Автор: Juliana›
« : 24/05/2014, 22:16:21 »Дальнейшие события в жизни двух оставшихся сыновей Феанора и их воспитанников вплоть до конца Войны Гнева изложены довольно туманно. По некоторым текстам (ранним и поздним «Анналам Белерианда») они довольно долго (одиннадцать лет) жили на Амон Эреб и обороняли этот последний оплот нолдор на материке (по «Сильмариллиону» можно предположить, что они жили у подножия Синих Гор). В конце концов Амон Эреб пал под натиском войск Моргота, и Маэдрос с Маглором и Эльрондом бежали на остров Балар. Здесь нужно сделать небольшое литературоведческое отступление. Как известно из «Сильмариллиона» на Баларе в то время жили Кирдан и Гиль-Галад вместе с фалатрим. Однако оба этих героя – поздние, оба появились только во «Властелине Колец» и в ранних текстах отсутствуют. Версия же про бегство Маэдроса и Маглора на остров Балар – ранняя, однако в той версии остров Балар уже был населен Темными Эльфами, жившими также в Бритомбаре и Эгларесте, то есть в данном случае население такое же, как и в «Сильмариллионе». Неясно, кто ими правил за отсутствием Кирдана. Как бы то ни было, очень интересным представляется это бегство. Маэдрос и Маглор ищут приюта у тех, чьих родичей они не так уж давно убивали. И этот приют им дают – ведь переправиться на остров было бы невозможно без лодок или кораблей. А Маэдросу, видимо, приходится смирить свою гордость… Но – не факт, что эта версия продержалась бы долгое время, слишком она внутренне противоречива – нет, я согласна, что жители Балара могли бы простить, но сомневаюсь, что гордые феаноринги искали этого убежища. Поэтому я все же считаю, что после падения Амон Эреб феаноринги ушли к подножию Синих Гор и находились там до самой Войны Гнева.
Наконец, воинство Валар ступает на берега Эндора, и Эонвэ призывает всех жителей Белерианда встать под его знамена. Интересно, вспомнил ли Маэдрос о том, что некогда говорил Феанор – о том, что Валар в будущем последуют за ним. Так и случилось – хотя не совсем в том виде, в котором Феанор предполагал.
О деятельности Маэдроса и Маглора во время Войны Гнева неизвестно ничего, но не думаю, что ошибусь, если предположу, что они не присоединились открыто к воинству Эонвэ. Ведь когда-то Феанор и его сыновья отвергли помощь Валар – пристало ли теперь Маэдросу становиться под их знамена? Не думаю, что он смог смирить свою гордость, да и дальнейшие события показывают, что к моменту победы над Морготом Маэдрос и Маглор находились достаточно далеко от Эонвэ. Но, конечно же, феаноринги не сидели сложа руки – думаю, они активно вели боевые действия как небольшой, но сильный отряд, которого боялись прислужники Моргота, и сумели нанести врагу немалый урон. К началу Войны Гнева Эльронд и Эльрос достигают совершеннолетия (по человеческим меркам, думаю, что взрослели они, как и все полуэльфы, «по человеческому образцу») и, надо полагать, тоже принимают участие в боевых действиях. В какой-то момент Маэдрос и Маглор расстаются с воспитанниками, которые уходят, видимо, к Гиль-Галаду – но как это происходит, по собственному почину Эльронда и Эльроса? По совету феанорингов? Неясно. Я больше склоняюсь ко второму варианту, потому что Эльронд и Эльрос любили Маглора и вряд ли стали бы его покидать ради совершенно незнакомого им Гиль-Галада. Но феаноринги, которых судьба хранит для последнего испытания Клятвой, понимают, что это испытание они должны встретить в одиночестве, не подставляя последних дорогих им существ под удар. Очевидно, послушавшись настоятельного совета Маэдроса и Маглора, Эльронд и Эльрос уходят и присоединяются к Гиль-Галаду.
Моргот, в конце концов, повержен. И повержен теми самыми «трусами», о которых говорил когда-то Феанор – теми, кто остался в Амане, ваниар и аманскими нолдор. Осознание этого факта для гордого Маэдроса было, наверное, горькой пилюлей. И, может быть, для того, чтобы спасти остатки гордости, он изо всех сил держится за Клятву, мечтая ее выполнить «вопреки всему миру». Маэдрос вновь посылает письма с требованиями Сильмарилей – теперь уже Эонвэ. Обычная прагматичность покидает феанорингов – теперь уже Маэдрос и Маглор «готовы стоять против всего мира», если им не удастся мирно выполнить свою Клятву. Вспоминая о том, что против Моргота они не пытались действовать «малым отрядом», даже когда в ином случае речь шла о «страшных злодеяниях», я предполагаю, что Маэдрос боялся даже не смерти (которая грозила ему и в лагере Эонвэ), а повторного плена для себя или братьев. Этот страх заставлял его действовать «против чести», а смерти он, похоже, не боялся. Здесь же Клятва снова заставляет его действовать «против чести».
Эонвэ отвечает отказом, заявляя, что феаноринги «утратили право» на Сильмарили из-за своих злодеяний (особенно из-за двух Братоубийств в Средиземье и убийства Диора и его семьи). Тем более, что сам Эонвэ не уполномочен решать судьбы таких уникальных предметов, как Камни Феанора. Но он предлагает выход: суд в Валиноре, куда должны явиться два оставшихся в живых феаноринга.
Происходит знаменитый спор между братьями, в котором Маглор, смертельно уставший от Клятвы, заявляет, что согласен на суд. Он считает, что таким образом феаноринги «мирно обретут» Сильмарили. Маэдрос не согласен. В Валиноре против них обратится вся мощь Валар, и, если суд обернется не в их пользу, они утеряют последнюю надежду вернуть Сильмарили. Маглору уже неважны сами Сильмарили, он хочет только избавиться от Клятвы, «разве не станет она пустой, если Манвэ и Варда откажут в ее исполнении?» Но не Манвэ и Вардой клялись Феанор и его сыновья, а самим Эру Илуватаром. Маэдрос произносит сакраментальную и очень важную фразу: «Но достигнут ли наши голоса Илуватара за Кругами Мира? Илуватаром клялись мы в безумии, и призывали на себя Вечную Тьму, если не сдержим слова. Кто сможет освободить нас?» Маглор же отвечает: «Если некому освободить нас, то Вечная Тьма будет нашим уделом, сдержим мы клятву или нарушим, но меньшее зло сотворим мы, если нарушим».
Этот диалог – ключевой для понимания многих аспектов Арды, мышления феанорингов и решения их главной проблемы: исполнения Клятвы Феанора. Фактически, братья ходят вокруг да около оптимального решения трудностей с Клятвой. Им следовало бы:
1. Отказаться от исполнения Клятвы, поскольку даже это исполнение не избавляет их от «Вечной Тьмы», которая должна быть их наказанием за «злые деяния».
2. Обратиться к Эру Илуватаром с молением о разрешении от Клятвы, произнесенной его именем.
Я не говорю о том, что это было бы легко и разрешило абсолютно все трудности. Как я говорила выше, попытка отказаться от Клятвы перед Третьим Братоубийством закончилась такими «мучениями» для феанорингов, что они предпочли подло напасть на Эльвинг. Обратиться же к Эру, надо полагать, было не слишком легко – в Арде с ним может разговаривать лишь Манвэ, хотя Эру иногда обращается и к другим обитателям Арды (Аулэ, людям). Среди читателей бытует даже мнение, что эльфы считали святотатством или кощунством обращаться прямиком к Эру, минуя его «наместников» Валар, именно поэтому Клятва Феанора – кощунственна (хотя такие же клятвы «именем Эру» давались при заключении любого брака, стало быть, «кощунственность» Клятвы не просто в произнесении имени Эру, а в ее содержании, где говорится только о «ненависти и мести»). Якобы именно поэтому Маэдрос напрочь отказывается от такого «простого решения». Я же не считаю это мнение верным. Если бы это было так, то феаноринги оказались бы лишены последней надежды, а ведь у каждого обитателя Арды, даже у Мелькора, есть шанс «спастись». Есть даже более простой вариант: обратиться к Эру через Манвэ, как это произошло в случае Лутиэн. Но для подобного следовало бы отправиться в Валинор, а Маэдрос не желал этого делать. Вероятно, он спасал свою гордость от последнего краха – увы, пример Фингона у Тангородрима его не вдохновил.
Итак, после знаменательной фразы Маглора Маэдрос все же уговаривает его попытаться выполнить Клятву. Феаноринги все еще достаточно прагматичны и они не просто приходят в лагерь Эонвэ открыто (в этом случае их, узнав, могли просто не пустить в лагерь или приставить охрану, которая мешала бы их предприятию), но неким образом «маскируются», пытаясь выкрасть Сильмарили. Имеется ли в виду под «маскировкой» обычное переодевание и изменение внешности «подручными средствами» или были применены «чары ложного облика» (похожие на чары Финрода во время Похода за Сильмарилем) – неизвестно. Но маскировка вполне удается – никто не узнает феанорингов, пока они не подбираются к шатру Эонвэ. Здесь они совершают еще одно злодеяние – убивают стражу вокруг шатра. Вновь льется кровь родичей – к счастью, в последний раз в истории эльфов Арды. Братья пробираются внутрь палатки и берут в руки вожделенные Сильмариллы. Но от схватки произошел шум, который разбудил обитателей лагеря. Шатер окружен, Маэдрос и Маглор готовятся к последнему сражению…
Но здесь появляется Эонвэ и «не дозволяет убить сыновей Феанора», давая им спокойно уйти вместе с добычей. Что было в этом решении? Нежелание лить кровь своих воинов в новой междоусобной стычке? Отступление перед зрелищем такой верности слову? Знание того, что феаноринги, достигнув цели, накажут себя сами? Скорее всего, и то, и другое, и третье.
Эонвэ оказался прав. Похищенные Сильмарили стали жечь сыновей Феанора (заметим, что они разделили Камни – интересно, что было бы, если бы цели достигли все семеро братьев? Схватка между ними, как в одном из черновиков?) Если вспомнить заклятие, лежащие на Сильмарилях, то они должны были жечь «все злое, смертную плоть, нечистые руки». Под «злым» понимается Моргот и его приверженцы (Сильмариль жжет брюхо Кархарота). Смертными Маэдрос и Маглор не стали. Им остается сделать один вывод: их руки стали нечисты и они утратили право на Сильмарили, запятнав себя злодеяниями.
Именно это понимает Маэдрос. Злая шутка судьбы: он выполнил Клятву, добыл Сильмариль – но он не может его удержать, не может владеть им. Наверное, душа его испытывает невыносимые мучения, еще горшие, чем причиняла ему невыполненная Клятва. Столько мук и жертв, столько крови – своей и чужой, столько смертей, столько перешагиваний через свою совесть, через долг и честь – и все впустую, Клятва, действительно, оказалась невыполнимой. Маэдрос разрешает проблему одним-единственным возможным для себя способом: бросается вместе с Сильмарилем в «огненную пропасть». Так он не расстается с Камнем и доставляет его туда, где его не может достать никто. Так он спасает остатки своей гордости, не смиряясь даже перед лицом этого окончательного поражения.
Отметим, что это единственное самоубийство эльфа в текстах Толкина.
Так настал Конец Клятвы.
О посмертии Маэдроса нам ничего не известно. Отправился ли он в Мандос, к отцу и деду, или остался неприкаянной тенью в Средиземье? Сколько времени проведет он в Мандосе по приговору Намо – ведь он запятнал себя многими злодеяниями? Захочет ли он выйти оттуда?
Все же мне хочется думать, что Маэдрос выйдет из Мандоса очистившимся и исцеленным душевно и телесно, в Валиноре он встретит друга Фингона, мать и всех братьев, и вновь будет жить в Благословенном Краю. А когда настанет день Последней Битвы, он вновь сразится с Морготом и отомстит ему за все, и встретится с возрожденным отцом.
Что же можно сказать об этом персонаже в заключении? Это очень противоречивая фигура, один из самых противоречивых эльфов Первой Эпохи. У Маэдроса много достоинств: он отважен, благороден, умелый воин, хороший правитель, Но есть и недостатки, главный из которых – гордыня. Он не может смириться перед «высшей целью», не может отринуть злую Клятву, хотя видит, что она приводит лишь ко все большему злу. Он пытается что-то исправить – но большинство его благородных порывов, особенно в конце, ничем хорошим не заканчиваются. Однако есть два поступка: передача короны Финголфину и спасение Эльронда и Эльроса, которые очень сильно повлияли на историю Арды и привели к добру. Однако же не надо забывать, что Маэдрос покрыт кровью трех Братоубийств и в конце так отчаялся, что убил себя. Но надо помнить и о том, что Маэдрос много выстрадал и не сломался почти до самого конца. Оценка этого героя во многом зависит и от мировоззрения читателя: христианин осудит Маэдроса, но поклонник языческой культуры превознесет его за то, что он стоял до конца.
Долго еще будут звучать песни о деяниях Феанора и его дома, и о Маэдросе в них не забудут.