Здесь больше нет рекламы. Но могла бы быть, могла.

Автор Тема: Военные истории  (Прочитано 30138 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #60 : 31/12/2019, 18:06:04 »

Фактически проводя "ковровые бомбардировки" союзники руководствовались совершенно той же логикой, какую озвучил и немецкий пилот, расстрелявший беженцев. И это логика вовсе не "ответки", а "утилитарной необходимости".

Здесь конкретно - нет. Летчикам вовсе не обязательно было расстреливать мирных, и не потому, что это неполезно - может и полезно, убить людей врага, которые потом будут кормить партизан, а потому, что у них задачи не стояло такой.

Сравните-ка эти две цитаты, взятые из вышеприведенных источников:

Цитировать
Только когда его спросили, видел ли он, что атака была направлена против беззащитных женщин и детей, сказал, что его задачей было уничтожение «воинского состава и блокировка железнодорожного пути» и что смерть нескольких жителей, не военных, вполне нормальное явление при такой операции. … Майор вел себя вызывающе, категорически не признавая ни законности этого наскоро собранного «военного трибунала», ни его права решать его судьбу. В одном месте он с раздражением прервал председательствующего и сказал, что он солдат и выполнял приказ командования и что в современной войне не существует «мирного населения», все, что находится по другую сторону линии, разделяющей «шеренги солдат, стоящих лицом к лицу с оружием в руках», является вражескими силами, активными или потенциальными.

Цитировать
Великая война - столкновение гигантских отмобилизованных народов. Как можно считать человека выведенным за пределы рамок войны, если он одел, обул и накормил вражеского солдата, дал ему ружье, пулемет, танк, патроны, заправил топливом его бронеавтомобиль и зарядил в баллоны иприт? … Попытки ввести в отношении воздушных бомбардировок понятие "законная военная цель" мне видятся абсолютно бессмысленными - в реалиях мировой войны вся промышленность воюющего государства подчинена производству военной продукции, а инфраструктура задействована в перевозке войск. Фактически, это позволяет объявить законной любую цель и любое разрушение.
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #61 : 31/12/2019, 18:15:11 »
Реальные варианты - бездействие и редкое блеяние.


Нимёллер, Мартин

Мартин Нимёллер родился в семье лютеранского пастора. Во время Первой мировой войны служил на нескольких подводных лодках: сначала был вторым офицером лодки U-73, затем штурманом на U-39, первым офицером U-151 и, наконец, с мая 1918 года, командиром подводной лодки — минного заградителя UC-67; за успешные боевые действия и уничтожение трёх судов общим водоизмещением 17000 тонн был награждён Железным крестом первого класса. После окончания войны женился.
С 1919 по 1923 годы изучал теологию в Мюнстере. В 1920 году участвовал в подавлении Рурского восстания в качестве командира фрайкора. В 1924 году ординирован в пасторы под юрисдикцией Прусской унии и стал членом НСДАП. В 1931 году назначен пастором в богатый приход в берлинском районе Далем. Нимёллер придерживался твёрдых националистических и антикоммунистических убеждений, поэтому поддержал приход к власти Гитлера, однако критически отнесся к нацистскому документу, известному как Арийский параграф. Уже в 1934 году Нимёллер присоединился к движению «Исповедующая церковь».
К 1937 году стало очевидно, что Гитлер не собирается терпеть «засилие религии», и на протестантскую церковь начались серьёзные гонения, которых не избежал и Нимёллер. В это время он изменил своё отношение к Гитлеру и открыто — в отличие от большинства церковнослужителей — выступил с критикой фюрера. Он стал одним из лидеров Исповедующей церкви. «Больше мы не можем хранить молчание, повеленное человеком, когда Господь велит нам говорить. Мы должны повиноваться Господу, а не человеку!», — заявил Нимёллер на проповеди 27 июня 1937 года в Берлине.
Вскоре он был арестован, и 3 марта 1938 года чрезвычайный суд по государственным преступлениям обвинил его в «скрытых нападках» на государство и приговорил его к 7 месяцам заключения в специальной тюрьме для должностных лиц и штрафу в 2000 марок за «злоупотребление проповеднической деятельностью и сбор прихожан в церкви».
Несмотря на то, что к моменту вынесения приговора Нимёллер уже провёл восемь месяцев (то есть больше назначенного срока) в предварительном заключении, на свободу так и не вышел. Гитлер был удивлен мягкостью приговора и заявил, что Нимёллеру «следует сидеть до тех пор, пока он не посинеет», а всему составу суда пригрозил наказанием. Сразу после освобождения Нимёллер подвергся «превентивному аресту» гестапо и в качестве «особого заключённого» был помещён в находившуюся в концлагере Заксенхаузен тюрьму Целенбау, откуда впоследствии переведён в Дахау. В 1945 году вместе с другими узниками был освобождён войсками союзников.


https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B8%D0%BC%D1%91%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D1%80,_%D0%9C%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD

Бонхёффер, Дитрих

...В 1933 протестовал против расовой политики нацистов и участвовал вместе с пастором Мартином Нимёллером в создании Исповедующей Церкви, которая выступала против попыток НСДАП подчинить себе лютеранскую церковь посредством создания пронацистской «Евангелической церкви германской нации». С конца 1933 по 1935 жил в Англии. В 1935 вернулся в Германию, стал организатором и руководителем семинарии Исповедующей церкви. В 1936 ему было запрещено преподавать, затем ему также запретили публичные выступления и публикации. В 1937 была закрыта созданная им семинария.
С 1938 был связан с участниками антинацистского заговора — сотрудниками абвера, наиболее активным из которых был Ханс Остер. В 1939 посетил Лондон, а затем Нью-Йорк, где ему было предложено заняться преподавательской деятельностью. Однако, несмотря на начало Второй мировой войны, отклонил это предложение и вернулся на родину. Так мотивировал свою позицию:
Я должен пережить этот сложный период нашей национальной истории вместе с христианами в Германии. У меня не будет права участвовать в возрождении христианской жизни после войны, если я не разделю с моим народом испытания этого времени. ...
Одновременно продолжал заниматься теологическими исследованиями, работал над книгой «Этика», в которой утверждал, что христианин имеет право участвовать в политическом сопротивлении диктатуре. По его мнению, совершённые во время этой борьбы действия (ложь, убийство и др.), несмотря на высокие мотивы участников Сопротивления, остаются грехами, которые, однако, могут быть прощены Христом. Считал, что попытка убрать Гитлера, даже если бы это означало убийство тирана, была бы по сути делом религиозного послушания; новые методы угнетения со стороны нацистов оправдывают новые способы неповиновения… Если мы утверждаем, что мы христиане, нечего рассуждать о целесообразности. Гитлер — это антихрист.
Используя свою работу в абвере, помог семи евреям бежать в Швейцарию.
В апреле 1943 был арестован, обвинён в «подрыве вооружённых сил» и помещён в тюрьму Тегель. В заключении работал над записками, составившими опубликованную посмертно в 1951 книгу «Сопротивление и покорность». После неудачи покушения на Гитлера 20 июля 1944 года был переведён в тюрьму гестапо на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине, в феврале 1945 — в концлагерь Бухенвальд, а в начале апреля переведён во Флоссенбюрг. В этот период он смог сохранить несколько любимых книг — Библию, труды Гёте и Плутарха. В тюрьмах и лагерях сохранял присутствие духа и мужество, не только размышлял над богословскими вопросами, но и писал стихи. 8 апреля смог провести последнее в своей жизни богослужение.
9 апреля 1945 казнён через повешение в концлагере Флоссенбюрг (Бавария). ... Накануне казни Бонхёффер сказал: «Это конец, но для меня — начало жизни».


https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%BD%D1%85%D1%91%D1%84%D1%84%D0%B5%D1%80,_%D0%94%D0%B8%D1%82%D1%80%D0%B8%D1%85
« Последнее редактирование: 31/12/2019, 19:27:36 от LittleAlex »
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #62 : 31/12/2019, 22:46:36 »
Ксати о пилотах. Вот рассказ самого выдающегося немецкого  пилота второй мировой войны Ганса-Ульриха Руделя, кстати - отчаянного, убеждённого нациста, о вынужденной капитулации его подразделения (он предпочёл перелететь к американцам с румынского аэродрома базирования, чтобы не попасть в руки советской армии):

К северо-западу от Праги, неподалеку от Кладно, колонна натыкается на русские танки и очень сильную воинскую часть. Согласно условиям перемирия, все оружие должно быть сдано. Невооруженным солдатам гарантирован беспрепятственный проход. Проходит не так много времени после сдачи оружия, когда чехи нападают на наших беззащитных людей. По-зверски, с отвратительной жестокостью, они безжалостно убивают немецких солдат. Только немногие способны пробиться на запад, среди них мой молодой офицер разведки, лейтенант Хауфе. Остальные попадают в руки чехов и русских. Среди тех, кто становится жертвой чешского терроризма — мой самый лучший друг, Фридолин. Безмерная трагедия, что ему пришлось встретить такой конец уже после того, как война закончилась. Как их товарищи, отдавшие свои жизни в этой войне, они тоже становятся мучениками германской свободы.

Колонна тронулась и я возвращаюсь на аэродром Куммер. Катшнер и Фридолин все еще стоят рядом со мной, затем они садятся в машину и уезжают навстречу своей роковой судьбе. Шесть других пилотов настояли на том, чтобы лететь на запад вместе со мной, мы пилотируем три Ю-87 и четыре ФВ-190. Среди них командир второй эскадрильи и лейтенант Швирблатт, который, как и я, потерял ногу и тем не менее проделал в последние неделю огромную работу по уничтожению вражеских танков. Он всегда говорит: «Танкам все равно, с одной ногой мы их уничтожим, или с двумя»!

После тяжелого прощания с Фридолином и Катшнером, — мрачное предчувствие говорит мне, что мы никогда больше не увидимся, — мы взлетаем последний раз. Странное и неописуемое чувство. Мы прощаемся с нашим миром. Мы решаем лететь в Китцинген, потому что мы знаем, что там большой аэродром и следовательно, как мы подразумеваем, сейчас он занят американским воздушным флотом. В районе Сааца мы вступаем в воздушный бой с русскими, которые внезапно появляются из дымки и надеются, опьяненные победой, сделать из нас фарш. Но то, что им не удалось сделать за пять лет, им не удается сделать и сегодня, во время этого последнего боя.

Мы приближаемся к аэродрому с востока, напряженно гадая, будут ли стрелять по нам, даже сейчас, американские зенитки. Впереди уже виднеется большое летное поле. Я инструктирую своих пилотов по радиотелефону, что они могут разбить свои самолеты при посадке, мы не собираемся передавать в руки американцев еще пригодные к бою машины. Я приказываю отсоединить шасси и затем сорвать их при пробежке на большой скорости. Лучшим всего было бы резко затормозить одним колесом и со всей силы нажать на педаль с той же стороны. Я вижу толпу солдат на аэродроме, они выстроены как на параде — вероятно это что-то вроде парада победы — над ними развевается американский флаг. Сначала мы низко пролетаем над аэродромом, чтобы убедиться в том, что зенитки не будут стрелять по нам при посадке. Некоторые участники парада смотрят на нас и неожиданно видят немецкую свастику над своими головами. Они тут же бросаются на землю. Мы приземляемся в соответствии с моим приказом. Только один из наших самолетов делает мягкую посадку и заруливает на стоянку. Сержант из второй эскадрильи, пилотировавший этот самолет, вез в хвосте своего самолета девушку и испугался, что в случае посадки на брюхо, ущерб будет причинен не только самолету, но и его бесценному грузу. «Конечно», он первый раз ее увидел, так уж случилось, что она стояла одиноко на краю аэродрома и не хотела попасть к русским. Но его товарищи знают лучше.

Поскольку я летел первым, мой самолет лежит на дороге в самом конце взлетной полосы, какой-то солдат уже стоит у пилотской кабины с направленным на меня револьвером. Я открываю кабину и он тут же протягивает руку чтобы схватить мой Рыцарский Крест с золотыми Дубовыми листьями. Я отталкиваю его в сторону и снова закрываю кабину. Возможно, эта встреча закончилась бы для меня плохо, если бы рядом не затормозил джип с несколькими офицерами, которые устроили этому приятелю головомойку и отослали его заниматься своим делом. Они подошли ближе и увидели, что мои бинты на правой ноге все вымокли в крови, это результат воздушного боя над Саацем. Первым делом они отвели меня на перевязочный пункт где мне сменили повязку. Ниерман не позволяет мне скрыться из виду и следует за мной как тень. Затем меня ведут в большую отгороженную комнату в зале наверху, превращенную в разновидность офицерской столовой.

Здесь я встречаюсь с остальными моими товарищами, которых доставили прямо сюда, они становятся по стойке смирно и приветствуют меня салютом, предписанным фюрером. В дальнем конце комнаты стоит небольшая группа американских офицеров, этот спонтанный салют им не нравится и они бормочут что-то друг другу. Они, по всей очевидности, принадлежат смешанной истребительной части, которая расквартирована здесь со своими «Тандерболтами» и «Мустангами». Ко мне подходит переводчик и спрашивает, говорю ли я по-английски. Он говорит мне, что их командир возражает против отдачи такого салюта.

«Даже если бы я мог говорить по-английски», — отвечаю я, здесь Германия, и мы говорим только по-немецки. Что касается салюта, нам приказали отдавать его именно таким образом, и, являясь солдатами, мы выполняем наши приказы. Скажите своему командиру, что мы — летчики полка «Иммельман» и поскольку война закончена и никто не победил нас в воздухе, мы не считаем себя пленниками. Германский солдат», указал я ему, «не был разбит в бою на равных, а просто был сокрушен ошеломляющими массами боевой техники. Мы приземлились здесь, потому что не хотели оставаться в советской зоне. Мы предпочли бы не обсуждать больше это, а умыться, привести себя в порядок и что-то поесть».

Некоторые офицеры продолжали хмуриться, но мы так усердно обливались водой, что на полу в столовой образовалась целая лужа. Мы устраиваемся здесь как дома, почему бы нам не помыться? Кроме всего прочего, мы же в Германии. Мы разговариваем без всякого стеснения. Затем мы едим, приходит переводчик и спрашивает нас от имени командира этой части, не могли бы мы поговорить с ним и его офицерами, когда закончим с едой. Это приглашение интересует нас как летчиков и мы соглашаемся, особенно когда на все упоминания о том, «почему и где война была выиграна и проиграна» накладывается запрет. Извне доносятся звуки выстрелов и шум, цветные солдаты празднуют победу, набравшись спиртного. Я не хотел бы спускаться вниз на первый этаж, пули, выпущенные по случаю праздника, свистят то там, то здесь. Мы ложимся спать очень поздно.

Почти все, кроме того, что было у нас на себе, ночью украдено. Самая ценная вещь, которую я теряю, это мой полетный журнал, в котором описаны детали каждого боевого вылета, с первого и до двух тысяча пятьсот тридцатого. Пропала также копия «Бриллиантов», удостоверение о награждении бриллиантовым значком пилота, венгерская награда и много всего прочего, не считая часов и других вещей. Даже мой сделанный на заказ протез обнаружен Ниерманом под кроватью какого-то малого, возможно он хотел вырезать из него сувенир и продать его позднее как «кусок высокопоставленного джерри».

Рано утром я получил сообщение, что должен явиться в штаб 9-й американской воздушной армии в Эрлангене. Я отказывался это сделать до тех пор, пока мои скорбные пожитки не будут мне возвращены. После долгих уговоров, когда мне сказали, что дело очень срочное и я смогу получить мои вещи назад как только вор будет пойман, я отправился вместе с Ниерманом. В штабе нас в первую очередь допросили три офицера Генерального штаба. Они начали с того, что показали несколько фотографий, на которых, по их словам, были изображены жертвы злодеяний в концентрационных лагерях. Они доказывали нам, что поскольку мы сражались за эту мерзость, мы также делим вину за это. Они отказались мне поверить, когда я сказал им, что никогда в своей жизни не видел ни одного концлагеря. Я добавил, что если какие-то эксцессы и совершались, они достойны всяческого сожаления и порицания, и подлинные виновники должны быть наказаны. Я указал им, что такие жестокости совершались не только немцами, но и всеми другими народами во все времена. Я напомнил им о бурской войне. Следовательно, эти эксцессы нужно судить по тем же самым критериям. Я не могу поверить, чтобы груды тел, изображенные на фотографиях, были сняты в концлагерях. Я сказал им, что мы видели такие картины, не на бумаге, а на самом деле, после воздушных атак на Дрезден, Гамбург, и другие города, когда четырехмоторные бомбардировщики без всякого разбора буквально затопили их фосфором и бомбами огромной разрушительной силы, и тысячи женщин и детей стали жертвами этой бойни. И я заверил этих джентльменов, что если они особенно интересуются жестокостями, они найдут обильный материал у своих восточных союзников.

Нам больше не показывали эти фотографии. Посмотрев на нас со злобой, офицер, составлявший протокол допроса прокомментировал мои слова, когда я закончил говорить: «Типичный наци». Мне не очень понятно, зачем называть кого-то «типичным наци» только за то, что он говорит правду. Знают ли эти джентльмены, что мы сражались за Германию, а не за какую-либо политическую партию? Веря в это, погибли миллионы наших товарищей. Я сказал им: «Наступит день и вы пожалеете о том, что разбив нас, тем самым уничтожили бастион против большевизма». Это мое утверждение показалось им пропагандой и они отказались мне верить. Они сказали, что мы просто хотим разделить союзников и натравить их друг на друга. Через несколько часов нас доставили к командующему этой воздушной армией генералу Уайленду.

Генерал оказался немцем по происхождению, родом из Бремена. Он произвел на меня хорошее впечатление, в ходе нашего интервью я сказал ему о пропаже уже упомянутых предметов, столь ценных для меня, в Китцингене. Я спрашиваю его, часто ли происходят подобные инциденты. Он поднимает шум, но не из-за моей откровенности, а по поводу этого позорного воровства. Он приказывает своему адъютанту проинструктировать командира части расквартированной в Китцингене, чтобы они нашли мою собственность и грозит виновникам военно-полевым судом. Он просит меня быть его гостем в Эрлангене, до тех пор, пока все не будет мне возвращено.

После беседы нас с Ниерманом на джипе отвезли в пригород, где в наше распоряжение была предоставлена брошенная вилла. Часовой, поставленный у ворот, напоминает нам, что мы не свободны полностью. Появляется машина, которая должна отвести нас в офицерскую столовую на обед. Новость о нашем прибытии вскоре распространяется среди жителей Эрлангена и часовому приходится все время вести переговоры с нашими многочисленными визитерами. Когда он не опасается внезапного визита своего начальства, он говорит нам: «Ich nix sehen».

Так мы проводим пять дней в Эрлангене. Наших коллег, оставшихся в Китцингене, нам больше не довелось увидеть, у американцев нет никакого повода их задерживать.

14 мая у нас на вилле появляется капитан Росс, офицер разведки воздушной армии. Он хорошо говорит по-немецки и приносит нам записку от генерала Уайленда, в которой тот сожалеет о том, что поиски моих вещей пока ни к чему не привели, но только что пришел приказ, чтобы нас немедленно доставили в Англию для допросов. После короткой остановки в Висбадене нас доставляют в специальный лагерь для допрашиваемых неподалеку от Лондона. Жилье и еда аскетические, английские офицеры обращаются с нами корректно. Пожилой капитан, заботам которого мы доверены, в гражданской жизни — патентный адвокат из Лондона. Он каждый день посещает нас с инспекцией и однажды видит на столе мои «Золотые Дубовые листья». Он смотрит на них задумчиво, качает головой и говорит тихо, почти со страхом: «Сколько человеческих жизней это стоило»!

Когда я объясняю ему, что заслужил этот орден в России, он покидает нас с заметным облегчением.


http://militera.lib.ru/memo/german/rudel/index.html
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн Balin

  • Глобальный модератор
  • *****
  • Пол: Мужской
  • ...иду торжественно и прямо...
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #63 : 03/01/2020, 22:08:32 »
LittleAlex
Цитировать
Известная история, когда, в Египте, Наполеон осаждал турецкую крепость. И – отдал приказ – пленных не брать. Потому что не понятно, что с ними было делать. Удерживать он их не мог, а отпустишь – их снова вооружат, и против тебя направят. И когда – вопреки его приказу, офицер, командовавший осадой, принял их капитуляцию, то он попросту вывел все 30 000 на берег моря и – расстрелял. 

А как, простите, называлась крепость? И в каком году дело было?
Как в этом мире дышится легко...

Оффлайн Juliana

  • Координатор
  • *
  • Пол: Женский
  • Арфинг воинственный
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #64 : 03/01/2020, 23:31:14 »
Ишь ты! А от кого же он так Германию защищал?
Сильмариллион трудно читать только первые десять раз

"Наши короли - из Эльдар" (Дж.Р.Р.Толкин)

"Финрод Фелагунд - благороднейший и наиболее любимый из всего дома Финвэ..." (Дж.Р.Р.Толкин)

Оффлайн Juliana

  • Координатор
  • *
  • Пол: Женский
  • Арфинг воинственный
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #65 : 03/01/2020, 23:46:10 »
Я тут поразмышляла и пришла к следующему...

Законы - это хорошо, но выполнить их стопроцентно нереально. ВСЕГДА в войнах гражданские будут гибнуть, это неизбежно. Жутко, но неизбежно.

И насчет гражданских лиц есть три момента.

1. Тут верно сказали, что гражданские ведение войны поддерживают. Работая то ли на военных заводах, то ли даже на невоенных, но важных для армии (кормить-одевать солдат тоже надо). То есть убийства гражданских лиц подрывают экономику, следовательно, приближают победу. Аморально, но прагматично. (Кстати, по этому поводу интересно узнать, что в Токио в частных домах стояли станки, на которых люди, те самые гражданские лица, делали всякие нужные для войны штуки. Получается, что бомбардировка этих частных домов=бомбардировка военного завода. Не то чтобы это прямо оправдывает все бомбардировки жилых кварталов - и тем не менее, это следует принять во внимание).

2. Страна-агрессор от войны обычно хочет иметь некие выгоды для себя. В случае успеха агрессии все ее жители должны что-то получить (ну там, новые земли, природные богатства, еще что-то). То есть гражданские получают выгоды, но почему-то не должны за это чем-то рисковать. Не очень справедливо.

3. Города бомбили с мотивом "они испугаются и скинут своего Гитлера". Но не получилось, гестапо боялись больше бомбардировок. Однако атомные бомбардировки, фактически, прекратили войну.

Однако при этом прицельно убивать ничем тебе лично не угрожающих женщин и детей - все равно плохо, так что тот майор неправ.

« Последнее редактирование: 03/01/2020, 23:56:07 от Juliana »
Сильмариллион трудно читать только первые десять раз

"Наши короли - из Эльдар" (Дж.Р.Р.Толкин)

"Финрод Фелагунд - благороднейший и наиболее любимый из всего дома Финвэ..." (Дж.Р.Р.Толкин)

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #66 : 04/01/2020, 00:51:12 »

А как, простите, называлась крепость? И в каком году дело было?

Я про эту историю прочёл, ещё в юности, в книге Тарле "Наполеон". Крепость была турецкая. Где-то на берегу Средиземного моря. А история произошла во время египетского похода Наполеона. Подробно сейчас уже не вспомню.
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #67 : 04/01/2020, 00:54:59 »
Однако при этом прицельно убивать ничем тебе лично не угрожающих женщин и детей - все равно плохо, так что тот майор неправ.

Тут я соглашусь на все сто процентов. Эксцессы во время войны неизбежны. Но - челвоек с совестью всегда постарается свести их к неизбежному минимуму. И - ещё есть такое понятие, как просто жалость. У одних она есть, а у других - напрочь отсуствует. И вот здесь, а вовсе не в идеологиях, и проходит, как мне представляется, самый главный водораздел между людьми.
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #68 : 04/01/2020, 00:57:36 »
Ишь ты! А от кого же он так Германию защищал?

Ганс-Ульрих Рудель, судя по его мемуарам, бы попросту воином-маньяком. Вроде - тевтонского самурая. Но вот стрелять по эшелону беженцев - как тот майор, мне почему-то  кажется - он отнюдь не стал бы. Не его калибра деяние.

Помниться, когда я был на практике на Камчатке, мне как-то предложили пойти пострелять куропаток. Я подумал - и отказался. Без нужды (жратва у нас и так была) стрелять маленьких беззащитный причек мне поакзалось не комифлё. Но однажды появилась возможность пойти, попробовать добыть с ружжом медведя. Я даже было снял двустволку, с "солнышком" в патронах, с гвоздя в палатке. Постоял, подумал - и повесил обратно. Уж на что у меня тогда крыша ехала, но, всё же - "оно" таки "жим-жим"... Я -то с ними, до этого, пару раз нос к носу сталкивался. В общем - так и не поохотился.  ;D
« Последнее редактирование: 04/01/2020, 01:03:40 от LittleAlex »
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн Juliana

  • Координатор
  • *
  • Пол: Женский
  • Арфинг воинственный
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #69 : 04/01/2020, 01:17:06 »
О, у меня тоже было. Пошли с отцом на рыбалку. Я взяла удочку, поймала рыбку... впечатлилась крючком в ее губе и навеки закаялась рыбачить "из спортивного интереса". Ради еды - да. Просто для развлечения - нет. Не вижу приятного в боли живого существа.

Кстати, насчет пыток еще. Одного бывшего военнопленного (который в плену пострадал изрядно - не до травм, но достаточно) спросили в интеревью: "Ну и как вы считаете, можно ли оправдать пытки?" "Ну", - говорит, - "если там террорист и от его слов зависят многие невинные жизни - то да, можно". Хм, возможно, посчитал, что если сам подобное пережил, то и остальные переживут...
Сильмариллион трудно читать только первые десять раз

"Наши короли - из Эльдар" (Дж.Р.Р.Толкин)

"Финрод Фелагунд - благороднейший и наиболее любимый из всего дома Финвэ..." (Дж.Р.Р.Толкин)

Оффлайн Balin

  • Глобальный модератор
  • *****
  • Пол: Мужской
  • ...иду торжественно и прямо...
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #70 : 04/01/2020, 02:13:25 »
Законы - это хорошо, но выполнить их стопроцентно нереально. ВСЕГДА в войнах гражданские будут гибнуть, это неизбежно. Жутко, но неизбежно.

Увы. Гибель (причем массовая) людей неизбежно следует за военными действиями. Поэтому войны - один из видов зла, которого не должно быть в этом мире. Иногда они рождаются из других подобных зол. Трюизм.

1. Тут верно сказали, что гражданские ведение войны поддерживают. Работая то ли на военных заводах, то ли даже на невоенных, но важных для армии (кормить-одевать солдат тоже надо). То есть убийства гражданских лиц подрывают экономику, следовательно, приближают победу. Аморально, но прагматично.

Это как раз логика войны на истребление, которую пытались реализовать нацисты. Эта логика местами проваливается - и она не победила.

До того речь шла о широком применении средств, убивающих без разбора, только эпизодами, так как до XX века такой убийственной силы в распоряжении противоборствовавших сторон и не было. Лишение воды, закидывание в крепости заражённых трупов, карательные акции против восставших городов (всякие там сюжеты о Тимуре) - все это было. Но чтобы это было провозглашено как принцип...

Что касается потенциальной пользы для стороны, целенаправленно убивающей гражданских, то:

1) Многие гражданские являются не производителями, а потребителями внутри экономики. Например, дети, старики, инвалиды. Они и гибнут во множестве. Преимущества в экономике даже в античеловеческой логике губящая их машина не получает.

2) Любое оружие за исключением, возможно, биологического имеет количественно выражаемый ресурс. Где-то речь про количество патронов или снарядов, где-то про износ и наработку на отказ, где-то про пропускную способность, скорость и прочее. Если речь идёт о длительном конфликте, где есть огромное количество целей и нельзя получить быстрый эффект от уничтожения каких-то гражданских объектов, то гражданские - сомнительная цель. Рассредоточенные, иногда замаскированные, не представляющие сами по себе угрозы, даже в античеловеческой логике они могут стать причиной потери ресурсов губящей их машиной, при этом этих ресурсов может не хватить в прямом противостоянии с другой военной машиной.

3) Вопрос воздействия на психологическое состояние людей по разные стороны. Человек, у которого есть кого беречь и охранять, может быть прежде всего увлекаем этими заботами - и не всегда они будут совпадать с прямым участием в борьбе с врагом. Человек, у которого уничтожили семью, если он не сойдет с ума от этого известия, свободен от всех страхов, ничего хуже с ним уже не случится - и тогда враждебная ему сторона получает предельно мотивированного противника, у которого может быть одна задача: отомстить.

Чрезвычайно важно как раз для главного примера "войны на истребление", мне кажется. Ожесточенное сопротивление, случаи героизма, партизаны, вероятно, в значительной мере берут корни из жестокости врага.

Здесь же можно задать вопрос и о состоянии духа на той стороне, которая отдает такие приказы. Какой бы мощной ни была пропаганда и промывка мозгов, массовое убийство безоружных себе подобных, подозреваю, буквально на биологическом уровне противоестественно. Ни славы, ни управляемости частям такие действия дать не могут.

4) При нанесении больших потерь гражданскому населению и инфраструктуре территории, на которых это произошло, становятся затратными / крайне неудобными при оккупации и даже просто передвижении. См. случаи поляков, шведов, французов и немцев. Наиболее ярко сказалось в сюжете с Наполеоном и Старой Смоленской дорогой, конечно.

Можно и ещё припомнить причин, по которым указанная выше логика способна провалиться (и проваливалась).

2. Страна-агрессор от войны обычно хочет иметь некие выгоды для себя. В случае успеха агрессии все ее жители должны что-то получить (ну там, новые земли, природные богатства, еще что-то). То есть гражданские получают выгоды, но почему-то не должны за это чем-то рисковать. Не очень справедливо.

Но кто сказал, что "все ее жители должны что-то получить"? Жители, как обычно, получают в таких случаях потери в живых душах, конечностях, имуществе и кошельках. Иногда ещё уверенность, что этот враг в ближайшее время не потревожит. Земли и богатства распределяются, есть подозрение, каким-то другим способом.

А справедливости вовсе нет, это искусственное и в контексте подобных разговоров крайне вольно трактуемое понятие. Гравитация есть. Электричество и магнетизм есть. Даже сильное и слабое взаимодействие могут иметь вполне зримые проявления (допустим, что я это пишу, имея весьма смутное представление о слабом).  Справедливости нет.

3. Города бомбили с мотивом "они испугаются и скинут своего Гитлера". Но не получилось, гестапо боялись больше бомбардировок. Однако атомные бомбардировки, фактически, прекратили войну.

Однако при этом прицельно убивать ничем тебе лично не угрожающих женщин и детей - все равно плохо, так что тот майор неправ.

Гитлер и атомные бомбардировки все же случились в разное время в разных местах. Что же касается тех бомбардировок, с которыми сталкивалась гитлеровская Германия, вероятно, в числе их целей было воздействие на психологическое состояние германского населения. Но чтобы речь шла об "испугаются и скинут"... да кто же и как? Не говоря уже о том, что большую часть войны это воздействие было крайне слабым, а бомбардировки 1945 года, которые могли стирать с лица земли города,  имели в качестве целей явно не психологию.

Что до "плохо" и "неправ", то "плохо" подразумевает ссылку на общую систему морали/этики, "неправ" - на систему правовых норм, допустим. В логике войны на истребление нет ни того, ни другого, там есть "как так вышло" и "к чему такое ведёт". Поиск цепочки из причин и следствий, не более того.
Как в этом мире дышится легко...

Оффлайн Balin

  • Глобальный модератор
  • *****
  • Пол: Мужской
  • ...иду торжественно и прямо...
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #71 : 04/01/2020, 02:34:46 »

А как, простите, называлась крепость? И в каком году дело было?

Я про эту историю прочёл, ещё в юности, в книге Тарле "Наполеон". Крепость была турецкая. Где-то на берегу Средиземного моря. А история произошла во время египетского похода Наполеона. Подробно сейчас уже не вспомню.

Спасибо, найдено. Крепость - Яффа, время - март 1799, по Тарле речь идёт о 4 тысячах сдавшихся (перед этим было убийство парламентеров, а часть сдавшихся ранее уже сдавалась в Аль-Арише с обещанием больше не брать в руки оружия). По записям, сделанным на Эльбе, Наполеон вспоминал о 2 тысячах.

Есть упоминания, что для офицеров Наполеона это стало одним из самых тяжёлых впечатлений о египетской экспедиции, но все же речь никак не о 30 тысячах.
Как в этом мире дышится легко...

Оффлайн LittleAlex

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • To die, or not to live, that is the question
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #72 : 04/01/2020, 14:27:15 »
но все же речь никак не о 30 тысячах.

Ага, значит память меня таки подвела. Но и читал я её ещё в пуберном возрасте.

Вот - пошёл, перечитал снова:

Бонапарт приказал объявить населению Яффы, что если город будет взят приступом, то все жители будут истреблены, в плен брать не будут. Яффа не сдалась. 6 марта последовал штурм, и, ворвавшись в город, солдаты принялись истреблять буквально всех, кто попадался под руку. Дома и лавки были отданы на разграбление. Спустя некоторое время, когда избиения и грабеж уже подходили к концу, генералу Бонапарту было доложено, что около 4 тысяч уцелевших еще турецких солдат при полном вооружении, большей частью арнауты и албанцы по происхождению, заперлись в одном обширном, со всех концов загороженном месте и что когда французские офицеры подъехали и потребовали сдачи, то эти солдаты объявили, что сдадутся только, если им будет обещана жизнь, а иначе будут обороняться до последней капли крови. Французские офицеры обещали им плен, и турки вышли из своего укрепления и сдали оружие. Пленников французы заперли в сараи. Генерал Бонапарт был всем этим очень разгневан. Он считал, что совершенно незачем было обещать туркам жизнь. «Что мне теперь с ними делать? - кричал он.- Где у меня припасы, чтобы их кормить?» Не было ни судов, чтобы отправить их морем из Яффы в Египет, ни достаточно свободных войск, чтобы конвоировать 4 тысячи отборных, сильных солдат через все сирийские и египетские пустыни в Александрию или Каир. Но не сразу Наполеон остановился на своем страшном решении... Он колебался и терялся в раздумье три дня. Однако на четвертый день после сдачи он отдал приказ всех их расстрелять. 4 тысячи пленников были выведены на берег моря и здесь все до одного расстреляны. «Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел», - говорит один из французских офицеров.

Таки да - 4 тысячи. Ошибся я в масштабах несколько.  ;D  Впрочем - были б там 30000, то расстреляли бы и 30000. Тут дело в принципе, а не в количестве. И ещё неизвестно - сколько они там перебили мирных жителей.

Но - странно как-то получается. Как вырезать в Яффе всё мирное население (кто его знает - сколько их там было, вполне могло быть и тысячь десять, если не больше), то никто из госопд офицеров не переживает особенно по этому поволу. А вот как расстрелять профессиональных солдат - тогда ж в турции  не было призывников, всё это - сугубые постоянные служаки, так - « Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видевшие этот расстрел»    ???
« Последнее редактирование: 04/01/2020, 22:10:59 от LittleAlex »
Is not for us to decide in which times we should live. All we have to decide is what to do with the time that is given, us.

Оффлайн Adenis

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • S
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #73 : 05/01/2020, 23:37:56 »
А справедливости вовсе нет, это искусственное и в контексте подобных разговоров крайне вольно трактуемое понятие. Гравитация есть. Электричество и магнетизм есть. Даже сильное и слабое взаимодействие могут иметь вполне зримые проявления (допустим, что я это пишу, имея весьма смутное представление о слабом).  Справедливости нет.
Справедливость - "крайне вольно трактуемое понятие"? Нет, не согласен. Справедливость это вполне однозначно формализуемый объект. Это то, что нам хорошо и приятно, выгодно и удобно на данный момент. Справедливостью занимаются специальная наука о справедливости, называется "история", и ученые-историки соотв. Справедливость, ее определение, может меняться, иногда очень быстро, но в отдельно взятый исторический момент она вполне точно описывается. Мы хотим есть (вариант: выпить, женщин, денег, власти и т.д.) и забираем еду (вариант - выпивку, женщин, власть) у того, у кого ее можно забрать. Это вполне справедливо: ученые-историки научно обоснуют, почему это так. Даже если кажется что нет, все равно справедливо. На данный исторический момент. Потом-то может будет всё наоборот. Что, это твоё? Обоснуй. Не смог обосновать (не хватило денег, оружия, квалификации ученых-историков)? Ну, извини.

В романе "Бойня №5" Воннегута нет описания собственно бойни - бомбардировок гражданского населения Дрездена (включая своих же военнопленных). Война и ее крайняя форма - бойня - совершенно абсурдна, вне понимания. если описывать то что вне понимания, оно перестаёт быть ничем и обретает форму.

С остальным вполне согласен.

Оффлайн Мёнин

  • кристофер-толкинист
  • Мафия
  • **********
  • Пол: Мужской
  • посмотри в глаза чудовищ
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #74 : 06/01/2020, 16:48:11 »
Цитировать
Это вполне справедливо: ученые-историки научно обоснуют, почему это так.
Опять сами себе противоречите.
Если справедливость это сама ваша выгода, то когда вы, например, казните всех, кто с вами не согласен, это автоматически справедливо согласно вашему определению и обосновывать это "научно" не надо.

А если сами историки зачем-то доказывают, что это было справедливо, это же не их выгода, а ваша: а следовательно, за справедливость ими принимается что-то ещё. Почему-то. Какое-то ещё "благо". Или даже вообще не благо, потому что справедливость формальная на творение блага не ориентируется: когда кого-то справедливо наказывают, это может быть "невыгодно" для всех.

Оффлайн Adenis

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • S
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #75 : 07/01/2020, 22:18:01 »
Крысы сьели кошку, несправедливо. Справедливо когда кошки едят крыс, ибо таков Закон.

Военная история из Вьетнама: аналогичным способом, как над киевом, дрезденом и нагасаки пролетели честные летчики на честной службе у (...) и решили проблему.

Разумеется, если бы крысы не выдвигали своих версий историч.событий, и среди кошек не было колеблющихся, мяукающих о жалости к крысиному гражданскому населению, которое и не думает посягать, живя себе в полях - история была совершенно однозначной. Но увы.

Диалектика, конфликт и единство противоположностей порождает интересные случаи.

Оффлайн Мёнин

  • кристофер-толкинист
  • Мафия
  • **********
  • Пол: Мужской
  • посмотри в глаза чудовищ
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #76 : 08/01/2020, 01:02:40 »
Крысы сьели кошку, несправедливо. Справедливо когда кошки едят крыс, ибо таков Закон.
И вы снова противоречите данному выше определению. Вот и всё ваше "чётко формализуемое".
« Последнее редактирование: 08/01/2020, 01:24:32 от Мёнин »

Оффлайн Adenis

  • Ветеран
  • *****
  • Пол: Мужской
  • S
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #77 : 08/01/2020, 13:02:07 »
Злостный оффтопик
Историки получают выгоду, доказывая что их сорт справедливости - наилучший. Конечно же. Сорта её разные, но суть Справедливости одна: чтобы было жить в удовольствие.
Вообще, народу (сытому) нужны зрелища, а я тут опять оффтопик развел не пойми про что... Не буду больше. Продолжайте про своё.

Оффлайн Juliana

  • Координатор
  • *
  • Пол: Женский
  • Арфинг воинственный
    • Просмотр профиля
Военные истории
« Ответ #78 : 12/01/2020, 14:39:55 »
Мы что-то тут увязли. Давайте я вам следующую историю расскажу, она местами очень забавна (хотя финал у нее трагический, впрочем... многие, в том числе я, сочтут его справедливым)

Итак

Вторжение японцев на Гавайские острова

Каждый, кто хотя бы поверхностно знает историю Второй мировой войны на Тихом океане, скажет, что никакого вторжения японцев на Гавайские острова не было. И окажется неправ. Вторжение на один из островов все же состоялось. Но эпизод этот малоизвестен, хотя история весьма интересна и поучительна, местами – забавна, а местами – страшна. И хотя в ней участвовало всего двадцать с небольшим человек, среди них нашлось место и агрессивному и хитрому захватчику, и отважным и умным защитникам, и даже подлому предателю.

Ниихау – крошечный островок в Гавайском архипелаге. Его площадь всего 70 квадратных километров, но там есть все, что необходимо для простой жизни. До войны на острове не было электричества и телефона, хотя и было несколько радиоприемников (но не радиопередатчиков). Остров принадлежал (и принадлежит сейчас) семье Робинсон. В 1941 году там жили мистер Робинсон, его жена и дети – это были единственные белые на острове. Также там была деревня туземцев-гавайцев – около двадцати взрослых жителей обоего пола, которые, в основном, работали на ранчо Робинсона, и еще больше детей. Было там и трое японцев: одинокий пожилой пчеловод Синтани, заведовавший пасекой, и молодой управляющий Робинсона Харада с женой. Харада нанялся к Робинсону больше года назад, работал хорошо и не вызывал нареканий.

7 декабря 1941 года (день нападения Японии на Перл-Харбор) было воскресенье. Робинсон с семьей рано утром (еще до нападения) на лодке отправились в Гонолулу – по делам и за рождественскими покупками. Так никого из европейцев на острове не осталось.

Гавайцы собрались около церкви на службу (все они были христианами), как вдруг увидели два самолета, один из которых был явно сильно поврежден. Поврежденный самолет стал снижаться и сел на Ниихау, перевернувшись при посадке, а второй улетел.

На самолете были красные круги. Гавайцы читали газеты и иногда слушали радио, они поняли, что самолет японский. Из газет они знали о напряженных отношениях между США и Японией, так что заподозрили неладное.

Самолет сел рядом с домом одного туземца, Хавилы Калеохано. Калеохано помог пилоту выбраться и убедился, что это японец. Японец сорвал кислородную маску и тут же схватился за пистолет, но Калеохано был начеку. Он сумел отобрать пистолет. Тогда летчик схватился за планшет с документами, который попытался уничтожить, но и планшет Калеохано тоже забрал. Японец не понимал гавайского, а также притворился, что не понимает английского (хотя это было не так). Калеохано знаками велел ему поднять руки и идти в дом. Он позвал соседей и те стали охранять японца, хотя вели себя дружелюбно. Пистолет и планшет Калеохано спрятал.

Гавайцы – дружелюбный и открытый народ, но если их разозлить, то могут быть опасными врагами. Они рослые и сильные, а японец был невысоким и коренастым. Он понимал, что ему одному, особенно без оружия, не справиться с туземцами, поэтому подчинился всем их требованиям.

Туземцы решили позвать местных японцев, чтобы те объяснились с пленником. Сначала пришел Синтани, но он не особо хотел вмешиваться в дело, которое считал хлопотным и опасным, поэтому, перекинувшись с летчиком несколькими фразами, удалился. Потом явились Харада с женой. Харада согласился переводить и быть посредником. Летчик сначала пытался уверить, что сел на Ниихау из-за технической неполадки, но ему не поверили – гавайцы увидели на самолете следы от пуль. Но японец стоял на своем. В конце концов решили дождаться мистера Робинсона, а пока стеречь пленного. Ему дали есть и пить, а потом заперли в одном сарае, попросив Хараду и его жену присматривать за ним, носить ему еду и все необходимое для жизни. Кроме того, у сарая дежурил охранник-гаваец. Но напрасно ждали лодку – никто не подплывал к острову (во-первых, власти запретили гражданским судам курсировать между островами, во-вторых, Робинсон с семьей решили, что на больших островах, под охраной армии, безопаснее, поэтому и сами не хотели возвращаться). Так прошло несколько дней.

Пленный летчик же тем временем придумал коварный план. Он дружелюбно разговаривал с Харадой, а однажды признался – да, все верно, он один из солдат армии вторжения. Японцы уничтожили все корабли и самолеты на Гавайях и уже почти захватили острова. Скоро они явятся и сюда. Если Харада, рожденный в Японии, окажется верным слугой Императора, то его ждет награда, а если нет – то им с женой может не поздоровиться.

Эти слова упали на благодатную почву. Харада испугался. Кроме того, награда Императора показалась ему более заманчивой, чем работа на американца. Он решил действовать заодно с летчиком и помочь ему захватить остров.

У туземцев не было оружия. В доме Робинсона хранилось ружье и два пистолета. Харада зашел в дом (поскольку он был управляющим, это никого не удивило), взял оружие к себе домой, а потом, ночью, взял пистолеты и подошел к охраннику-гавайцу. Тот не ожидал нападения и Хараде легко удалось его одолеть и связать под угрозой пистолета.

Он освободил летчика. Потом они залегли в засаду у дороги, утром остановили конную повозку и заставили возницу везти их с оружием в деревню, до которой было несколько километров. Там они двинулись к дому Калеохано – летчик хотел забрать свой пистолет и планшет.

Но Калеохано заметил, что они идут с оружием, и сразу понял, что происходит. Он получше спрятал пистолет с планшетом, предупредил соседей и все они скрылись в зарослях.

Харада долго звал сначала Калеохано, потом – других, но никто не отзывался. Они с летчиком обыскали дом, но ничего не нашли. Они забрались в самолет и сняли оттуда четыре пулемета. Пулеметы поставили и зарядили. Потом Харада обыскал всю деревню и нашел одну старуху, которая из-за болезни никуда не пошла, считая, что взять с нее нечего. Он велел старухе найти мужчин и передать: остров перешел под власть Японии. Туземцы должны вернуть имущество японского летчика и продолжать работать – теперь на Императора. Если они этого не сделают, то летчик и Харада сначала уничтожат все дома, а потом начнут охотиться на жителей.

Старуха ушла и все передала, но гавайцы не собирались так легко сдаваться, хотя и были безоружны. Они разозлились и решили, что не будут выполнять никаких требований. Также решили взять лодку и плыть на соседний остров, чтобы вызвать помощь (у них не было ни телефона, ни радиопередатчика). На лодке отправился Калеохано и еще двое мужчин. Женщин и детей скрыли в самых труднодоступных местах, а мужчины остались неподалеку от деревни. Впрочем, многие женщины, особенно из молодых, остались рядом с мужьями.

Так прошел еще один день. В его середине гавайцы устроили вылазку, желая взять японцев в плен. Но те были начеку и стали угрожать нападающим оружием. Гавайцы отступили, а японцы бросились за ними. Другие гавайцы, увидев это, кинулись к пулеметам и забрали все четыре вместе с патронами. Стрелять из них гавайцы не умели, но, по крайней мере, теперь и японцы лишились самого опасного оружия.

Харада и летчик вернулись ни с чем и увидели пропажу пулеметов. Разозлившись, японцы начали приводить угрозы в исполнение. Они стали крушить дома островитян, начав с дома Калеохано, который подожгли. Так прошло два дня.

Увидев это, гавайцы пришли в ярость. Особенно неистовствовали гавайянки. Не в силах смотреть на уничтожение своей любимой кухонной утвари и другого добра, они набросились на мужей, призывая их что-то сделать. Разъяренные жены оказались страшнее японцев с пистолетами. Вожак гавайцев, самый сильный и рослый из них, стригаль овец по имени Бени Канахали, решил действовать.

Он вместе с несколькими мужчинами опять двинулся к японцам. За ними пошла и жена Бени. Мужчины отстали, но Бени с женой все так же двигались вперед. Японцы как раз крушили их дом. Подобравшись сзади, Бени крикнул Хараде:

- Быстро забери у него пистолет и давай ружье!

Харада на мгновение заколебался и этого оказалось достаточно. Бени прыгнул на него и повалил. Летчик кинулся к нему на выручку, но на него бросилась жена Бени (она превосходила японцев ростом и весом). Летчик схватился с ней и Бени пришел к жене на выручку. Летчик стал стрелять. Пуля попала Бени в бедро, но это его не остановило. Харада побежал на помощь летчику (он не стрелял, видимо, опасаясь повредить товарищу), но женщина подставила ему подножку и он упал. Тем временем Бени схватил летчика и изо всех сил бросил его на землю. Летчик ударился затылком и затих (травма головы оказалась для него смертельной).

Харада встал, огляделся, увидел приближающихся гавайцев и все понял. Он поступил истинно по-японски – сунул пистолет в рот и выстрелил.

Так закончилась власть Японии на Гавайских островах (все это заняло 6 дней – с 7 по 13 декабря). Когда Калеохано и другие вернулись с подмогой, им осталось только похоронить двух японцев – захватчика и предателя. Оружие и самолет забрали позже.

Калеохано и Канахали наградили. Синтани допросили, а потом забрали в лагерь для интернированных японцев, ничего не вменив ему в вину. Жену Харады тоже забрали и она провела почти три года в лагере, но и ей не предъявили обвинений. Намного позже, уже в 90-х, давая журналистам интервью об этом событии, она призналась, что искренне поддерживала мужа и ей хотелось, чтобы он и прилетевший летчик одержали победу.

Эта история, несмотря на малозначительность, имела довольно важные и, увы, печальные последствия. Многие газеты ее напечатали и "простые американцы" увидели, что живущие поблизости соседи-японцы могут быть предателями и помогать врагу. Антияпонские настроения чрезвычайно усилились. Это привело к тому, что власти решили осуществить самый "жесткий" вариант: переселить японцев в лагеря для интернированных, что и было сделано. Конечно, условия там были намного лучше, чем в тех же японских концлагерях и все равно людям приходилось несладко, не говоря уж о том, что многие потеряли деньги и имущество...

« Последнее редактирование: 12/01/2020, 14:43:56 от Juliana »
Сильмариллион трудно читать только первые десять раз

"Наши короли - из Эльдар" (Дж.Р.Р.Толкин)

"Финрод Фелагунд - благороднейший и наиболее любимый из всего дома Финвэ..." (Дж.Р.Р.Толкин)