. Со времени прихода Даэрона многих эльфов Востока не покидали думы о далёких землях на Западе и среди них стали появляться такие, кто возжелали туда отправиться.   

 

Среди событий тех далёких дней есть ещё одно, которое потрясло нимлондцев не менее, а, возможно, и более всех остальных событий в Первую Эпоху Солнца. И случилось это спустя всего пять лет после отправки отряда из Нимлонда на Запад. Однажды Тарэдэл прогуливался с супругой по парапету стены, протянувшейся вдоль берега моря. В тот час было раннее утро, и крики реющих над водой чаек не смолкали над озарёнными восходящим Солнцем берегами. Внезапно внимание королевы привлекла крошечная точка на горизонте.
– Что это там, вдали? – воскликнула Илуэнтэ в непривычном возбуждении, ибо в те времена эльфы Востока ещё не знали мореходства, и лишь Ульмо да его ближайшие помощники Оссэ и Уинен могли наслаждаться волнами морских просторов. Тем временем в лучах восходящего солнца точка медленно превратилась в широкий, наполненный утренним бризом парус и нимлондцы впервые увидели настоящую мореходную ладью. Наконец над Нимлондом прозвучал протяжный звук горна, и на стенах города стали собираться возбуждённые невиданным явлением эльфы. Корабль медленно и величаво, словно изящный лебедь, подошёл к причалу, и сердца горожан на набережной и парапетах стен исполнились восторгом и восхищением. Затаив дыхание, все с нетерпением ждали, когда ладья пристанет к берегу. И вот, коснувшись кромки берега, корабль застыл на месте, и лишь усталые волны ещё продолжали покачивать его на поверхности воды. Какова же была радость нимлондцев, когда с корабля на берег сошли три десятка эльфов!
Пришельцы робко столпились у борта своего корабля, а нимлондцы были так взволнованы видом родичей, что совсем растерялись и не знали, как поступить дальше. Наконец, пробравшись сквозь толпу своих подданных, на набережной появилась королевская чета. Тарэдэл вышел вперёд и спросил:
– Кто вы, друзья, и как оказались в водах этого моря?
Мореходы удивлённо переглянулись между собой, а старший из них выступил перед товарищами и сказал:
– Я Гаэрандир, кормчий этого корабля. Мы посланники нашего господина, Кирдана Корабела. Скоро будет вот уже почти полгода, как мы покинули воды бухты Балар и долго продвигались вдоль побережья, на Юг. Спустя три месяца с момента начала плавания мы оказались вдали от всех известных нам земель и даже не представляли, где очутились, но, судя по тому, что в начале пути Солнце поднималось над материком, а теперь встаёт из-за моря, мы обогнули Средиземье к Югу и находимся на его восточном побережье. Продолжив плавание на Север, мы обнаружили неширокий пролив и оказались в пределах спокойных вод этого моря.
Мореход говорил со странным акцентом, и всем, кто слышал его речь, сразу стало ясно, что он из очень далёких краёв, ибо многих его слов нимлондцы разобрать так и не смогли. Подобного говора в восточном Средиземье ещё не слышали никогда, а потому в сердцах многих нимлондцев зародилась надежда, что, быть может, это приплыли потомки тех, кто давным-давно отправились на Запад. Понял это и Тарэдэл, а потому ответил Гаэрандиру:
– Мои дорогие друзья и братья, вы долго скитались по морям, но нынче вы в краях, где пришли в этот мир ваши отцы и деды. Я не узнаю ни одного из вас, а это значит, что все вы родились много позже, чем ваши отцы и матери предприняли поход на Запад. Но как бы там ни было, теперь вы дома и мы рады, что вы отыскали край, откуда пошёл весь наш род!
И Тарэдэл был так взволнован, что его глаза увлажнились, и многие на берегу тоже не скрывали своих слёз, ибо свершилось неслыханное – путь по морю к родичам, ныне живущим на западном побережье материка, отныне существовал! И когда мореходы увидели слёзы радости, с которыми их встретили нимлондцы, то и сами возрадовались и поняли, что отыскали родину предков, Благословенные Воды, на берегах которых пришли в этот мир их отважные отцы и деды. И тогда они в благоговении стали на колени и поцеловали землю у ног своих. И в тот день был великий праздник, подобного которому не бывало уже многие годы, ибо воистину подобные встречи случаются раз в тысячелетие.
Гости из неведомых морей были из рода мореходов тэлери. Они не торопились отправляться в обратный путь и задержались в Нимлонде более чем на полгода. Стояла осень, а пролив на Севере, которым море Хелкар соединялось с внешним океаном, на зиму покрывался льдом. За это время мореходы Запада научили нимлондцев строить отменные суда. С тех пор побережье Нимлонда было укреплено, а далеко в залив вытянулся каменный мол, образовывавший собой спокойную заводь. Вдоль всего берега выстроились пирсы, у которых отныне покачивались на волнах добротные корабли.
Лишь поздней весной следующего года мореходы Белерианда отчалили к родным берегам, пообещав вернуться. И эльфы Нимлонда передавали с ними подарки для своих знакомых, братьев и сестёр, однако никогда после этого корабли с западного побережья более не появлялись в гавани Нимлонда, и никто не знал, доплыли ли отважные мореходы до родной земли. Корабли же, построенные народом Тарэдэла, не были столь прочны, сколь суда тэлери, а потому на них ходили лишь в пределах вод внутреннего моря Хелкар.                       
                                                                                                 
 
               


                         
           
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #114 : 05/02/2022, 12:00:12 »
Часть 9

О наступлении смутных времён

(1 часть)

Время не стояло на месте, и года мира и благоденствия проносились чередой, неумолимо приближая смуту войн и раздоров. Как уже было сказано ранее, Гундум-Гатхол процветал и вскоре в своём великолепии стал соперничать с самим Нимлондом. И в то время, время великих свершений и процветания союза двух народов, Нукумнасара начали посещать лихие думы. Начальник стражи Гундум-Гатхола давно отличался болезненным тщеславием и властолюбием и в этом он был во многом похож на самого Атармарта до его падения. А Тахар не прекращал тайно навещать своих новых друзей с равнин, и, со временем, скрывать свои ночные похождения ему становилось всё трудней и трудней. Так и случилось, что однажды об этом узнал Нукумнасар. Но до поры начальник городской стражи не выдавал своей осведомлённости, не решаясь восстать против владыки Гундум-Гатхола. В те годы Тахар уже был в летах и Нукумнасар готов был долго ждать дня, когда гном завершит свой жизненный путь. Начальник городской стражи мечтал, что тогда, как второе лицо в городе, он станет новым владыкой Гундум-Гатхола. Но время шло, а Тахар словно остановил бег своих лет, ибо в его сердце всегда жила неистребимая тяга к новым познаниям. И когда терпение Нукумнасара лопнуло, он вновь начал скрытно следить за Тахаром, чтобы однажды вынести на суд горожан все его тайные дела. Так Нукумнасар возжелал подорвать доверие к Тахару, чтобы править в городе самому. Вскоре эта мысль полностью поглотила думы лиходея, и, обуянный жаждой владычества, он забыл о своих обязанностях, думая лишь о том, как разузнать больше о Тахаре. С того времени он всегда, когда мог, старался посеять в сердцах горожан недоверие к почтенному гному, и однажды, исполненный коварства, решился действовать. Он проследил за Тахаром и увидел, что тот, как часто бывало и ранее, спустился по верёвочной лестнице на равнину, объятую мраком ночи. Зная, что теперь многие подозревают его в недружелюбии к владыке Гундум-Гатхола, Нукумнасар решил, что будет лучше, если лестницу Тахара обнаружит кто-нибудь другой, при свете дня, и желательно, если это будет один из гномов. Тогда никто уже не смог бы обвинить его в том, что он всеми силами добивается смещения Тахара, дабы самому занять его место. Для этого Нукумнасар той же ночью велел своим приближённым задержать друзей гнома, помогавшим ему при ночных вылазках и бросить в темницу, а сам поднялся на стену и подтянул лестницу так, чтобы снизу до неё никак нельзя было дотянуться. Сделав своё чёрное дело, лиходей отправился спать.
Наутро, когда Тахар не явился на совет, его свита подняла тревогу. Горожане, как эльфы, так и гномы, принялись обыскивать весь город, но своего повелителя так и не отыскали. Они нашли лишь верёвочную лестницу, спущенную с внешней стороны стены, но самого Тахара нигде не было. Как и было задумано, обнаружили лестницу гномы, ибо начальник городской стражи нарочно выставил в этом месте лишь воинов Подгорного Народа. Только на следующий день, когда уже близился вечер, и Солнце опустилось за цепь горных вершин, в городские ворота постучали. Отворив ворота, привратники опешили; у входа стоял пропавший владыка Гундум-Гатхола. Гном вошёл с гордо поднятой головой и с невозмутимым видом направился в свои покои. Оказавшись в безвыходном положении, Тахар осознавал, что произошло что-то неладное, но так как иного выхода не было, ему более ничего не оставалось, как вернуться в город на виду у всех. Владыка Гундум-Гатхола понял, что его предали, а значит, у него появились враги, которые очень скоро должны были объявиться. 
И, увидев своего господина, привратники растерялись. Они не знали, что и думать, и Нукумнасар не преминул воспользоваться случаем, чтобы посеять чёрные зёрна сомнения в сердцах горожан. Начальник стражи начал нашёптывать всем о том, что Тахар уже давно тайно якшается с кочевниками и неизвестно, что у него на уме. Слухи распространялись по городу быстро и некоторые в них поверили, но большинство горожан – нет. 
Уже было сказано, что горожане Гундум-Гатхола относились к кочевникам без симпатий и теперь, когда слухи о похождениях Тахара на равнины подтвердились, лишь некоторые из них не усмотрели в прихоти правителя ничего предосудительного.
Оказавшись в своих покоях, Тахар начал разыскивать пленённых друзей, но все они были заперты в тайных темницах, о которых знал лишь Нукумнасар и его приближённые, потому как они сами высекли их в дальних закоулках пещер. И не в силах отыскать своих ближайших помощников, Тахар понял, что положение дел значительно хуже, чем он мог предположить. Он стал подозрительным, потому как некоторое время не знал, от кого ожидать следующего удара. И все вокруг заметили, как сильно он изменился, а многие даже стали его опасаться. Поиски пропавших друзей так и не увенчались успехом, и Тахар остался совсем один. Теперь ему оставалось лишь ждать момента, когда, пока ещё тайный враг, проявит себя сам.
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько дней Нукумнасар созвал старейшин города на совет, чтобы при всех выразить Тахару своё недоверие. К этому времени он уже успел убедиться в том, что большая часть горожан вполне с ним согласна и это преимущественно были эльфы. Община же гномов разделилась на две, приблизительно равные части. Одни, те, кто относился к кочевникам с опаской, говорили, что хилдорам нельзя доверять, так как они ни у кого не спрашивали разрешения, когда вторглись на равнины и при удобном случае позарятся и на Гундум-Гатхол, а потому за связь с ними Тахара следует считать изменником. А другие возражали, что люди ещё никому не сделали зла и заняли лишь пустоши, где до них никто не жил. Более того, заняв эти земли, они оттеснили Атармарта к Северу и потому даже могут стать союзниками в борьбе с общим врагом. Но все те, кто высказывали свои мнения, были лишь пешками в руках Нукумнасара, так как начальник городской стражи готовился к этому часу долго и основательно. Будучи уверенным, что его сторонников значительно больше, он вышел перед собранием и сказал:
– Возможно, кочевники и могли бы стать нам союзниками, но почему тогда Тахар скрывал свои визиты от всех нас?! Не потому ли, что вместе с ними он замыслил нечто злодейское?
– Долой его! – закричали сторонники Нукумнасара. – Он долго правил, пусть теперь Нукумнасар будет нашим предводителем, который всегда был вместе с нами и не таит в сердце предательского жала!
Гвалт дерзких речей всё нарастал и нарастал, и глаза протестующих налились злобой и ненавистью. В тот миг друзья и сторонники Тахара схватились за мечи и топоры и сгрудились вокруг своего предводителя. И надо сказать, что среди них оказались и несколько эльфов, которые за много лет прониклись к гному уважением и преданностью. Но обстановка накалялась и малой искры теперь было достаточно, чтобы случилось непоправимое. И тогда Тахар решительно выступил вперёд и сказал:
– Верните ваши клинки в ножны, ибо если эти чертоги обагрятся кровью, то вам вовек не смыть с ваших рук этого позорного пятна, и Гундум-Гатхол никогда уже не будет оплотом добра и братства. На моей памяти ещё не было такого, чтобы брат убивал брата, и я не хочу стать причиной этого позора. А потому я покину город и вернусь на родину предков, в Габилбунд. Но призываю вас, братья мои, смягчите сердца свои и одумайтесь!
Сказав это, Тахар удалился с собрания и стал собираться в дорогу, чтобы в тот же день покинуть город. А Гундум-Гатхол ещё долго гудел, как растревоженный улей. Некоторые бросали вслед Тахару презрительные слова, другие провожали его молчаливыми взглядами, полными сожаления. Так век владычества гномов в чертогах Гундум-Гатхола подошёл к завершению, и настало время эльфов. И теперь трудно сказать, чего больше принесло это трагическое событие, зла или добра, потому как зачастую под небесами Арды бывает, что многое впоследствии оказывается не тем, чем кажется вначале. Так белоснежные лилии берут начало во мраке речного ила, пронзают толщу мутной воды и расцветают на поверхности чудесными цветами.
Как и обещал Тахар, он покинул Гундум-Гатхол ещё до заката. Вместе с ним уходили и те, кто сохранили верность братству и были не согласны с остающимся большинством. Почти половина гномов покинула город, а вместе с ними уходили и эльфы, понимавшие, что в происшедших событиях более важна сама правда, а не узы кровного родства. Но таких эльфов было очень мало. Печальное это было шествие. Гномы уходили целыми семьями. В глазах у многих стояли слёзы, когда они оборачивались, чтобы в последний раз взглянуть на величественные башни города, которому были отданы лучшие годы их жизни. И среди гномов были и такие, кто родились в Гундум-Гатхоле, а значит, они покидали свою родину. В миг, когда город скрывался за отрогами гор, уходящим показалось, что на Гундум-Гатхол надвинулась зловещая тень Севера. 
А весть о междоусобице в Гундум-Гатхоле быстро распространилась по равнине, ибо многие кочевые племена видели, как город покидают длинные вереницы беженцев. И когда в течение нескольких последующих месяцев Курук Тахар, как прозвали гнома кочевники, более ни разу не появился, они поняли, что он ушёл вместе с покинувшим город караваном. Тогда остальным племенам стало ясно, что отныне их соседи лишились покровительства богов гор. И тогда хилдоры вероломно напали на своих, давно ставших изгоями, братьев и оттеснили их к горным отрогам, северней Гундум-Гатхола. И случилось это через полгода после того, как караван во главе с Тахаром покинул эти места и через перевал Гват-Артад ушёл в Габилбунд.
По дороге в родные края Тахар навестил Владыку Нимлонда и с грустью поведал ему о случившемся. И тогда Тарэдэл искренне возмутился поступком своего бывшего советника и послал в Гундум-Гатхол гонца с требованием Нукумнасару явиться в Нимлонд. Но, добившись желанного, Нукумнасар быстро стал надменным и заносчивым. Отныне он сам считал себя правителем и не желал более подчиняться воле Тарэдэла, а потому отослал гонцов назад с предложением Владыке Нимлонда самому явиться в Гундум-Гатхол. На самом же деле он опасался наказания за проявленное самоуправство. И опасался Нукумнасар не напрасно.
Прошло более полугода, но Тарэдэл не хотел выступать с оружием против своих восставших братьев. Владыка Нимлонда всё ещё надеялся, что Нукумнасар образумится, но все его чаяния были тщетными.
Тем временем в Габилбунде, узнав о небывалой дерзости Нукумнасара, Балинок впал в ярость. Он долго осыпал нимлондцев проклятиями, и лишь поостыв, рассудил, что Владыка Тарэдэл, не виновен в случившемся. К сожалению, убедить в этом своих подданных ему не удалось. Бунт в Гундум-Гатхоле был поднят эльфами, и об этом в Габилбунде быстро узнали все. Так отношения между гномами и эльфами очень быстро охладели и врата Габилбунда вновь были затворены. Союза двух народов более не существовало. И все эти драматические события произошли в пятьсот пятом году Первой Эпохи Солнца.
Теперь Гундум-Гатхол был полностью отрезан от королевства, и торговые караваны более не ходили между городами. Тарэдэл долго не мог смириться с мыслью, что дни мира на Востоке Средиземья подошли к концу, но спустя год от разведчиков стали поступать сведения о том, что орки вновь стали появляться у стен Роментира. Более того, теперь их частенько встречали у берегов Раздельной Реки (Кирнен).
Однажды в Нимлонд прибыл гонец из Роментира, которого направил к Тарэдэлу Келебрин и поведал государю о том, что севернее Гундум-Гатхола разведчики натолкнулись на странное племя людей-изгоев. Было известно, что остальные племена хилдоров преследуют этих несчастных, вынужденных скрываться в лесах, протянувшихся вдоль восточных отрогов гор Орокарни. Как раз в то время в Нимлонде гостил Тахар (Балинок всё ещё позволял своему другу тайно навещать Тарэдэла). Узнав о странном племени изгоев, Тахар сразу всё понял. Его сердце не могло успокоиться, и он ничуть не сомневался в том, что эти несчастные – его друзья, которым он тайно помогал многие годы. Теперь же он считал, что именно он виновен во всех бедах, приключившихся по восточную сторону гор. Терзаемый муками, он в тот же день покинул Нимлонд и отправился в Габилбунд. Тахар принял решение и желал вернуться к несчастным, ныне страдающим из-за его необдуманных поступков, однако для этого ему надо было тщательно подготовиться и проститься со своими друзьями в Габилбунде, ибо он покидал родной край навсегда.
Сборы Тахара не были долгими. Он давно решил, что если не сможет помочь несчастным изгоям, то, хотя бы, разделит с ними их горькую участь. В те тяжёлые минуты благороднейшему из гномов помогли друзья; они не оставили Тахара, и вскоре из Габилбунда в направлении Гват-Артад направился маленький отряд. И было их всего семеро, в ком пылало чувство вины за возникшую между народами рознь. 

 

Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #115 : 05/02/2022, 12:01:14 »
Часть 9

О наступлении смутных времён

(2 часть)

Слухи о смуте в Гундум-Гатхоле до Атармарта дошли быстро. И это были первые приятные новости для Древнего Предателя с тех пор, как он потерпел поражение у стен некогда славного города. Тёмный владыка смекнул, что он вполне может склонить бесчисленные племена хилдоров на свою сторону, и без промедления начал воплощать свой план в действие. Но кочевники приняли его настороженно, и при первых попытках Атармарту так и не удалось добиться желанного. И тогда лиходей применил хитрость – он наслал на одно из поселений близ реки Кирнен отряд орков, которые схватили и утащили с собой вождя племени, а сам, с другим таким же отрядом, напал на своих и перебил их всех до единого, чтобы никто не мог проговориться о его коварной уловке. Так Атармарт «освободил» вождя одного из хилдорских племён и предложил ему свою дружбу, которую тот на радостях принял. Вскоре весть о «благодетеле» с Севера разнеслась по всей равнине, и Атармарта стали привечать везде, куда бы он ни явился. И он всегда одаривал вождей племён богатыми подарками, приносил оружие и доспехи, и так стал желанным гостем во всех поселениях хилдоров.   
Тем временем в Гундум-Гатхоле вновь назревал бунт. Когда между некогда дружественными городами прекратилась всяческая торговля, гномы поняли, что став на сторону Нукумнасара, допустили непоправимую ошибку. Но эльфов в Гундум-Гатхоле оставалось неизмеримо больше и гномы поняли, что не смогут с ними совладать. Тогда Подгорный Народ начал уходить из города, вначале небольшими группами, а затем целыми караванами. Узнав об этом, Нукумнасар впал в ярость и приказал своим эльфийским стражникам запереть ворота и не выпускать более никого без его разрешения. Таким образом, те из гномов, которые не успели покинуть пределов города-крепости остались в нём пленниками, а так как их осталось совсем мало, эльфы без труда схватили их и заточили в темницы. Нукумнасар приказал выводить пленённых гномов лишь под охраной, на самую тяжёлую работу. Многие эльфы под предводительством изменника внутренне противились этому, однако, опасаясь возмездия Тарэдэла, боялись бежать в Нимлонд, и им более ничего не оставалось, как смириться со своей незавидной судьбой. Так Нукумнасар окончательно открыл свою личину, и Атармарт услышал о нём. К тому времени Древний Предатель уже успел покорить себе всех кочевников равнин, и те между собой стали называть его повелителем. И тогда Атармарт решил, что настало ему время наведаться в Гундум-Гатхол. Как и в былые времена, он сам пришёл к воротам ненавистной крепости и потребовал встречи с правителем города. Вскоре явился Нукмнасар и, взобравшись на стену цитадели, увидел, что Атармарт у ворот совсем один. Тогда Нукумнасар повелел страже отпереть ворота и впустить переговорщика. Про себя же он решил, что без своего войска Атармарт совсем не опасен, и сейчас его можно легко заточить в одной из многочисленных темниц городских подземелий. Тогда все узнают, что он, Нукумнасар, самый могущественный правитель Востока, так как ему удалось то, чего не смог сделать сам Тарэдэл – схватить наместника Саурона.   
Но Атармарт был не так прост, как показалось Нукумнасару. Древний Предатель хорошо знал слабости нынешнего правителя Гундум-Гатхола и собирался предложить ему такую сделку, от которой тот был бессилен отказаться. И когда Атармарт предстал перед восседавшим на троне Нукумнасаром, он начал свои льстивые речи так:
– Приветствую тебя, о великий повелитель неприступного Гундум-Гатхола! Слава о тебе разнеслась повсюду и, вынужденный считаться с твоим могуществом, я счёл нужным прийти к тебе, чтобы предложить тебе руку дружбы.
Но Нукумнасар всегда считал Атармарта своим врагом и речи тёмного владыки, хоть и польстили ему, однако он был разгневан невиданной дерзостью и вскричал:
– С чего ты, прихвостень тьмы, считаешь, что я, потомок славного рода, стану водиться с такими, как ты?!
Однако Атармарт вовсе не испугался, а с холодным спокойствием продолжил:
– Слова твои резки и необдуманны, о владыка. Напрасно ты думаешь, что между нами не может быть ничего общего, ибо мы с тобой одной крови. Я потомок не менее славного рода из числа Перворожденных, а потому, поверь мне, нам найдётся, о чём с тобой поговорить.
Атармарт так давно оказался на стороне тёмных сил, что многие стали забывать об истинном происхождении наместника Саурона, забыл об этом и Нукумнасар. Однако, вспомнив историю давно минувших лет, властитель Гундум-Гатхола умерил свой гнев, а потому процедил сквозь зубы:
– Говори.
– Я так же люблю свой народ, как и ты, – продолжил Атармарт, – а потому мне горько видеть, как несправедливо обошёлся с вами, моими родичами, Владыка Нимлонда Тарэдэл. Или не с вами он плечом к плечу сражался у стен этой крепости много лет назад? И не вы ли принесли ему тогда такую памятную победу? Эта несправедливость разрывает моё сердце, ибо так же когда-то поступили и со мной, лишив меня права на законное наследство.
Сказав о своём сердце, Атармарт соврал, ибо оно давно уже было сожжено карающей молнией самого Манвэ, однако Нукумнасар не углядел лжи за его чёрной железной маской.
– И теперь, брат мой, мы с тобой на одной стороне, – продолжал Атармарт, – а потому почему бы нам тогда не заключить союз? Или не так поступают братья в час нужды?
Нукумнасар хорошо понимал, как далеко зашло его противостояние с Нимлондом, и осознавал необходимость могущественного союзника. Нет, он не собирался воевать со своими братьями, однако что будет, если Тарэдэл сам двинет войско на Гундум-Гатхол? Эта мысль не давала ему покоя, но он ещё не готов был на глазах у своих подчинённых заключить союз с бывшим врагом.
Атармарт же заметил, что его льстивые речи уже почти достигли цели и, не теряя удобного момента, продолжал:
– Я могу помочь тебе сделать так, чтобы твой город стал более велик, чем Нимлонд, и если сейчас число твоих друзей убывает (Атармарт хорошо знал, что гномы и даже некоторые из отчаявшихся эльфов бегут из Гундум-Гатхола) то потом они вернутся, и будут просить тебя принять их обратно. И тогда сам Тарэдэл вскоре окажется в том положении, в котором находишься сейчас ты. Я научу тебя, как сделать так, чтобы слава о тебе облетела всё Средиземье, и возможно, о твоём могуществе услышат даже за морем.
Глаза властителя Гундум-Гатхола загорелись, но он понимал, что Атармарт сказал ещё далеко не всё.
– Что ты хочешь взамен? – спросил Нукумнасар.
– Мне нужна самая малость, – ответил Атармарт. – Я хочу, чтобы ты всего лишь помог мне завладеть кольцом, которое носит на пальце Келебрин, командующий цитаделью Роментир.
– И всего-то? – удивился Нукумнасар. – Но тогда какой тебе смысл помогать мне? – тут же спросил он.
– Ты что, уже забыл? – удивился Атармарт. – Мы ведь с тобой братья.
Разум Нукумнасара смутился кажущейся лёгкостью и выгодой сделки. Он задумался на мгновение и ответил:
– Мне нужно время, чтобы подумать.
– Я знал, что мы поймём друг друга, – ответил Атармарт и направился к выходу. Уже на пороге он внезапно остановился и, обернувшись к Нукумнасару, угрожающе произнёс, – Если завладеешь кольцом, то не вздумай его надевать!
В это мгновение стражники вопросительно воззрились на своего господина, не стоит ли задержать тёмного повелителя за проявленную дерзость? Но Нукумнасар велел отпустить Атармарта, а сам глубоко задумался: – Что такого необычного может быть заключено в этом кольце?
Загадка таинственного кольца оставалась для властителя Гундум-Гатхола тайной, а выгода предстоящей сделки казалась очевидной. Потому, когда спустя несколько дней Атармарт вернулся за ответом, Нукумнасар вышел навстречу и без колебаний протянул ему руку. И когда его ладонь коснулась руки Атармарта, тело Нукумнасара пронизал мертвенный холод. Атармарт уже давно не числился в списке живых, и лишь магия тьмы наполняла всё его изуродованное тело. В это мгновение Нукумнасара объял ужас невыносимой пустоты и одиночества, и он рад бы был отказаться от договора, однако было уже поздно – тьма окончательно овладела  его сердцем, и сделка была заключена.
       
 
                                       


     
                                         
                             
 
                                                     
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #116 : 06/02/2022, 07:18:36 »
Часть 10

О трагических событиях, приведших к Войне Ярости

(1 часть)

С горсткой преданных ему друзей Тахар двигался к перевалу Гват-Артад в обход Нимлонда. Однако через своих разведчиков Тарэдэл узнал о том, что его старый друг находится неподалёку, и сам вышел к нему навстречу. Они встретились в лесу, и там поклялись друг другу, что их дружба не ослабнет из-за ухудшения отношений между двумя народами. От Тарэдэла Тахар узнал о племени изгоев много нового, что ещё не было известно во время прошлой встречи друзей, ибо разведчики Роментира не оставляли без присмотра областей, прилегавших к границам Охранной Цитадели. По последним сведениям к изгоям присоединились некоторые гномы из числа тех, что успели сбежать из Гундум-Гатхола. Но что было самым удивительным – среди них заметили даже нескольких эльфов, которые более не желали подчиняться Нукумнасару, но возвращаться в Нимлонд не решались. И всё же врагов у изгоев было гораздо больше, и сердце Тахара настойчиво подгоняло его на помощь старым друзьям.
Спустя неделю, преодолев Гват-Артад, маленький отряд гномов достиг крепости Роментир, и дозорные, приметившие их со стен, были немало удивлены, ибо уже более полугода мимо не проходил ни один караван или даже отряд из Габилбунда. Появление гномов было столь неожиданно, что их даже не успели остановить. Отряд быстро повернул на юг, и, оказавшись по восточную сторону гор, гномы ужаснулись происшедшим на равнинах переменам. Туман Эглоэга вновь надвинулся на просторы бескрайних пустошей, и его клубы уже вплотную подступили к узкой полоске леса у подножия гор. К счастью, с белоснежных вершин здесь во множестве сбегали многочисленные ручьи, впадавшие в полноводную Кирнен и сила Ульмо всё ещё препятствовала разрастанию удушающего зловония болот. Уже отойдя далеко на юг, путники обернулись на белеющую над равниной башню Роментир, и поняли, что теперь она стала последним оплотом света по восточную сторону горного хребта. Ужас и отчаяние охватили сердца гномов и некоторые из них даже собирались повернуть назад, однако Тахар оставался непреклонным и был готов продолжать свой путь, даже если бы ему и пришлось идти дальше одному. Но гномы не бросают своих в беде, вот и теперь, повинуясь упорству и решительности Тахара, ни один из них не повернул назад.
Так гномы добрались до обширного урочища, окружённого горами с севера востока и юга, и там встретились с изгоями равнин. И узнав в предводителе прибывших самого Курук Тахара, люди возрадовались и провели дорогих гостей в пещеру, расположенную в скалах, у подножия гор. Там они теперь жили и хоронились от своих многочисленных врагов. Пещера эта давным-давно была промыта в горной тверди водным потоком и оказалась пригодной для жилья, тем более что у самого её выхода плескалось небольшое, богатое рыбой озерцо. И услыхав, что Тахар со своим отрядом собирается остаться с ними, люди возрадовались и возблагодарили небеса за ниспосланную милость. В тот день некто из людей, воодушевлённый радостной вестью, взобрался на нависавшую над урочищем скалу и трижды радостно прокричал: – Фоэрн мар! Фоэрн мар! Фоэрн мар! – и сотни голосов подхватили этот клич, что в переводе с наречия хилдоров означало: – Надежда возродилась!
С того дня урочище впредь так и называли – Фоэрн-Мар.
И среди беженцев Тахар действительно встретил как беглых гномов из Гундум-Гатхола, так и эльфов. Первых было чуть более двух сотен, а эльфов всего несколько десятков; все они раскаялись перед Тахаром за своё неразумие и признали его своим предводителем. Для людей же Тахар уже давно стал не только другом, но и великим мудрецом, а потому они с радостью избрали гнома своим новым вождём, и никто не дерзнул оспаривать этого.
Так Тахар стал владыкой Фоэрн-Мара, и под его руководством началось обустройство пещер. Вскоре вход в убежище закрыли добротные ворота, которые были тщательно замаскированы, а внутри были обустроены жилые залы, оружейные и кузня. Конечно, для гномов их новое жилище после роскошных чертогов Габилбунда и Гундум-Гатхола не казалось чем-то выдающимся, однако люди ничего подобного ранее не видели и стали ещё больше почитать своего вождя Курук Тахара.
В течение последующего года численность орков на равнине Литун-Лад сильно увеличилась. Разведчики Роментира более не покидали Охранной Цитадели и до Нимлонда перестали доходить сведения о скрывавшихся в урочище Фоэрн-Мар беженцах. С того времени о судьбе, постигшей Тахара, Тарэдэл мог лишь гадать. Забыли о своих бывших соплеменниках и хилдоры равнин. Они полагали, будто те давно уже вымерли от голода в бесплодных предгорьях. Но изгои всё более обустраивались, и чем дольше оставался с ними Тахар, с горсткой преданных ему трудолюбивых гномов, тем больше крепла их уверенность в своих силах и завтрашнем дне. Дивной была община нового племени, ибо в нём мирно уживались представители трёх народов; эльфов, гномов и людей. И подобного в Средиземье более никогда не случалось впредь.   

 

Тем временем Атармарт неуклонно увеличивал численность своих войск, и его сила росла вместе с каждым новым племенем хилдоров, принявшим его покровительство. Теперь кочевники не препятствовали передвижению войск из Дурлада по своим землям, и вскоре Атармарт настоял, чтобы Нукумнасар разместил в Гундум-Гатхоле многочисленный отряд орков. Нукумнасару не понравилось это предложение, но он не переставал помнить о заманчивом обещании Атармарта, а его желание возвеличиться было столь велико, что он усмирил свою неприязнь и уступил Древнему Предателю. В тот день даже те немногие эльфы, которые всё ещё оставались в Гундум-Гатхоле, были возмущены поступком Нукумнасара и покинули город, не желая делить его с мерзкими отродьями Атармарта. Направившись на север, они миновали Фоэрн-Мар, ибо даже не догадывались о племени, втайне живущем под горами. Придя к воротам дозорной башни Роментир, они все вместе стали на колени и покаялись перед своими братьями, за что были прощены и примкнули к отряду пограничников.
После того случая, если кто из эльфов или гномов ещё и оставался в Гундум-Гатхоле, то это были те, кого ранее за неповиновение заточили в темницы. Теперь Нукумнасар повелевал орками, и со временем он воистину стал мало напоминать эльфа, сделавшись коварным и злобным более, чем когда-либо до того. И если ранее он чувствовал себя властителем, то теперь он полностью подпал под власть Атармарта, оказавшись в ловушке Древнего Предателя из-за своих слабостей – властолюбия и тщеславия. И так было в те древние времена и так будет всегда – у каждого желания есть своя, сообразная ему цена. И если цель ведёт во мрак, то платой за неё будет тьма и безысходность.   
Тем временем сила Атармарта прибывала, и он с иступлённой злобой уничтожал всё светлое и прекрасное, ибо оно терзало его естество, напоминая о собственном уродстве. С Дурлада подули студёные ветра, и холод подступил к самому подножию гор Орокарни. Реку Кирнен сковало льдом, и даже топи Эглоэга теперь стали твёрдыми, словно камень.

 

В пятьсот двадцать шестом году Первой Эпохи Солнца к вратам цитадели Роментир пришёл путник, запахнутый в просторное одеяние. Капюшон странника был низко опущен, так что лица его совсем не было видно, а синий плащ искрился дивными узорами. По виду пришелец казался совсем безобидным и даже более того – от него веяло каким-то странным теплом, сразу расположившим к полному доверию всех, кто видел его со стен крепости. Когда озадаченные привратники открыли ворота и впустили гостя, то они рассмотрели, что дивные узоры его плаща состоят из множества бусинок живой росы, и все росинки оставались на своих местах, словно были пришиты незримыми нитями.
Незнакомец велел провести его к Келебрину, командовавшему гарнизоном крепости, но стражи ответили, что не могут пропустить к своему командиру любого странника, который пожелает его видеть. Тогда пришелец положил в ладонь одного из привратников крошечное золотое украшение, которое велел показать командующему крепостью. И когда стражник явился к Келебрину и открыл ладонь, на которой покоилось драгоценная вещица, тот побледнел, словно воск свечи:
– Где ты это нашёл?! – взволнованно выдохнул Келебрин. На ладони привратника лежала серьга, которую много лет назад он прикрепил к лапке маленькой птички на Скале Страдания в долине Дурлад. И узнав о таинственном госте, Келебрин сам сбежал по ступеням к нему навстречу, а Меретин последовал за ним.
– Кто ты и где взял эту серьгу? – выдохнул Келебрин, представ перед незнакомцем. 
И тогда странник откинул капюшон за спину, и глазам всех, кто находился рядом, открылось лицо прекрасной златокудрой девы. Вздохи изумления прокатились меж эльфов, и каждый гадал про себя: – Откуда она взялась здесь, по восточную сторону гор, где ныне безраздельно властвует зло?
– Я Сериндэ, – ответила красавица, – а серьгу эту давным-давно принёс на лапке мой соловей взамен за кольцо, которое ныне ты носишь на руке, – и она перевела взгляд на золотой ободок, блеснувший на пальце Келебрина.
– Так это была ты? – смущённо пробормотал Келебрин, нерешительно отступив назад. – Что же тебе от меня нужно?
Внезапно гостья рассмеялась звонким, словно журчание горного ручья, смехом: – Ты не можешь мне дать ничего, так как ничего и не имеешь, – сказала она.
– Но как тогда я могу отблагодарить тебя? – ещё больше растерялся Келебрин. – Все эти годы я помнил о твоём даре и мечтал отплатить тебе добром за добро.
– Ты уже отблагодарил меня, доблестный воин, – улыбнулась дева, – ибо сотни лет зловоние мрака сторонилось моих владений расположенных высоко в горах, к северу от этих мест. Башня Роментир долгие годы наводила ужас на приспешников тьмы. Теперь же зло вновь просыпается и его мертвенное влияние чувствуется сейчас повсюду. Мои ручьи замерзают, птицы зябнут на ледяном ветру, а орки уже смело выползают из Ущелья Ужаса и роют свои зловонные норы в восточных склонах Священных Гор.
– Но тебе ведь нужна наша помощь! – возразил Келебрин, – так почему же ты говоришь, что я ничем не могу помочь? И зачем тогда ты, добрая дева, явилась к нам?
– В этих краях я всего лишь странница, – ответила Сериндэ, – и силы зла не смогут причинить мне вреда, пока хоть единственный ручеёк стекает в долины с гор Мира, и струи дождей орошают землю. Но нечто зловещее уже нависло над землями Востока, и я ощущаю эту надвигающуюся беду. Вам, Первророжденным, грозит забытьё и одиночество. Без Того, именем кого я здесь живу и творю, вас постигнет тьма. Через ручьи мой владыка узнаёт обо всём, и они же есть его жилы и вены. С замерзающими родниками и реками вас покидает благословение Того, кто поручился за вас перед Высшими. Потому помогая мне, вы помогаете себе и миру, что вокруг вас.
– О ком она говорит? – шептались изумлённые воины, собравшиеся вокруг. – Не Ульмо ли тот, кого она прямо не называет нам?
Но Келебрину было всё равно, кто стоит за его прекрасной спасительницей, ибо лишь благодаря ей сотни лет назад они с Меретином выжили в зловонии и мраке Дурлада. И теперь братья были готовы на всё, о чём бы ни попросила таинственная красавица. Оба они рвались отправиться на выручку, лишь только услышав тревожные вести, однако так опрометчиво они могли поступить ранее, когда на их плечах ещё не лежал груз ответственности за покой своих соплеменников по западную сторону гор. Теперь же Келебрин мог лишь пригласить Сериндэ погостить в крепости, пока они с братом не обдумают, как поступить дальше. И братья сокрушённо просили у Сериндэ прощения, за то, что не могут двинуть свою дружину на север немедленно, но поклялись ей, что обязательно выбьют из нор всю нечисть, засевшую в окрестностях гор Орокарни и оскверняющую труды Владык Запада. Но Сериндэ лишь смиренно поблагодарила братьев и ушла в тот же день, сказав, что многие её питомцы нуждаются в защите, и лишь она одна может им сейчас помочь.
Долго роментирцы глядели вослед удаляющейся деве. Словно неодолимые чары вселились в их сердца и не отпускали, пока Сериндэ не скрылась за выступом скал.
– Как странно, – сказал Келебрин, задумчиво глядя на темнеющий склон скалы, за которым только что исчезла прекрасная гостья. – Она сказала, что мы не можем ничем ей помочь, и всё же пришла за помощью. Сердце подсказывает мне, что нечто в её словах укрылось от нашего внимания, однако не пойму, что именно.
И Келебрин долго пытался уловить ускользавший от него смысл происшедшего, но, к сожалению, это удалось сделать лишь его брату, да и то слишком поздно, но об этом будет рассказано дальше.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #117 : 06/02/2022, 07:23:43 »
Часть 10

О трагических событиях, приведших к Войне Ярости

(2 часть)

Не случаен был визит Сериндэ, ибо вскоре после неё к дозорной башне Роментир явился уже иной гость. И так всегда бывает, что силы тьмы стараются воздействовать явно, чтобы добиться тайного, ибо хорошо знают, чего хотят, а силы света не ведают помыслов тех, кому помогают, действуя осторожно, боясь навредить. Но никому нельзя помочь насильно и потому зачастую помощь остаётся отвергнутой.
На рассвете третьего дня, после визита прекрасной гостьи, на тропе, ведущей к воротам у подножия башни Роментир, вновь показался путник. Шёл он неуверенно, постоянно запинаясь по пути, и, казалось, нечто невидимое тяготит его душу и сердце. К неимоверному удивлению, часовые на башне распознали в бредущем эльфа. И это было тем более удивительно, что шагал он с объятых мраком пустошей. Сперва дозорные решили, что это один из несчастных, сбежавших из подземелий Утумно, однако затем они разглядели его богатые и чистые одежды и решили, что навряд ли подобные одежды пленённые эльфы носят в цитадели мрака и ужаса. Лишь когда путник подошёл к воротам, в нём, с трудом, узнали мятежного Нукумнасара. Предатель сохранил стать и стройную осанку своего рода, однако его обличье сильно изменилось. Из-под угрюмо сведённых бровей на стражников глядели глаза, полные злобы и обиды. Черты лица Нукумнасара заострились и теперь более всего напоминали образ хищной птицы, а в его жёстком взгляде гнездились страх и пустота.   
– Что надобно мятежнику у границ Объединённого Восточного Королевства? – прокричал дозорный со стен крепости.
– Об этом я могу поведать лишь твоему господину, – сухо отозвался Нукумнасар.
– У всех нас один господин, и, как тебе известно, он находится в Нимлонде, – ответил стражник. – Но тебе не пройти в Нимлонд без дозволения Келебрина.
– Тогда я буду говорить с ним, – отозвался Нукумнасар. – Зови его.
Так как Нукумнасар был совершенно один, караульные без малейших опасений впустили его во внутренний двор крепости и послали за Келебрином и Меретином. Как и для всех остальных, неожиданное известие оказалось для братьев большим сюрпризом, и, теряясь в догадках, они велели караульным привести мятежника к ним. Нукумнасар явился с гордо поднятой головой, однако, лишь только караульные покинули зал и затворили за собой двери, он бросился на колени и стал умолять братьев о прощении за его предательство. Витязи Роментира были несказанно удивлены и растеряны, а Нукукмнасар стал просить Келебрина, чтобы тот отвёл его в Нимлонд, для раскаяния у ног Владыки Тарэдэла. И Келебрин поверил в раскаяние собрата, сжалился над ним и пообещал, что на следующий же день сам возглавит небольшой отряд, который поведёт Нукумнасара в Нимлонд, чтобы следопыты Объединённого Восточного Королевства не пронзили его стрелами, узнав в нём предавшего свой род мятежника. Но Меретин почуял неладное и стал уговаривать брата не делать этого. Он напоминал о клятве, которую они вдвоём дали Сериндэ и увещевал Келебрина исполнить обещанное, а уже затем и решать, как поступить дальше. Он также заявил, что не верит ни одному слову предателя, потому что сам его взгляд источает поселившийся в сердце мрак. Келебрин же ответил брату, что от данного им Сериндэве слова не отказывается и, проводив раскаявшегося Нукумнасара, исполнит обещанное прекрасной деве. И Келебрин напомнил Меретину о том, как страшна тьма Утумно, и что если они не помогут сейчас Нукумнасару, он навечно останется во власти надвигающегося с Севера мрака.
Тревожно было Меретину от переполнявших его предчувствий, но он знал о твёрдости характера своего брата и помнил, что во многом благодаря силе духа Келебрина они избежали гибели на равнинах Дурлада. И Меретин смирился с решением старшего брата, успокоив себя тем, что если Келебрин выжил в узилище мрака, то во владениях Нимлонда с ним не может случиться ничего плохого.
И на следующий день Келебрин подобрал десяток воинов и, забрав с собой Нукумнасара, направился к Перевалу Теней. Меретин же, в отсутствие брата, остался командовать в цитадели.
На исходе третьего дня пути отряд перевалил через перевал и остановился на ночлег на его западном склоне. У ног путников во всём своём великолепии раскинулся Лумраст и Келебрин долго смотрел на красный закат. Не подозревал он, что роковой час Востока близок и что его судьба сильно повлияет на дальнейший ход трагических событий, уже поджидающих у порога.
Той же ночью прервалась жизнь великого витязя, ибо, понадеявшись, что все опасности остались за перевалом, Келебрин велел не выставлять караула на привале. Этой беспечностью и воспользовался коварный Нукумнасар. Злодей дождался, пока все уснут, и неслышимо подкрался к спящему Келебрину. Затем он достал отравленный кинжал, которым снабдил его Атармарт, и вонзил смертоносную сталь в сердце великого витязя. Так Келебрин, не просыпаясь, перенёсся в палаты Мандоса, но перед этим его дух во сне посетил Меретина, дабы предупредить брата об измене. Среди ночи Меретин вскочил на ноги и внезапно понял, что худшие его опасения подтвердились – жизнь его любимого брата оборвалась. Исполненный скорби он в слезах взбежал на самый верх дозорной башни, и, обнажив клинок, что есть сил, прокричал в сторону Дурлада:
– Я знаю, что всему виной ты! Само твоё существование оскверняет жизнь и отравляет воздух Арды! А потому я клянусь, что где бы ты ни был, тебе не удастся скрыться от моей мести!
После этого Меретин сбежал вниз и, взяв с собой небольшой отряд, бросился к перевалу. Он страстно желал поймать Нукумнасара и самолично лишить его жизни. Однако отряду Меретина не суждено было схватить предателя и, бесполезно потеряв в поисках убийцы два дня, он направил своих воинов обратно в Роментир, а сам нагнал спутников Келебрина, скорбно несших на носилках из ветвей своего покойного командира. И в рыданиях склонившись над бездыханным телом, Меретин не заметил, что с пальца брата исчезло кольцо Сериндэ, которым Келебрин более всего дорожил, потому что для него оно давно уже стало символом несокрушимой веры.
Когда скорбная процессия достигла Нимлонда, в городе стихло пение, и замолчали фонтаны. Сам Тарэдэл с супругой и сыном вышли проститься с величайшим витязем Объединённого Восточного Королевства. В день похорон тело Келебрина, облачённое в доспехи, возложили на корабль и оттолкнули в воды Священного Залива. Затем в воздух взвились зажжённые стрелы и усеяли огнями погребальную ладью. Так хоронили величайших воинов Нимлонда, ибо считалось, что священные воды залива дали эльфам жизнь в древние времена и они же должны забрать их тела обратно.
Когда скорбь в сердце Меретина притупилась, он явился к Тарэдэлу и попросил своего владыку дать ему отряд воинов, чтобы отбросить силы зла от гор Орокарни. Он поведал Владыке Нимлонда о таинственной деве, явившейся в Роментир накануне трагических событий и обещании погибшего брата о помощи. Теперь Меретин считал делом чести исполнить клятву Келебрина и рвался в бой. Его сердце пылало жаждой мести, и ничто не могло сдержать его праведного гнева. Тарэдэл благословил Меретина, и, спустя две недели после похорон Келебрина, конное войско в семь тысяч копий выступило к восточным склонам гор Орокарни через Перевал Теней. За ними по пятам следовали ещё пятнадцать тысяч тяжело вооружённых пеших воинов. Никогда ещё армия Нимлонда не выглядела столь грозно, ибо в годы дружбы с гномами эльфы переняли у Подгорного Народа многое в искусстве изготовления оружия. Высокие и крепкие ростовые щиты позволяли воинам Белого Города выстраивать настоящую живую стену, а длинные копья становились грозным препятствием на пути самого опасного врага. Во главе колонны, плечом к плечу с Меретином, верхом на коне отца, ехал Тинвэрос. К тому времени царевичу едва перевалило за двести лет, что для эльфов ещё лишь юные годы, однако он пожелал приложить свою долю к славе Нимлонда. Услышав просьбу Тинвэроса присоединиться к Меретину, Тарэдэл исполнился гордостью за сына, а королева Эсгаэрвен опечалилась, однако возражать не стала. В те годы юный Тинвэрос ещё не способен был командовать огромным войском, но вполне мог учиться у опытного Меретина.
Так Нимлонд вступал в новую, не самую лучшую в его истории эпоху и остановить время было не подвластно никому. Неумолимо близился час, когда никто уже не мог остаться в стороне от надвигавшейся бури.   
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #118 : 07/02/2022, 18:55:54 »
Часть 11
 
О походе войска Меретина в Ущелье Ужаса и постигшем Саурона разочаровании

(1 часть)

Похитив кольцо Келебрина, Нукумнасар поспешил в Гундум-Гатхол. И оказавшись в чертогах осквернённого им некогда славного города, он отправил к Атармарту гонца с извещением, что задание тёмного владыки выполнено. Однако строжайший запрет Сауронова наместника не пытаться надевать кольцо на руку, не давал Нукумнасару покоя, и в нём загорелось нестерпимое желание, во что бы то ни стало, сделать это. Заподозрив, что ценность кольца более высока, чем он может представить, Нукумнасар достал его из шкатулки и дрожащей рукой надел на свой перст. Лишь только оказавшись на пальце предателя, кольцо стало быстро нагреваться. Вскоре оно стало настолько горячим, что начало обжигать руку испугавшегося нечестивца. И решил Нукумнасар более не испытывать своей судьбы и сорвал кольцо с покрасневшего пальца. Подумал он, что ценность добытого им кольца весьма сомнительна, а величие, к которому он стремился, было несравненно ценнее этой бесполезной и, возможно, даже опасной безделушки.       
Явившись в Гундум-Гатхол так быстро, как только мог, Атармарт тут же потребовал кольцо, ибо ему не терпелось получить свою награду от Саурона – прежний, прекрасный облик эльфа. Однако Нукумнасар не спешил. Он напомнил тёмному владыке о его обещании сделать Гундум-Гатхол самым великим и богатым городом, что когда-либо существовал под небесами Арды. И хотя Нукумнасар был не в том положении, чтобы требовать чего-либо от Атармарта (к этому времени Гундум-Гатхол был наводнён орками и гоблинами из Утумно) однако наместник Саурона решил, что Нукумнасар ему ещё пригодится. Цели обоих пока ещё совпадали, и Атармарт втайне уже давно считал Гундум-Гатхол своим. Так Древнему Предателю пришлось унять своё нетерпение и исполнять обещанное.
Никто не знает, что делал Атармарт с несчастными гномами, заточёнными в подземельях Гундум-Гатхола, но их крики, наполненные болью и отчаянием, были слышны даже за стенами крепостных стен. И эти крики слышали те из кочевников, которые находились неподалёку от осквернённого города. Поговаривают даже, что сам Нукумнасар, не в силах выдержать ужасных воплей, бежал на городские стены, дабы не слышать стенаний несчастных. Ещё говорят, что в подземельях Гундум-Гатхола Атармарт выпустил на свободу тайные силы, которыми для своих неведомых целей наделил его коварный Саурон. Однако, несмотря на это, гномы оставались крепкими и неподатливыми, и план Атармарта в полной мере не удался. Из гномов так и не получилось сторонников зла, но они стали алчными, изворотливыми и даже хитрыми, а жадность стала самой отвратительной чертой, которая овладела несчастными. Но кое-чего Атармарту добиться всё же удалось – те, кто подверглись воздействию тёмных чар, стали удивительным образом чувствовать расположение самоцветов и рудных жил в горных недрах. Каждый знает, что это наитие у гномов в крови, но в данном случае всё было совсем иначе. Было похоже, что гномы, подвергшиеся истязаниям в подземельях Гундум-Гатхола, научились слышать камни и, поговаривают, даже общаться с ними! Правда это, или нет, однако дальнейшие события заставили поверить в это тех немногих, кому довелось наблюдать за их работой в шахтах горных недр, а таких за многие тысячелетия были единицы. В дальнейшем несчастные стали сильно отличаться от своих сородичей и обособились в отдельный народ, который эльфы стали называть нибинногримами, что означало – малые гномы, а в более поздние времена люди прозвали их лепреконами. Нибинногримы стали ростом ниже, чем гномы, а их лица приобрели острые черты. Теперь они были наделены носами с горбинками, зачастую крючковатыми, и мало походили на своих родичей из Габилбунда. После трагических событий тех далёких дней даже бороды в роду нибинногримов постепенно стали большой редкостью. Говорят, что в те давние времена силы Тьмы не единожды пытались переманить гномов на свою сторону, и каждый раз эти попытки оканчивались неудачей, увеличивая численность нибинногримов.   
Вот и в тот раз самого главного Атармарту так и не удалось; нибинногримы по-прежнему противились явной тьме, как и их родичи – гномы. Позднее им очень помогла обретённая хитрость и изворотливость, благодаря которым они обманули Нукумнасара и даже самого Атармарта и, преодолев Гват-Артад, отправились в северную оконечность Лумраста. Там они осели в западных отрогах гор Орокарни и более никогда не покидали тех мест. Но об этом будет рассказано далее.
Получив заветное кольцо, Атармарт покинул Гундум-Гатхол и верхом на Гаурходе умчался на север, к Эред-Энгрин. В тот же час в Нимлонде созывалось войско под предводительством Меретина и молодого царевича Тинвэроса.
И прибыв в Утумно Атармарт тут же отослал в далёкий Ангбанд ворона с известием для Саурона, но и его, как и Нукумнасара, глодало любопытство, чем же так ценно кольцо для господина и почему он строжайше запретил его надевать? Эти думы не давали Атармарту покоя, и, на свою беду, он решился испытать добытое кольцо. Однако его ожидал ужас, которого он ещё никогда не испытывал за время всего своего существования под небесами Арды. Лишь только кольцо коснулось его пальца, невыносимая боль пронизала всё его естество, и лишь теперь он понял, что на кольце этом нетленная печать далёкого Амана, которая будет вечность нещадно жечь всё, что было порабощено мраком. После этого Атармарт опасался даже приближаться к кольцу, а потому велел своим слугам забрать его и унести подальше, пока за ним не явится сам Саурон.           
Получив долгожданное известие, Саурон несказанно возрадовался, однако не подал виду, и его господин Мелькор ничего не заподозрил. Долго раздумывал он, как отлучиться из Ангбанда, и воспользовался первым же удобным предлогом, чтобы умчаться на восток, где его с нетерпением ожидал Атармарт.

 

Тем временем воинство Нимлонда преодолело перевал Гват-Артад и, промаршировав у стен пограничной крепости Роментир, устремилось на Север. И когда Меретин проезжал у основания скалы, на которой виднелся обелиск над могилой погибшего Белегара, на него нахлынули хоть и не самые приятные, однако дорогие сердцу воспоминания. Ни разу после событий тех далёких дней Меретин не хаживал в здешних местах, и с тех пор тут многое изменилось. Теперь вместо огромных вечнозелёных гигантов, усеивавших горные склоны до самой реки Кирнен, к небу вздымались омертвевшие и зачастую обугленные остовы некогда прекрасных могучих сосен. Равнина к Востоку лежала в сумраке, ибо солнечные лучи не могли пробить испарений зловонного Эглоэга. Лишь белоснежные вершины гор по левую руку оставались неподвластными чарам зла.
– Взойдём на ту скалу, – внезапно сказал Меретин Тинвэросу, ехавшему в седле рядом, – ибо я желаю побыть со своими братьями.
– Господин, – с почтением отвечал Тинвэорос, ибо состоял в войске под началом Меретина, – твои братья мертвы. О ком ты говоришь?
– Видишь тот обелиск на скале? – спросил Меретин. – Это могила моего старшего брата Белегара. Давно уж нет его среди живых, но сердце по-прежнему хранит о нём светлую память.
Воины оставили лошадей и поднялись по крутому склону на вершину утёса к обелиску, с фигуркой соловья, несущего на лапке кольцо.
– Но, господин, – сказал Тинвэрос, – здесь похоронен твой старший брат, в то время как Келебрин Отважный покоится на дне Священного Залива.
– Ты не прав, мой юный друг, – возразил Меретин. – Оба они ждут меня в предвечных покоях. Возможно, скоро я присоединюсь к ним, буде на то воля Владык, но не прежде, чем исполню клятву данную Келебрином. В этой могиле покоится Белегар, старший и достойнейший из нас троих, но обелиск в память о нём возвёл Келебрин, вложив в него труд рук с частью души своей. А значит, оба они здесь, с нами.
– Погляди, господин, – внезапно воскликнул Тинвэрос, подойдя ближе и указывая на могильный холм, весь покрытый прекрасными небесно-голубыми фиалками. – Кто-то бывает тут. Эта могила более напоминает ухоженный цветник, а прекрасный венок на шейке соловья сплетён совсем недавно.
Неподалёку, звеня серебристыми струнами струй, протекал небольшой ручеёк, образуя рядом с могилой небольшую лужицу чистой прозрачной воды.
На глаза Меретина навернулись слёзы. Воспоминания, слишком живые, чтобы оставаться спокойным, нахлынули на него неудержимым потоком. Витязь опустился на колени у могилы брата и, не стыдясь юного Тинвэроса, тихо заплакал.
– Глядите! – внезапно вырвал Меретина из потока воспоминаний взволнованный голос Тинвэроса. Юноша указывал рукой на вершину нависавшего над небольшой площадкой утёса. Там, в клубах опускавшейся с гор туманной дымки, Меретин увидел фигуру стройной девушки с развевающимися на ветру златокудрыми локонами. Он не мог не узнать её. Это была таинственная Сериндэ. Одетая в голубое платье, с венком из горных цветов на голове, она была больше похожа на могущественную майю из народа Владык Запада, перенёсшуюся в эти неспокойные земли из самого Заокраинного Амана, и кто знает, возможно, так оно и было на самом деле…
– Госпожа-а-а! – протяжно прокричал Меретин, и эхо донесло его голос до самых вершин, ослепительно блиставших в лучах восходящего солнца. – Я исполню клятву своего брата, ибо теперь я за него!
Спустя мгновение опускавшийся с гор туман скрыл маленькую фигурку вдали, и больше её не видели, а Меретин ещё долго искал взглядом дивное видение.

 

Нимлондцы неуклонно продолжали свой марш на север. Меретин жаждал поскорее ввязаться в бой, однако, к неимоверному его сожалению, на пути не попадалось ни единого орка, хотя мест их стойбищ вокруг было видимо-невидимо. Было похоже, что все стоянки были покинуты совсем недавно. Враг страшился не напрасно, ибо грозно выглядело воинство Нимлонда и вся нечисть, лишь только завидев вдали облако поднимавшейся в небо пыли из-под копыт лошадей и ног марширующих воинов, в ужасе бежала перед многочисленным войском.
Гигантской извивающейся змее было подобно воинство Нимлонда, а чешуя из начищенных до блеска щитов ослепительно блестела на солнце, и земля содрогалась в такт шагам марширующих витязей. И когда тревожные вести достигли чёрных башен Утумно, Атармарт не на шутку испугался.
Как раз в то время, для того чтобы получить свой долгожданный приз, в Утумно прибыл Саурон. Застав Атармарта в паническом страхе, он в ярости дал тому пощёчину, и таким сильным оказался его удар, что Атармарт отлетел от своего господина не менее, чем на десять шагов, и, стеная от боли, повалился на холодные плиты мрачной обители. И смекнул Саурон, что нет, и не может быть более удобного случая, чтобы проверить мощь кольца и, злорадно рассмеявшись, тотчас приказал его принести. И вот слуги боязливо внесли вожделённый ларец, и Саурон обеими руками торжествующе поднял его над головой:
– Ничтожества! – надменно ухмыльнулся он. – Я сокрушу любую армию, которая встанет на моём пути! И даже более того; теперь я сокрушу самого Мелькора! – самодовольно прошипел он. – Долгие годы я ждал этого мгновения и вот теперь я стану властелином Средиземья. А глупый Мелькор пусть тешится своими никчемными Сильмарилами. Вот уже не одну сотню лет он не расстаётся с этими каменьями, испытывая ужасные мучения, но чего он добился?
С этими дерзкими словами Саурон открыл ларец и протянул руку к заветному кольцу, но едва он коснулся блестящего ободка, как из его горла вырвался душераздирающий вопль. Невыносимая боль пронзила руку тёмного владыки. Ларец упал на пол, а кольцо выскочило из него и с хрустальным звоном покатилось по каменным плитам. И когда оно натолкнулось на одну из огромных колонн, оказавшуюся на пути, та покрылась трещинами и спустя мгновение со скрежетом рухнула на каменные плиты, едва не раздавив под собой Атармарта. Саурон же, катаясь по полу, продолжал корчиться от боли. И тогда все увидели, что рука тёмного владыки покраснела подобно тому, как краснеет раскалённое в горниле железо. Ужасный слух быстро разнёсся по всем уголкам страны мрака, и трепет объял тьму, что пресмыкалась и копошилась там.
Придя в себя от невыносимой боли, Саурон с трудом поднялся на ноги, и никто не решился ему помочь.
– Заберите это и скройте от глаз моих в самых глубоких норах, чтобы я даже ненароком никогда на него не наткнулся, – злобно прошипел Саурон. – Однако берегите его, чтобы оно больше никогда не попало в руки эльфов, ибо, если это случится, у нас не останется шансов в войне против Нимлонда.
Неспроста ужас объял Саурона, ибо на кольце Келебрина неисповедимыми, дивными путями лежала печать Амана, но как то кольцо попало на просторы Средиземья, навсегда останется загадкой.
Так над Сауроном и Атармартом нависла угроза полного поражения, ибо войско Нимлонда беспрепятственно продвигалось к Ущелью Ужаса, и ничем теперь нельзя было остановить его. И у сил тьмы оставалась единственная надежда – кочевые племена южных равнин, которые присягнули на верность Атармарту. А потому Атармарт вскочил на Гаурхода и, воспользовавшись тайными туннелями, ведущими сквозь горы Эред-Энгрин на Юг, пересёк Эглоэг и помчался в места обитания кочевников. И там он бросил клич, пообещав каждому, кто придёт ему на выручку, выделить землю на плодородных землях Лумраста. А надо сказать, что восточные равнины были, по большей части, пустынны и бесплодны. И прознав от Атармарта о щедрых землях, лежавших по западную сторону гор Орокарни, хилдоры загорелись желанием завладеть ими. Атармарт же заявил всем, что он сам несправедливо отверженный владыка Нимлонда и если ему удастся вернуть потерянный трон, то он будет иметь законное право одарять землями всех тех, кто будет ему предан.           
Так и случилось потом, что некий Фарахунд, впоследствии прозванный Черносердым, бросил клич всем кочевым племенам равнин вставать под его стяги. И щедрые посулы Атармарта были до того соблазнительными, что под знамёнами Фарахунда Черносердого собралось более ста тысяч воинов. И были те воины вооружены на манер орков – кривыми, зазубренными ятаганами и длинными алебардами с крюками. В тот день людской род принял сторону тьмы, не дав войску Нимлонда покончить с колыбелью зла восточного Средиземья. Впоследствии смертные много и долго с этим злом боролись, совсем позабыв, что однажды именно их предки не пожелали от него избавиться. А Перворожденные стали относиться к людям с опаской и недоверием, ибо никто не знал, чего от них можно ждать.
Подняв на войну племена равнин, Атармарт явился в Гундум-Гатхол и забрал оттуда почти всех своих орков, а Нукумнасар понял, что из правителя некогда великого города он превратился в изгоя-одиночку. Ему Атармарт оставил лишь несколько сотен своих орков, чтобы было кому охранять работавших в недрах гор нибинногримов и остальных узников, запертых в подземельях.
Очень быстро несметное войско Фарахунда переправилось через реку Кирнен и беспорядочной массой двинулось через топи Эглоэга, на Север, к Ущелью Ужаса.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...

Оффлайн Tinweros

  • Старожил
  • ****
  • Пол: Мужской
    • Просмотр профиля
Сказание о Непожелавших
« Ответ #119 : 07/02/2022, 18:57:03 »
Часть 11
 
О походе войска Меретина в Ущелье Ужаса и постигшем Саурона разочаровании

(2 часть)

Тем временем, не встречая сопротивления, Меретин уверенно вёл своё войско вперёд, и многим стало казаться, что им без особого труда удастся разбить силы Атармарта и освободить восточные земли Средиземья от древнего коварного врага.
Оказавшись на подступах к ущелью Ужаса, Меретин увидел, что в здешних краях многое изменилось с тех пор, как он с братьями бежал из этих зловещих мест много лет тому назад. Озеро раскалённой лавы, некогда заполнявшее низину в межгорье, застыло и превратилось в большую плоскую ложбину. Горы заметно помрачнели, ибо потоки лавы, вырывавшиеся на поверхность из глубоких расщелин и сбегавшие по горным склонам в былые времена, теперь были мертвенно-недвижны и уже не давали света. Горные пики, вздымавшиеся над ущельем с обеих сторон, были так высоки, что свет солнца достигал ущелья лишь в течение нескольких скоротечных часов, а затем всё вокруг вновь погружалось в сумрак, и тогда склоны гор будто оживали – в расщелинах появлялось странное движение, и многие тысячи светящихся глаз взирали на нимлондцев с ненавистью и злобой. В сердца воинов медленно вползал страх, и теперь уже никому не казалось, что решающая схватка с силами тьмы будет лёгкой и быстротечной. И всё же, нимлондцы продолжали двигаться к норам, ведущим в долину Дурлад и на марше они уничтожали всю нечисть, встречавшуюся им на пути или не успевшую забиться в свои норы на склонах гор.
И вот огромное войско остановилось у безобразных отвратительных дыр, черневших по правую руку вдоль всего горного склона. Но во мраке тех нор метались едва уловимые тени, и жуткое шипение разносилось вокруг. И дрогнули сердца многих, когда Меретин, проехав на своём коне вдоль волнующихся рядов своего войска, призвал воинов к мужеству. Единственный путь, по которому можно было достичь Дурлада, были эти жуткие норы, перед которыми оробели даже самые храбрые. И Меретин прокричал, что много лет назад они с братьями в одиночестве преодолели эти страшные, чёрные дыры и вернулись живыми, и если сегодня нимлондцы не наберутся мужества и решительности, то весь их поход будет бессмысленным.
И видя, что воины не решаются даже подходить к норам, вперёд, верхом на Белегросе, выехал юный Тинвэрос. И он с жаром призывал своих братьев к мужеству, но когда и его призывы не возымели действия, он соскочил с коня и сам шагнул к жутким пещерам. Восхитившись мужеством юноши, Меретин без колебаний последовал за ним. И вот, обнажив грозные клинки, они плечом к плечу шагнули в черноту прохода. В тот миг послышалось шипение, подобное тому, как шипит вода, соприкоснувшаяся с пламенем, и тени отпрянули от входа в нору в недра горы. Воодушевлённые мужеством своих предводителей, многие воины тут же последовали их примеру. И вот уже множество нимлондцев приступили к норам и, изготовившись к бою, шагнули под мрачные своды туннелей. Казалось, что в тот миг горный хребет застонал, а из тысяч расщелин повалил белый пар. Почва под ногами затряслась, и по склонам гор заскользили каменные осыпи и обвалы, поднимая в воздух облака пепла осевшего на неприступных кручах. Многих, из оказавшихся в тот миг в подземельях вновь обуял страх, и они повернули назад. Но небольшая горстка воинов продолжала продвигаться вслед за Меретином и Тинвэросом, и это были те, кто желали хоть отчасти приблизиться к легендарному подвигу прославленных братьев, ибо с давних пор никому более не доводилось попасть в долину Дурлада и вернуться после того обратно.
Смутные тени метались перед отважными воинами, но они продолжали бесстрашно продвигаться к цели. И так безрассудна была отвага героев, что вся нечисть разбегалась перед ними по сторонам. 
И вот, наконец, впереди забрезжил серый рассвет. Выбравшись на поверхность восточного склона, Меретин отстегнул от пояса свой походный горн и трижды протрубил в него над мрачной долиной разверзшейся у его ног. Эхо разнесло протяжный звук по мертвенным пустошам, и в ответ нимлондцам была лишь тишина. Вокруг не видно было ни души, и вся равнина до самых башен Утумно, маячивших вдалеке, на горизонте, была безмолвна. Тогда нимлондцы решили, что Атармарт бежал на север, к видневшимся вдалеке вздыбленным ледникам, а о присутствии коварного Саурона никто из них даже не догадывался. Так горстка отважных воинов, набравшись смелости, двинулась к Чёрной Цитадели. Храбрецы желали обыскать темницы Утумно и выпустить на свободу пленников, если таковые отыщутся. И никто не подозревал, что в тот миг за ними неотрывно наблюдает сам Саурон. Тёмный владыка выжидал любого опрометчивого шага нимлондцев, опасаясь большой их численности и пока что не знал, сколь многие из них решились преодолеть Сквозные Норы в горной цепи Эред-Энгрин. Но, насчитав чуть более двух сотен храбрецов, направлявшихся в сторону Утумно, с облегчением вздохнул, ибо понял, что теперь они все в его руках, и над равниной разнёсся его зловещий хохот. Тут же забили барабаны на стенах Утумно и отовсюду из расщелин потрескавшейся, словно высушенная земля, равнины полезли орки и такие твари, которых доселе ещё не приходилось видеть никому.
В тот миг Меретин понял, что допустил непростительную ошибку, но что-либо исправить было уже поздно, и он приказал своим воинам замкнуться щитами, выстроив неприступный ромб. И вот две сотни воинов сомкнули щиты и ощетинились копьями, а вокруг неистовствовало море врагов, подступивших на длину направленных на них пик. Тысячи разъярённых глоток подняли вокруг такой невыносимый шум, что он заглушал голос выкрикивавшего приказы Меретина. И всё же, хорошо обученные нимлондцы медленно, но уверенно отступали назад, где в склонах гор чернели дыры, напоминавшие разверстые пасти ужасных чудищ. И эти жуткие норы оставались единственным путём к спасению. Но враги не ограничивались лишь устрашающими воплями и время от времени делали попытки сломать строй нимлондцев. Вскоре в рядах Перворожденных появились раненные, которых тут же оттаскивали в центр построения, а их место занимали более свежие бойцы. Но долго так продолжаться не могло, ведь силы смельчаков медленно, но верно иссякали. Внезапно вдалеке, на Западе, раздался гром, и над горизонтом засверкали молнии. Небо над головами быстро затянуло тучами, и начался настоящий ливень, а Меретин заметил, что в глазах противников появились растерянность и испуг. И неспроста заволновались исчадия тьмы, ибо в сверкавших над их головами молниях всем чудился грозный голос самого Манвэ. Слышали этот голос и нимлондцы, что укрепило их иссякавшие силы и решительность.
Вскоре с горных вершин в долину хлынули бушующие потоки мутной воды, и воинам Меретина пришлось продвигаться к отверстиям нор по колено в воде, что не могло не затруднять их продвижения. Однако, к счастью, орки, до этого времени в огромном числе бесновавшиеся вокруг, вновь разбежались по норам, ибо струи дождя, направленные рукой самого Ульмо, словно кислотой жгли их кожу.
И увидев, что почти уже было захваченные пленники уходят из его рук, Саурон заскрежетал зубами, и вопль его разнёсся над долиной, в эти мгновения более похожей на бушующее озеро. И тёмный владыка сам вышел из ворот Утумно и перед собой он гнал стаю ужасных волколаков. Рёв чудищ наполнил долину Дурлада таким ужасным воем, что нимлондцы засомневались в том, что для них всё уже благополучно окончилось. Однако, благодаря неожиданной помощи Владык Запада, Саурон потерял много времени, и навёрстывать его было уже поздно. Тёмный владыка был настолько озлоблен, что теперь готов был неделями срывать злость на своих ближайших пособниках и слугах.
В продолжение нескольких дней Меретин спешно вёл небольшой отряд к выходу из подземных лабиринтов. К тому времени воинство Нимлонда, поджидавшее отряд храбрецов в ущелье Ужаса, уже потеряло всякую надежду на возвращение своих героев. Все видели ужасную бурю, разразившуюся над Дурладом, и ощущали, как содрогается под их ногами земля, а потому решили, что владыки тьмы обрушили гору на Меретина и последовавших за ним воинов. Вскоре положение усугубилось ещё и тем, что далеко на юге показались первые отряды под предводительством Фарахунда Черносердого. Такой поворот событий был до того неожиданным, что, зажатые в ущелье между склонами неприступных гор, нимлондцы оказались близки к панике. В тот миг Кингарвэ, племянник королевы Эсгаэрвен, не растерялся и, выехав на вороном коне перед войском, произнёс пламенную речь, тронувшую всех воинов. И, несмотря на свои молодые годы, Кингарвэ сумел построить войско в боевой порядок и приготовил его к бою.
Увидев перед собой стройные ряды развёрнутого в боевой порядок воинства Нимлонда, Фарахунд Черносердый замешкался, не решаясь атаковать эльфов сходу. Вместо этого он стал ждать подтягивающихся подкреплений. Рати кочевников не были обучены искусству построения и держались беспорядочными толпами, а потому ровные ряды блестящих щитов нимлондцев охладили их пыл. И всё же, час от часу хилдоров становилось всё больше и больше, и, наконец, по прибытии самого Атармарта во главе отряда из Гундум-Гатхола, настал момент, когда столкновение двух армий стало неизбежным. К счастью, в это время на восточном склоне отделявших ущелье от Дурлада гор показался Меретин, преодолевший орочьи норы с самыми отъявленными храбрецами его войска, и по стройным рядам нимлондцев прокатились возгласы ликования. При виде несметных полчищ хилдоров Меретин на мгновение растерялся, но вспомнив, с каким нетерпением он и его воины искали встречи с врагом, вскочил в седло и поскакал вдоль строя, готового вступить в бой войска, ободряя братьев своей решительностью. Следом за ним, верхом на Белегросе, скакал и Тинвэрос, подавая воинам пример отваги и мужества. По рядам нимлондцев многократно прокатился возглас: – Охтарэ борун Тару Нимлонд! – что означало – воины верны Владыке Нимлонда.
При виде бесстрашия нимлондцев, Фарахунд решил начинать сражение, ибо решительность его командиров таяла на глазах. Понял это и Атармарт, а потому велел бить в барабаны, что послужило сигналом к атаке.
Не зря забеспокоились предводители войска кочевников, ибо в этом бою нимлондцы впервые применили уловку заманивания врага. Воинство Белого Города было разделено на три части. Первая и самая большая из них выстроилась вдоль поля предстоящего боя длинной полосой, а другие две были оттянуты назад и, как бы, скрывались за флангами основного строя. В разгар боя центральная часть войска должна была отступить, увлекая за собой вошедшего в азарт противника. В то же самое время фланговые отряды расходились в стороны и, пропустив врага, чтобы он оказался зажатым с трёх сторон, обрушивались на зазевавшегося противника с флангов. Этот план ведения боя оказался более чем успешным, и первая волна атакующих была быстро разбита, рассеяна и беспорядочно бежала под защиту резервных сил хилдоров.
Однако это было ещё далеко не всё. Под предводительством Фарахунда и Атармарта была армия, превышавшая численность нимлондцев не менее чем в пять раз, и первая волна атаковавших отступила за спины свежих, ещё не участвовавших в бою воинов. Нимлондцы, преследовавшие отступавших врагов, вынуждены были остановиться и, вновь сомкнув свои поредевшие ряды, отойти назад. Во второй раз Атармарт и Фарахунд уже не поддались на уловку эльфов, а начали планомерно теснить войско Нимлонда по всей линии боя одновременно. Неся невосполнимые потери, нимлондцы были вынуждены отступать и вскоре оказались загнанными в глухой угол, где горы преградили им путь к отступлению. К счастью вскоре над полем боя опустилась ночь, и Фарахунд отозвал свою армию назад, а всё ущелье, сколько видели глаза, осветилось тысячами огней бивуаков его несметного войска. И хотя за каждого павшего нимлондца врагу пришлось заплатить двумя, а то и тремя своими воинами, казалось, что кочевников не стало от этого меньше. Пересчитав всех своих воинов, Меретин понял, что следующего дня им всем не пережить; теперь нимлондцев оставалась лишь половина из того числа, что выступили в поход. И, взглянув на гревшегося у костра Тинвэроса, предводитель нимлондцев решил, что его долг уберечь сына своего короля, ибо с ним была связана надежда на будущее всего Объединённого Восточного Королевства. А Тинвэрос был опьянён жаром сражения, и в его глазах горела жажда продолжить бой с первыми же лучами взошедшего солнца. Теперь сын короля вовсе не казался юным – его лицо было покрыто синяками и ссадинами, голова была перевязана, а взгляд исполнен мужества и решительности. Теперь юноша ничем не отличался от окружавших его старших и более опытных воинов. И Меретин подумал про себя:
– За этим мальчиком пойдут воины, а потому нельзя позволить ему навечно остаться в этом ужасном, мёртвом ущелье.
Ещё Меретин размышлял о том, что никогда уже не сможет предстать перед королевой Эсгаэрвен, если не убережёт её сына.
Часы проносились стремительно, и рассвет был уже близок, а потому Меретину срочно надо было решить, как сохранить жизнь сыну короля. И первым делом он подошёл к Белегросу, достал свою походную флейту и заиграл на ней прекрасную мелодию. И в ту музыку Меретин вложил всю свою душу и помыслы, а потому могучий конь понял его без слов. И заволновался Белегрос, не в силах устоять на месте, затряс гривой и склонил голову, коснувшись чела Меретина. И так уж случилось, что та чудесная мелодия донеслась до Сериндэ через расстояния и прекрасная дева не могла остаться в стороне, как и многие столетия назад. Впоследствии стали поговаривать, что Сериндэ – дух высокогорных озёр, где вода одухотворена и прозрачна, словно слеза нецелованной девушки. Говорили также, что она дочерь самого Ульмо и ему был ведом каждый её шаг. Правда это, или нет, но это всё, что известно о таинственной Сериндэ по сей день.
И вот начало светать, и костры на равнине стали гаснуть один за другим. Меретин с Тинвэросом стали по правую сторону войска, а слева был поставлен Кингарвэ, ибо воины прониклись уважением и доверяли ему. И вновь в рассветной дымке перед нимлондцами показались несметные вражеские полчища. Настали минуты напряжённого ожидания, и ещё долго ни один сигнальный рог не спешил разорвать тишину. Но внезапно над правым флангом эльфийского войска пронеслось протяжное: – Охтарэ борун Тару Нимлонд! – и всадники клином устремились на врага. Одновременно с этим боевым кличем опустились длинные копья, и поредевшие, но всё такие же грозные, ряды эльфийской пехоты двинулись вперёд.
А Фарахунд не ожидал от своего противника такой отчаянной храбрости. Он надеялся, что нимлондцы сдадутся на его милость и, используя их, он сможет потом торговаться с самим Тарэдэлом.
Во главе с Меретином всадники Нимлонда врубились в ряды растерявшегося противника, и это было столь неожиданно, что хилдоры дрогнули, уворачиваясь от смертоносных копий и копыт разгорячённых боевых коней эльфийской конницы. Клин всадников разрубил строй растерявшегося противника и продолжал продвигаться вперёд. Заметив это, Атармарт верхом на Гаурходе бросился наперерез Меретину. И когда всадники Нимлонда, пронзив строй, оказались в тылу врага, путь к свободе был открыт. Но верховые гоблины на волколаках под предводительством Атармарта приближались, и времени совсем не оставалось. Тогда Меретин подъехал к Белегросу и заглянул ему в глаза, а Тинвэрос даже не догадывался, о том, что произойдёт в следующий миг. Ещё мгновение и Белегрос пронзительно заржал, взвился на дыбы и, не подчиняясь более своему наезднику, во весь опор понёсся на Юг. Вслед за Тинвэросом Меретин направил полсотни всадников, а сам приготовился к отражению стремительно приближавшегося врага.
Но, заметив группу удалявшихся на юг всадников, Атармарт тут же повернул за ними. Он был уверен, что Меретин никуда от него не денется, но чувствовал, что дерзкий прорыв строя задумывался неспроста и возжелал, во что бы то ни стало, остановить беглецов.
Меретин не мог позволить Атармарту остановить Белегроса, уносившего на себе молодого царевича и тоже помчался вслед за удалявшимся на юг отрядом. Однако он не сразу понял, что происходит, и теперь его отделял от Тинвэроса Атармарт с группой всадников на волколаках. Но и Атармарт, в свою очередь, никак не мог догнать могучего скакуна Тинвэроса. И эта погоня продолжалась несколько часов, пока всадники не приблизились к подножию горной гряды Орокарни. Внезапно земля задрожала, и Меретин с ужасом увидел, как с белоснежной вершины срывается ледник и, сметая всё на пути, стремительно надвигается прямо на скакавших впереди всадников. Затем всё заволокла туча снежной пыли и больше Меретин уже ничего не видел.
Но судьба оберегала Тинвэроса, и Белегрос вынес его из-под ужасной лавины. Вместе с ними спаслись ещё несколько всадников сопровождавшего их отряда, но большинство были навеки похоронены под толщей льда. К счастью ледник безжалостно смёл и всех преследователей, что пытались остановить беглецов. Из всех преследователей лишь Атармарту удалось спастись, ибо Гаурход был самым древним и сильным из волколаков и, вскочив в отчаянной попытке на надвигавшуюся стену льда, вцепился в неё своими ужасными, мощными когтями. Атармарт оказался в самом сердце сопровождавшего лавину облака снежной пыли и теперь даже Гаурход с его отменным нюхом был ослеплён и бессилен отыскать след уходившего Белегроса.
А Белегрос всё скакал и скакал, пока не достиг реки Кирнен. Тогда могучий конь переправился через брод, после чего его ноги подкосились, и он обессилено осел на песчаный берег. Лишь теперь Тинвэрос заметил, что в боках и крупе его преданного друга торчат чернооперённые древка шести стрел. Одну из них юноша отыскал и в своём плаще, но, к счастью, смертоносная стрела не пробила его кольчуги, ибо все те стрелы были отравлены.
Вскоре до брода через Кирнен добрались ещё семнадцать спасшихся всадников эльфийского войска и, переправившись на южный берег реки, увидели там склонившегося над умирающим Белегросом Тинвэроса. Обхватив шею коня, юноша безутешно рыдал, не стыдясь слёз.
Ещё до заката дух оставил Белегроса, благороднейшего из коней, и нимлондцы похоронили его на берегу реки. Затем, объятые скорбью за всех погибших друзей и братьев, они побрели к цитадели Роментир.

 

При виде огромного ледника, преградившего ему путь, Меретин мог лишь надеяться, что Тинвэрос избежал гибели, и ему не оставалось ничего иного, как вернуться к своим бесстрашно сражавшимся воинам. И на подступах к месту боя он увидел бежавших в панике хилдоров. Как выяснилось позднее, Кингарвэ в поединке сразил насмерть Фарахунда Черносердого и, оказавшись без предводителя (ибо Атармарта тоже не было на поле брани), разрозненные племена кочевников бросились наутёк. Нимлондцам же отступать было некуда, и они стояли насмерть. После того боя нимлондцев осталось немногим более пяти тысяч из двадцати двух, покинувших Белый Город в начале похода. Так войском Нимлонда была одержана победа, хоть и досталась она слишком дорогой ценой. Сражением Невосполнимых Потерь стали называть ту драматическую битву, и под таким названием она вошла в Летопись Восточных Пределов.
Тому, кто никуда не плывёт, незачем ждать попутного ветра...