Topic: Оксфордская история

[П_Пашкевич›]

Предлагаю вашему вниманию свой рассказ, написанный для маленького феста "Дорогами Средиземья", проходящего сейчас на fanfics.me. Это фанфик, но не по произведениям Профессора, хотя и со множеством упоминаний его творчества. По своему обыкновению (пора бы уже и разнообразить), я связал события рассказа с сеттингом "Камбрии" В. Э. Коваленко - и все-таки этот рассказ я считаю уместным именно на фесте, посвященном 65-летию ВК и памяти Кристофера Толкина.

Считаю своим долгом поблагодарить своих замечательных коллег по fanfics.me: спасибо огромное, Belkina, Ryska200, Антон Владимирович Кайманский за помощь и поддержку при работе над текстом!

И огромнейшее спасибо моей бете на fanfics.me, хочется жить, за неизменную поддержку и добрые слова!


А теперь сам текст! 

Оксфордская история

— Мама, а почему ты думаешь, что Митреллас сбежала от мужа и детей? Разве ее не могли, например, похитить? Да мало ли что могло с ней случиться! А тебе лишь бы обвинить! — выкрикнувшая эту длинную тираду рыжеволосая девчонка-подросток гордо сверкнула зелеными глазищами, победно задрала вверх длинные заостренные уши.

— Ох, Танюшка... — та, которую назвали мамой, вздохнула. — Мне бы твои заботы...

* * *

— Ну, что скажешь?

Проектор подглядывателя работал теперь безукоризненно: вот что значит тщательно, без спешки подобранная емкость конденсаторов! Но спрашивавший посматривал на заявившегося к нему в мастерскую приятеля с беспокойством: вдруг тот, по обыкновению своему, придерется к какому-нибудь пустяку! Ну разве же можно просто похвалить шедевр, не выискивая в нем изъянов?

Однако гость вовсе и не думал ни придираться, ни насмехаться. Сначала он долго наблюдал за двумя фигурами на экране. Потом повернулся, вздохнул. И наконец, покачав головой, задумчиво произнес:

— Занятно. Вроде похожи — а ведь совсем разные. Старшая — правильная, такую и коллегой назвать не зазорно. А младшая — всё витает где-то. Никак ума не наберется.

Первый из собеседников, приободрившись, кивнул:

— Это точно, витает. И я даже знаю где. Так ведь и ты, дружище, знаешь. Ну, а чего ты ждал? О чем же ей еще мечтать-то при таком теле?

— Может, хотя бы о Фаэруне? — пожал плечами второй в ответ. — Тело-то мы вроде как под «Забытые королевства» подгоняли.

Первый ухмыльнулся:

— Ага. Под забытые, то-то и оно. Кто же о забытом мечтает? Мечтают о том, что не забывается.

Второй снова пожал плечами. Проворчал недовольно:

— Все равно не понимаю. Толку-то с таких пустых мечтаний! А между тем у них там даже Америка не открыта, не говоря уже об Австралии. Так нет же, подай ей место, где все равно не побывать!

Первый загадочно улыбнулся. Хмыкнул:

— Как знать, как знать...

Второй напрягся. Опасливо посмотрел на первого.

— Так. Знаешь что, друг... Вот только не проси меня сооружать ей это самое Средиземье где-нибудь в туманности Андромеды! Мне и прошлой работы хватило: мало того, что планеты переделывать пришлось, так еще и звезды двигать — это тебе не хухры-мухры! А уж если тебе приспичило, то сам и развлекайся! Я, так и быть, понаблюдаю. Может, даже что и присоветую.

Первый бросил на второго быстрый взгляд, хитро ухмыльнулся:

— Не-а. Лень мне всяких балрогов с драконами конструировать. Довольно будет и кое-чего попроще. Думаю вот отправить ее на Землю. Пусть пообщается с такими же.

— С кем это с такими же? С эльфами? — второй недоуменно уставился на своего собеседника.

Тут первый и вовсе хихикнул:

— С коллегами она пообщается. Да не с нашими, не бойся. Со своими коллегами по мечтаниям. Хочу посмотреть, что из этого выйдет.

— Хм... — второй задумался. — Посмотреть... Так-то оно занятно было бы. Только вот что потом-то делать будешь? Память ей стирать?

— Еще не хватало! За кого ты меня принимаешь? За халтурщика-бракодела? — первый гордо подбоченился. — Ничего стирать не придется! Можно же отправить ее не по-настоящему. Видишь вот эту штуковину?

И показал на большой ящик.

Второй посмотрел. Пожал плечами в третий раз:

— Ну, и что там у тебя?

— Это-то? А это я вчера такую вот вещицу соорудил — прогностер-супплементор! Предсказывает, как поведут себя несколько личностей, если собрать их вместе. В общем, снимаешь с них копии, вводишь вот сюда, задаешь условия, потом подключаешь к проектору...

— Так, погоди-ка, погоди-ка! — возбужденно перебил второй. — А ну покажи!

И, не дожидаясь разрешения, поднял крышку ящика.

Изучал начинку прогностера-супплементора гость долго. То одобрительно хмыкал, то скептически фыркал. Дергал провода, постукивал по коробочкам конденсаторов. Бормотал себе под нос что-то вроде: «Ишь ты, оптроны приспособил!.. А вот сюда бы вариометр, а не соленоид...» И наконец вынес вердикт: — Ладно, для пробы сойдет!

Первый победно улыбнулся. Даже такое одобрение в устах второго стоило дорогого.

* * *

День выдался не по-сентябрьски холодным. С самого утра с запада дул сильный ветер, холодный, сырой, пронизывающий до костей. С неба сыпалась снежная крупа, со стуком ударялась о ткань куртки, застревала в волосах, забивалась за хайратник. Вот тебе и глобальное потепление!

Основательно продрогший Валандил битый час бродил по окрестностям Оксфорда. Кладбище Волверкот отыскалось довольно легко, но вот найти ту самую могилу, ради которой, собственно говоря, и было затеяно всё путешествие в Англию, никак не удавалось. Не было толку и от немногочисленных посетителей кладбища, бродивших среди ухоженных зеленых газонов и однообразных серых памятников. Одни прохожие, едва Валандил заговаривал с ними, испуганно шарахались, должно быть, уловив подозрительный славянский акцент, другие пожимали плечами, третьи переспрашивали фамилию, а потом вежливо извинялись, но ничего полезного так никто и не сказал.

В миру Валандил звался Валентином. Чаще — Валькой. Иногда — Валько́м. Ну, а как иначе-то выживать среди цивилов — не объяснять же каждому встречному-поперечному, что по-настоящему тебя зовут Друг Валар? А настоящая жизнь давно уже была для него не дома и не на учебе. Валандил хорошо помнил, что́ это такое, жить по-настоящему — с того самого мига, как старшеклассник Валька Ткаченко, случайно попав на полевку под Каннельярви, впервые вдохнул свежий воздух соснового леса, сдобренный горьковатым дымком костра. И не важно, что уже на третий день ему пришлось вернуться в опостылевший дом, что так и не довелось больше побывать ни на одной полевой ролевке: тех нескольких дней хватило с лихвой. Мир Средиземья, загадочный, волшебный и прекрасный, уже не отпускал. Сначала Валька набросился было на фильмы — они ведь вроде бы были поставлены по тем же самым книгам, что и игра. Но фильмы показались ему неправильными, фальшивыми, в них не хватало чего-то неосязаемого, но очень важного. Не помогли и компьютерные игры, хотя в них было вдоволь и остроухих эльфов, и клыкастых орков, и даже мохноногих полуросликов — правда, хоббитами их почти никогда не называли. Да, эльфы и магия там имелись — а вот того самого духа не было и в помине. И тогда на смену фильмам и играм пришли книги. Сначала — переводы «Властелина колец». На компьютере Валандила появились файлы со странными названиями — «КистяМур», «ГриГру», «КамКар». Потом к ним добавились бумажные томики — «The Lord of The Rings», «The Hobbit» «The Silmarillion», даже «The Children of Húrin» и «The Fall of Gondolin». Подобно своему любимому писателю, Валандил занялся лингвистикой, но не древними языками, а вполне современным английским — сначала принялся учить его, чтобы читать Профессора в подлиннике, а потом увлекся по-настоящему. Оттого и поступил он после школы не куда-нибудь, а на иняз — правда, не в Оксфорд, как Профессор, и даже не в «большой универ», как планировал сначала, а всего лишь в «герцовник», питерский педагогический университет.

И все-таки язык — это одно, а страна — совсем другое. Как он очутился в Англии, Валандил вспомнил не сразу. Вроде бы спать он ложился, как всегда, в своей комнатушке в купчинской «хрущевке» — а проснулся почему-то в оксфордском отеле. И, что самое загадочное, поначалу не удивился этому ни капельки. Потом ни с того ни с сего в памяти всплыло, как он мечтал добраться до мест, где жил и творил Профессор, как собирался поклониться его могиле, как, старательно выводя гелевой ручкой округлые буквы тенгвара, писал ему письмо на высоком квенья... Ну, а дальше помаленьку стали подтягиваться, нанизываться одно на другое и остальные воспоминания. Кажется, был какой-то непонятный лотерейный билет, оказавшийся вдруг выигрышным; кажется, призом удивительно кстати оказался тур в Великобританию, да еще и с остановкой в Оксфорде; кажется, Валандил летел на самолете сначала из Пулково в Хельсинки, потом из Хельсинки в Хитроу, а потом еще ехал на автобусе... В общем, рассыпанный пазл в конце концов сложился во вполне правдоподобную картинку. И все равно в этой истории было нечто подозрительное, ненастоящее...

От размышлений Валандила отвлек очередной порыв ветра. На этот раз дело не ограничилось порцией ледяной крупы: что-то мягкое мазнуло его по лицу, накрыло нос и глаза, загородило свет. А еще через мгновение Валандил с удивлением обнаружил в руке тоненький, полупрозрачный, явно женский шарфик в красную и желтую полоску.

— О! — раздалось вдруг сзади. — Ма́эн зру́гани!

Голос был звонкий, тоненький, почти детский. И как будто бы испуганный. А слова — совершенно непонятные. Не похожие ни на английские, ни на русские, ни на квенья, ни на синдарин.

Валандил недоуменно обернулся. И увидел стоявшую совсем рядом щупленькую девчонку-подростка в легкой, не по погоде, ярко-зеленой курточке и синих джинсиках. Желтая вязаная шапочка с огромным помпоном придавала ей чудной вид, сразу и забавный, и трогательный. Из-под шапочки выбивались, свешиваясь на лоб и щеки, волнистые пряди медно-рыжих волос.

Девчонка стояла с растерянным видом и вроде бы разглядывала шарфик в его руках — впрочем, куда она смотрела на самом деле, сказать было трудно: глаза ее были надежно спрятаны за большими дымчатыми стеклами очков.

— Ай м сорри... — смущенно пробормотал Валандил, изо всех сил стараясь изобразить правильное «королевское» произношение.

Девчонка не ответила, лишь робко попыталась улыбнуться. Не кивнула, не подошла, не протянула руку — так и осталась стоять на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу, как не выучившая урок школьница у доски.

Подумав, Валандил решился. Шагнул к девчонке, протянул ей злополучный шарфик. Та как-то очень уж церемонно приняла его, да еще и вежливо поклонилась, точь-в-точь как в историческом фильме. А потом произнесла что-то вроде «Дио́хан Вариа́н» — представилась, что ли?

Пришлось представляться и Валандилу — куда ж теперь было деваться? Смущаясь, он неумело поклонился в ответ и едва слышно пробормотал: «Валентин». Назваться Валандил почему-то решил все-таки по-цивильному. А почему — и сам не понял.

А девчонка вдруг радостно разулыбалась. Звонко воскликнула:

— О! Валенти́нус! Гра́тиас а́го! — и быстро-быстро затараторила — увы, опять не по-английски. С изумлением Валандил опознал латинские слова — ну, или, скорее, слова какого-то очень похожего на латынь, но все-таки другого языка — сардинского, что ли? И вроде бы даже разобрал в девчоночьей скороговорке «большое спасибо».

Латынь Валандил знал, но совсем чуточку. Был у него в универе такой предмет, «Древние языки и культуры», вот там-то студенты ее и учили — правда, по большей части пословицы да афоризмы и совсем немножко грамматику. Так что составить самостоятельно даже простенькое «не сто́ит благодарности» оказалось для него непосильной задачей.

Помучившись, Валандил все же припомнил вроде бы подходящее изречение. Уверенно произнес начало: «Фе́ци квод потуи́...», потом вдруг сообразил, что слова эти не совсем о том. Не договорив, запнулся. Шепотом обозвал себя остолопом. И, чувствуя, как краснеет от стыда за свою беспомощную латынь, опустил голову.

А через миг услышал радостный возглас:

— Простите, вы... Вы же ведь русский, да? Ой, как же это здорово-то!

По-русски девочка заговорила неожиданно бойко и вполне правильно — не путала ни звуков, ни окончаний. Правда, у нее оказался странный, непривычный акцент: даже быстро тараторя, она умудрялась словно бы напевать фразы, растягивая гласные на концах слов. Но понимать ее эта необычная манера вовсе не мешала и даже не раздражала. Валандил слушал девочку и, удивляясь себе, радовался — тому, что был теперь не одинок в этом знакомом прежде только по книгам и интернету городе, в этих поисках почему-то не ведомой никому из местных могилы...

Да, девочка, как оказалась, тоже разыскивала могилу Профессора — и тоже без особого успеха. Пожалуй, ей приходилось даже труднее, чем Валандилу. Он-то хотя бы мог расспрашивать местных жителей. А она не знала английского языка совершенно. И при этом, как ни удивительно, была почти что местной — родом откуда-то из Уэльса, из маленького городка со странным, трудно запоминающимся названием. Девочка действительно оказалась школьницей — правда, училась почему-то на дому. Вообще, родители у нее, похоже, были очень странными: живя в Британии, не научить дочь английскому языку — это было удивительно, невообразимо, непостижимо. Зато русскому, получается, научили! Да еще и назвали ее совершенно по-русски, Таней, — во всяком случае, представилась она именно так. А «диохан вариан» было вовсе не именем: оказалось, Таня пыталась поблагодарить Валандила по-валлийски, а он и не понял!

Расспрашивать Таню о семье Валандил почему-то не решился, хотя вопросы так и вертелись на языке. О себе тоже особо рассказывать не стал: да, собственно говоря, хвастаться ему было и нечем. А для разговора у них, конечно же, нашлись совсем другие темы.

Побродив еще некоторое время по дорожкам и так и не найдя ни могилы, ни даже какого-нибудь указателя к ней, Валандил и Таня укрылись наконец от ветра за стеной кладбищенской часовни, сероватого каменного здания с высокими стрельчатыми окнами и двускатной крышей из красной черепицы. Отхлебывая горячий кофе из кружки-термоса, так своевременно нашедшейся в рюкзаке у Валандила, продрогшая Таня благодарно поглядывала на него сквозь свои огромные очки. Потом долго и неумело шелестела оберткой шоколадки — еще российской, каким-то непостижимым образом доехавшей до Оксфорда целой и невредимой, как будто специально припасенной Валандилом для славной новой знакомой. И, победив наконец непокорную обертку, поедала самый обычный дешевый шоколад с таким восторженным видом, словно ей перепало неслыханное, экзотическое лакомство.

Съев половину плитки, Таня смущенно посмотрела на испачканные шоколадом тонкие пальчики, огорченно вздохнула. Но попытку оставить ей всю шоколадку тут же пресекла, сказала твердо: «Так будет нечестно». И решительно вернула остаток Валандилу. Потом, покопавшись в карманах джинсов, извлекла из одного из них странное бронзовое блестящее зеркальце, посмотрелась в него, ахнула, принялась торопливо оттирать измазанный рот платочком. А приведя себя в порядок, тут же взволнованно проговорила:

— Мы ведь найдем ее, правда же, Валентине?

— Конечно, найдем, — как можно более уверенно откликнулся Валандил. — Зря мы, что ли, сюда приехали?

По правде говоря, он уже ни в чем не был уверен. Однако огорчать славную девчушку очень уж не хотелось.

— Вот и я так думаю! — подхватила Таня. И так убежденно, так воодушевляюще у нее это получилось, что Валандил и правда приободрился.

И в самом деле, не успели они даже толком отойти от часовни, как Таня вдруг радостно воскликнула:

— Валентине, Валентине, смотрите же, смотрите! — и показала на камень с какой-то табличкой, торчавший среди газонной травы возле самой дорожки. — Стрелочка! И написано: «Толкин»! Идемте туда!

До камня оставалось еще метров десять, не меньше. С такого расстояния Валандил не мог разобрать на табличке решительно ничего. Однако, как вскоре выяснилось, Таня не ошиблась. Там и правда были выбиты имя и инициалы Профессора — а справа от них стрелка указателя. Чему еще удивился Валандил — так это подписи под фамилией: «author». Не «writer», не писатель — именно автор! Может, это так и было задумано: напомнить, что Профессор оставил после себя не просто книги, а целый мир?

Теперь Валандил шел к цели уверенно, не сомневаясь в успехе. Таня весело шагала рядом, увлеченно рассказывала ему о своей любви к Профессору и к Средиземью — ну, и еще о своей маме. Получалось, что мама у Тани, судя по всему, совсем уж заядлой толкинисткой не была, однако в теме разбиралась несомненно — вот, даже сама переписала дочке по памяти историю похода Бильбо к Одинокой горе. Странно это было, конечно: неужели нельзя просто купить «Хоббита» в книжном магазине или скачать из интернета? Странно, но все равно здорово!

— А вчера мы с мамой о Митреллас поспорили! — Таня забавно фыркнула, раздосадованно махнула рукой. Выпалила горячо: — Мама думает, что она сбежала — а я не верю! Разве мы... ну, то есть сиды... ой, то есть эльфы... — и вдруг запнулась, а щеки ее странно полиловели.

Валандил понимающе кивнул. Сам, случалось, воображал себя эльфом — правда, отыгрывать эльдар ему пока так и не доводилось. На тех игрищах под Каннельярви он и вовсе был орком, да и потом, на кабинетках, вечно ему доставались роли то харадрима, то истерлинга — лишь один раз повезло оказаться арнорским следопытом. Только вот девчушка вроде бы произнесла «синдар» — выходит, чуточку ошиблась, приписала Митреллас к ним вместо нандор. Ну что ж, придется, наверное, ее немножко просветить — только как бы сделать это аккуратно, не обидеть?

— Синдар — славный народ... — осторожно начал Валандил. А на языке у него уже вовсю вертелся длиннющий рассказ — про эльдар и авари, про нолдор и телери, про синдар и нандор... Но приступить к нему Валандил так и не успел: Таня вдруг энергично закивала:

— Да-да, славный народ, вот именно! Та́к их и называют — чтобы не обидеть, не рассердить. А сами боятся. Ничего не понимают! Вы ведь эльфов не боитесь, правда же?

Валандил улыбнулся. Нет, он вовсе не был из тех, кто считает эльфов совсем уж сказкой. Ходила среди толкинистов легенда, будто бы Профессор не выдумал Средиземье, будто бы он чувствовал отзвуки спрятавшегося где-то в инобытии, но все-таки реального, живого волшебного мира. Пусть даже в глубине души Валандил сомневался в ее правдивости — все равно в эту легенду так хотелось верить! И повстречай он где-нибудь в лесу живого, всамделишного эльфа — он определенно не испугался бы, а обрадовался.

— Конечно, не боюсь, — уверенно подтвердил Валандил. — Их только глупцы боятся — или те, у кого тьма на сердце. А так — эльфы, они ведь как люди — ну, только более возвышенные, что ли. «Эльдар» на синдарине означает «звездный народ» — вот они как раз такие и есть.

— Звездный народ... — задумчиво повторила Таня. — Красиво очень! А я и не знала об этом — мне мама никогда не говорила. Теперь буду знать — спасибо вам, Валентине! Я не забуду, честно!

И проговорила она это так торжественно, что Валандил не выдержал, улыбнулся. А девочка, конечно, тотчас же заметила эту улыбку, такую дурацкую, такую неуместную — и совсем смутилась, а может, даже и обиделась: полиловела еще больше, опустила голову.

— Извини, — растерянно пробормотал Валандил, — я не хотел тебя обидеть...

Но Таня в ответ решительно замотала головой. И явно через силу улыбнулась:

— Нет-нет! Что вы, Валентине! Чем же вы меня обидели? Наоборот! Я вот подумала сейчас: даже если мы ее так и не найдем, то... То все равно ведь получится, что я побывала здесь не зря. Как же это здорово, правда, — звездный народ!

* * *

[П_Пашкевич›]

Некоторое время они шли молча. Валандил исподволь поглядывал на Таню — та по-прежнему брела, грустно опустив голову. Между тем на могильных плитах всё чаще стали попадаться фамилии, начинающиеся на «О» с апострофом и на «Эм-cи» — первые явно ирландские, вторые вроде бы шотландские.

Сначала Валандил удивился: где Ирландия, где Шотландия, а где Оксфорд! Однако быстро сообразил, в чем дело. И немедленно объявил совсем поникшей Тане:

— Смотри, а ведь мы, похоже, добрались!

Таня вздрогнула. Огляделась. Недоуменно посмотрела на Валандила. Вздохнула.

Тогда он продолжил, стараясь говорить как можно увереннее:

— Конечно, пришли! Видишь эти памятники? Здесь похоронен Уильям О'Салливэн, а вон там — Джеймс О'Хиггинс. Ирландцы — они же католики, ну вот! Значит, и могила Профессора где-то тут, совсем рядом!

И Таня, к радости его, встрепенулась, воскликнула воодушевленно:

— Точно же! А я еще Мак-Карти заметила, только там как-то неправильно написано. И правда, ирландцы! Ну да, у вас же церковь раскололась — мама рассказывала. Значит, я все-таки успею! — и тут же вдруг осеклась, продолжила совсем тихо, почти шепотом: — Ой, Валентине! Это же неправильно совсем: люди умерли, а мы радуемся...

Валандил задумчиво кивнул. Конечно же, девчушка была права. Но мысли в голове вертелись совсем не о том. В памяти его отпечатались совсем другие Танины слова: «Я все-таки успею!» Выходит, она куда-то опаздывает? Ну да, он и сам ведь тоже... К четырем часам к отелю подъедет автобус — и пора будет отправляться в аэропорт!

Знание об автобусе появилось в голове неведомо откуда: еще минуту назад он даже не задумывался о возвращении. Но размышлять оказалось некогда. Валандил глянул на экран почти бесполезного в Англии, но все-таки исправно показывавшего время телефона: без четверти три! Охнул: а времени-то и у него тоже осталось совсем немного! И тут же увидел еще один указатель — точно такой же серый камень, только развернутый чуть иначе, уводивший с дорожки прямо на зеленый газон. А совсем неподалеку — хорошо знакомую по фотографиям плиту.

— Таня!

Восклицание, сорвавшееся с губ, опять получилось радостным. Стало неловко. Подумалось вдруг: наверное, сейчас все посетители кладбища обернулись, смотрят на него, осуждают.

Оглянулся на Таню: та чуть приотстала, остановилась и то ли всматривалась, то ли вслушивалась куда-то вдаль.

— Таня, — позвал он вновь, теперь уже осторожно, с опаской.

Та предостерегающе подняла руку. Потом сосредоточенно повертела головой. Наконец озабоченно откликнулась:

— Тише! Там стонет кто-то. Вы меня не ждите!

И вдруг сорвалась с места. Побежала напролом, мимо дорожек, перепрыгивая через могильные плиты.

Валандил опомнился не сразу: некоторое время растерянно провожал Таню взглядом. Потом хватился: уже почти без десяти три, а он всё топчется в пяти метрах от цели и никак не может до нее добраться! Сделал шаг с дорожки — но почему-то остановился. Вновь обернулся, поискал взглядом желтую шапочку. Не нашел. Сердце вдруг екнуло: а ну как девочка опять потеряется! Вздохнув, развернулся.

Таня отыскалась метрах в двадцати: стояла на коленях за высоким белым каменным изваянием — скорбящей мадонной. Валандила она заметила, когда тот был к ней на полпути. Обернулась, призывно замахала рукой:

— Валентине, Валентине!

А подле памятника, прислонившись к белому постаменту, неподвижно сидела женщина в старомодном черном пальто. И сама она была тоже старая, худая, высохшая, со странно, пугающе бледным морщинистым лицом. Из приоткрытого рта женщины тянулась вниз нить слюны, белесые глаза с черными расширенными зрачками неподвижно застыли, на лбу поблескивали мелкие капельки пота. А Таня в сбившейся на затылок шапочке склонилась над ней и что-то нашептывала.

На миг Валандилу и правда стало не по себе. Вдруг бросилось в глаза то, чего он не замечал прежде: да ведь и у самой Тани лицо очень уж необычно бледное, почти белое, даже с синеватым оттенком! В голове завертелись зловещие сюжеты из дурацких фильмов про вампиров и некромантов...

Но Таня опять замахала рукой — и наваждение спало.

— Как хорошо, что вы пришли! — обернувшись, торопливо проговорила она, как будто не отправляла только что Валандила к могиле Профессора. — Поищите врача! Здесь же должна быть... Ну, «быстрая помощь» — она же так называется, да?

— «Скорая», — машинально поправил Валандил. А сам мысленно вздохнул: вот и всё, никуда теперь не успеть!

* * *

Встрепанный, запыхавшийся Валандил растерянно остановился возле белого двухэтажного коттеджа. Переведя дух, огляделся по сторонам. Улица была пуста: должно быть, жители попрятались по домам от повалившей с неба с новой силой снежной крупы. Правда, мимо проносились автомобили — и это была надежда. Посмотрев по сторонам еще раз, Валандил шагнул к обочине, вытянул руку, задрал вверх большой палец. Увы, мчавшийся навстречу белый «Вольво» даже не сбавил скорости, пронесся мимо. Не остановились ни большой черный внедорожник, ни маленький серебристый «Смарт», ни желтый угловатый микроавтобус. Машины пролетали мимо, мигали фарами, норовили обдать грязной водой, брызгавшей из-под колес, — но хоть бы кто-нибудь остановился! То и дело Валандил доставал телефон и бросал отчаянный взгляд на экран. Время неслось галопом: пятнадцать ноль один, ноль два, ноль три... До отъезда оставалось меньше часа, а он так и не побывал на могиле Профессора! А возле белого памятника так и застряла эта забавная девчушка, воображающая себя эльфийкой, — неужели и она тоже дотуда не доберется?!

Почему-то именно воспоминание о Тане и придало Валандилу решимости. Чуть поколебавшись, он вдруг шагнул с обочины на дорогу. И, развернувшись навстречу несущемуся прямо на него сквозь метель очередному автомобилю — громоздкому черному пикапу — застыл на месте.

Завизжали тормоза, хлопнула дверь. Миг — и над Валандилом нависло смуглое бородатое лицо характерной индийской внешности. И тюрбан над этим лицом тоже был вполне индийским, словно с окраины Оксфорда Валандила перенесло куда-то в Дели или Мумбаи.

— А ю мэд, и́диот?!

Индиец оказался настоящим гигантом, на целую голову выше Валандила. И сила его была явно под стать росту. Миг — и Валандил, ухваченный за грудки толстыми ручищами, беспомощно повис в воздухе. Всё, на что его хватило, — это жалобно пролепетать, мешая английские и русские слова:

— Простите, сэр!.. Тут на кладбище женщине плохо…

Конечно, тот индиец вряд ли был сэром. Но, похоже, такое обращение возымело действие: внезапно он разжал пальцы.

— Сэр? Хм...

Подозрительно оглядев чудом удержавшегося на ногах Валандила, индиец недоверчиво поморщился. Затем, чуть подумав, рыкнул:

— Набери три девятки!

И, не дожидаясь ответа, забрался в машину и захлопнул дверь.

Пару секунд Валандил растерянно провожал взглядом удалявшийся пикап. Потом, поколебавшись, достал из кармана телефон. Ни на что особо не надеясь, набрал девятьсот девяносто девять. И, сам себе не веря, услышал гудок.

Дальнейшее происходило будто само собой. Английские слова находились моментально, словно Валандилу их кто-то подсказывал: адрес, примерный возраст, симптомы... Вскоре к воротам кладбища, гудя сиреной и мигая синими маячками, подлетел желто-зеленый фургончик «Скорой помощи». Потом Валандил бежал впереди рослых санитаров в непривычной темно-зеленой одежде, похожей на военную униформу, — показывал дорогу. А чуть позже высокий мускулистый санитар, похожий на бравого солдата, с торжественным видом хвалил их с Таней за правильные действия, а Таня, не понимая ни слова, старательно кивала и робко улыбалась.

О телефоне Валандил вспомнил, лишь когда носилки с женщиной скрылись за воротами кладбища. Торопливо извлек его из кармана, лихорадочно провел пальцем по стеклу. И, взглянув на засветившийся экран, помертвел.

На экране светились невероятные, пугающие, приводящие в отчаяние цифры: пятнадцать тридцать восемь. А до отеля еще чапать и чапать!

— Эх...

Восклицание у Валандила получилось совсем тихим: так, шепот под нос. Но Таня услышала. Улыбка сползла с ее лица.

— Валентине, вы опоздали?

— Ну... — Валандил помялся. — В общем, мне в четыре надо на автобус. А сейчас без двадцати, так что...

В ответ Таня вздохнула:

— Мне тоже скоро уже...

— Тоже на автобус? — понимающе кивнул Валандил. Подумалось вдруг: вот бы он оказался тот же самый!

Таня мотнула головой:

— Нет-нет, за мной придут... — и запнулась, не договорив фразы. А потом, вновь странно полиловев, взволнованно воскликнула: — Послушайте, Валентине… А давайте попробуем туда сбегать! Вдруг мы еще успеем — ну, пусть совсем на чуть-чуть, но всё-таки!

И с такой надеждой прозвучали эти слова, что Валандил сдался. Мысленно успокоил себя: двадцать минут — это же вагон времени! И если быстро-быстро добежать до могилы, оставить послание...

А вслух воскликнул:

— Бежим!

* * *

И вот они стояли возле серой каменной плиты — оба усталые, запыхавшиеся. По спине у Валандила катился пот, в висках бешено стучала кровь. Но фэа его все равно ликовала: добрался, добрался! Свернутая в трубочку записка уже нашла себе место между букетиком цветов и увешанной разноцветными ленточками сухой веткой. И пусть Валандилу так и не удалось настроиться на правильный лад — по крайней мере, задуманное было все-таки исполнено!

А Таня не положила на могилу ничего, лишь низко поклонилась серому камню и теперь стояла, понуро опустив голову. Стояла, наверное, уже минут пять — а время между тем стремительно неслось. До автобуса оставались считанные минуты.

— Таня... — позвал Валандил. — Наверное, нам надо поспешить!

Девочка не шевельнулась, так и осталась неподвижно стоять с опущенной головой. Лишь едва слышно прошептала:

— Берен и Лютиэн...

Подумав, Валандил решился: осторожно дотронулся до ее рукава.

Таня вздрогнула, повернула голову. Задумчиво посмотрела на него сквозь стекла очков. И сбивчиво, взволнованно заговорила:

— Смотрите, Валентине! Тысяча девятьсот семьдесят три и тысяча девятьсот семьдесят один... Выходит, на самом деле Лютиэн умерла на целых два года раньше своего Берена! А по маминым рассказам получалось, что они умерли в один день... Ну, то есть не мэтр Толкин и его жена умерли, а те Берен и Лютиэн, о которых он написал... Представляете, она отказалась от вечной молодости ради того, чтобы вернуть любимого к жизни! А мэтресса Айфе — ну, женщина с больным сердцем, которую увезли в госпиталь, — она ведь ходит на могилу своего мужа уже тридцать лет! Мы говорили с ней по-гаэльски — она преподает в университете и сумела понять мой ирландский... Нет-нет, вы не подумайте: мэтресса Айфе совсем не испугалась, когда заметила мое ухо. Уже лежа на носилках, она улыбнулась мне... Она даже знает про народ Дану, это так удивительно!

— Дану? — недоуменно переспросил Валандил. Переспросил и задумался: слово показалось знакомым. Наконец, вспомнил старую потрепанную книжку, доставшуюся от отца: зеленая обложка со страшилищем в рогатом шлеме, какие-то «молодые эльфы», которых называли еще «дану»... Вспомнил — и сам себе ответил: — А, ну да, «Алмазный меч, деревянный меч»!

Таня грустно покачала головой:

— Я никогда не слышала про алмазные мечи. И никак не могу представить себя ни Лютиэн, ни мэтрессой Айфе. Наверное, мне не хватило бы ни смелости, ни верности...

* * *

До ворот кладбища они дошли удивительно быстро — и все-таки слишком поздно. Часы на телефоне бесстрастно и беспощадно показывали время: пятнадцать пятьдесят семь. Надежды добраться до отеля до четырех уже не оставалось. В голове Валандила лихорадочно вертелась одна и та же мысль: как успеть хотя бы в аэропорт, пусть даже бросив в отеле все вещи? Однако никаких разумных идей не появлялось: на такси не было денег, а в том, что автостопщиков здесь не любят, Валандил успел убедиться.

Однако за воротами его ожидал сюрприз. Совсем неподалеку стоял автобус. Тот самый большой красный автобус, который должен был ждать возле отеля. Автобус, которого Валандил прежде никогда не видел, про который ему никто ничего не рассказывал. И все-таки это был именно он!

Между тем водитель заметил Валандила: помахал ему из окна рукой, посигналил. Приободрившись, Валандил ускорил шаг. Влетел в распахнувшуюся дверь, в теплый пахнущий новым пластиком салон.

И вдруг обернулся.

Таня стояла возле автобуса с опущенной головой — одинокая, потерянная, несчастная.

— Таня! — возглас вырвался сам собой, глупый, неуместный — и такой необходимый.

Девочка вздрогнула, подняла голову. Кивнула, помахала рукой.

Смущаясь, Валандил пробормотал:

— Хочешь, я попрошу водителя тебя подвезти? Ну, хотя бы до центра города?

А она вдруг улыбнулась — широко-широко. И тут же вздохнула, помотала головой:

— Нет-нет, не надо, Валентине! Меня действительно скоро заберут, правда-правда! Мы ведь не умеем лгать, вы же знаете!

О том, что эльфы не умеют лгать, Валандил никогда не слышал. Но Тане поверил сразу. Поверил — и огорчился. Потому что теперь совершенно точно надо было прощаться.

— Я сейчас напишу адрес... — пробормотал он, лихорадочно ощупывая карманы и, как назло, не находя ни ручки, ни бумаги.

— Говорите, я не забуду! — голос Тани дрогнул. — Спасибо вам, Валентине!

— Петербург, улица Софийская… — Валандил торопливо выкрикнул номер дома, корпус, квартиру — а вот телефон продиктовать уже не успел: дверь с шипением закрылась, автобус тронулся с места.

И тогда Таня сорвала с головы шапку, замахала ею. Рыжие волосы ее рассы́пались по плечам, очки упали на асфальт — а она ничего не замечала, всё бежала и бежала за автобусом сквозь сыплющуюся с неба снежную крупу, всё махала и махала шапкой. И вдруг Валандил заметил, что уши у Тани, оказывается, самые настоящие эльфийские — но не как у героев фильмов Питера Джексона, а как в каком-то старинном аниме вроде «Врат»: длинные, заостренные, торчащие в стороны…

Автобус набирал скорость, маленькая фигурка в зеленой курточке осталась далеко позади, снег валил всё гуще и гуще, за метелью нельзя уже было разглядеть ни дороги, ни машин, ни домов, а Валандил, уткнувшись щекой в стекло, всё смотрел и смотрел назад...

* * *

— Ну, а теперь что скажешь? — первый гордо посмотрел на второго. — Недурно ведь получилось, правда?

Второй долго молчал, глядя на погасший экран, вновь ставший обычной белой стеной. Потом покачал головой. Наконец, задумчиво произнес:

— Даже очень недурно. Право, ты превзошел сам себя! Только вот скажи-ка, друг мой, что́ ты собираешься делать с этим дальше?

И хитро посмотрел на первого.

Тот недоуменно пожал плечами:

— Да какая разница? Ну, пожалуй, стирать не буду, сохраню. Как-никак, удачный опыт.

Второй вновь покачал головой:

— Неужто трудов своих не жалко? Такую красоту — и в архив?! Слушай, сделай мне хотя бы копии, а?

Первый чуть подумал, потом кивнул. Подошел к своему творению, открыл крышку. И, запустив руку в его внутренности, долго-долго там что-то вращал. Наконец, протянул гостю две бобины магнитной пленки.

— Возьми лучше оригиналы. Не просто так ведь просишь — знаю я тебя! Опять что-нибудь придумал?

Второй рассмеялся:

— Да ничего особенного: запишу всё это им в память. Глядишь, еще и польза выйдет обоим!

* * *

— Танюшка, да что с тобой такое?

Мама вела себя как-то очень уж непривычно. Вбежала вдруг к Таньке в спальню — встревоженная, обеспокоенная. Вот, даже потрогала ей лоб, хотя никакой высокой температуры, конечно же, не могло и быть: ведь сиды почти никогда не простужаются! Правда, проснулась Танька с глазами на мокром месте — выходит, ревела во сне? Может, потому-то мама и прибежала?

Танька поспешно приподнялась на постели, через силу улыбнулась.

— Нет-нет, мама, всё со мной хорошо. И не беспокой ни папу, ни тетю Бриану: у них и так забот полно! Я точно здорова! Просто мне приснился сон...

— Сон?!

Кажется, мама по-прежнему волнуется! Ну вот, придется теперь, чего доброго, пересказывать весь сон: соврать-то не получится! А так хотелось обзавестись наконец собственной маленькой тайной!

Танька едва сдержала вздох сожаления. Но заговорила поначалу бодро, даже весело:

— Нет-нет, мама, сон как раз был хороший! Мне приснился такой славный мальчишка, он тоже любил рассказы о Срединной Земле, и мы разговаривали с ним по-русски... Наверное, встреть я его на самом деле, мы бы непременно стали друзьями!

— Вот как?

Только что мама тревожилась — а сейчас она уже улыбалась! Это было хорошо. Только вот...

Танька перевела дух, стала вдруг серьезной.

— Представляешь, мама, во сне мы с этим мальчишкой побывали у могилы мэтра Толкина! Вместо креста на ней стоял просто обтесанный серый камень, а на камне были высечены имена — «Берен» и «Лютиэн», точь-в-точь как ты рассказывала!

Мама всё еще улыбалась. А на языке у Таньки вовсю вертелся этот проклятый вопрос. Ох, сдержаться бы, не задавать его! Но ведь все равно не утерпеть: не сейчас спросишь, так потом! А до того так и будешь и сама страдать, и маму мучить: она-то все равно заметит!

Вздохнув, Танька все-таки решилась:

— Скажи, мама, когда папа состарится... когда его не станет... — ты тоже уйдешь за ним — как Лютиэн, как Арвен?

И зажмурилась, испугавшись собственной смелости.

А когда открыла глаза, мама стояла возле ее кровати непривычно грустная, с опущенной головой, с поникшими ушами.

Конечно же, слова для ответа мама нашла. И, как всегда, разложила всё по полочкам:

— Мы не стареем — но это не значит, что мы бессмертны, ты же знаешь. Несчастный случай, болезнь, даже просто неудачное обновление — и меня может не стать гораздо раньше, чем папы. А вообще, я ведь отвечаю не только за себя, не только за папу, не только за вас с Вовкой. Я ведь Хранительница Правды — и Хранительница Британии. Мне не просто умирать нельзя — даже от должности своей не отказаться, на покой не уйти. Уж пока смену себе не подготовлю — точно! Так что еще столетия два пожить придется!

Договорив, мама улыбнулась. Вот только глаза ее остались грустными. И, пожалуй, впервые в жизни Танька поверила маме не до конца — хотя, конечно же, сиды не лгут.

* * *

Валандил — нет, пожалуй, все-таки Валька Ткаченко — задумчиво брел по покрытой осы́павшимися листьями дорожке Павловского парка. Погода выдалась как раз та, за которую октябрь и назвали золотой осенью: день стоял теплый и ясный, и солнце щедро бросало на прохожих яркие лучи, словно посылая им прощальную весточку от уже ушедшего лета. А что лето ушло, чувствовалось вовсю: совсем облетели раскидистые липы, полупрозрачными стали кроны плакучих берез, а всё еще покрытые зеленовато-желтой листвой могучие дубы казались Вальке мэллорнами покинутого эльфами Лотлориэна. Непривычное, неведомое прежде щемящее чувство утраты не покидало его уже вторую неделю, с того самого невероятно яркого, так похожего на реальность сна. Раз за разом в Валькиной памяти всплывал певучий голос пригрезившейся ему тогда юной рыжеволосой эльфийки, звучали как наяву ее слова: «Спасибо вам, Валентине!», «Мы ведь не умеем лгать», «Она даже знает про народ Дану»... О, Валька теперь и сам знал немало и о племенах богини Дану, и о Кухулине, и о похищении чудесного быка из Куальнге: легенды древнего Улада стали его новой страстью. Но и книги Профессора не были им заброшены — просто они стали восприниматься иначе, крепко-накрепко сплетясь с этими солнечными осенними днями, сразу и светлыми, и печальными, как последний отблеск уходящего навсегда волшебства.

А сейчас, пока Валька брел по дорожке парка, в голове у него, совсем как у барда древних времен, рождались стихи:



Много столетий назад

Эльфы на Запад ушли,

Но ворошит листопад

Память Срединной Земли.



И в голосах журавлей,

В шуме осенних дерев

Чудится спящей Земле

Арфы эльфийской напев.

[Арнольд Ш.›]

Хранительница Правды — и Хранительница Британии.

Одно с другим не сочетается, имхо. Хотя это же фэнтези.