Во-первых, по поводу "Средневековья". Если я не ошибаюсь, Женевьева - это святая, жившая в середине 1-го века, покровительница Парижа.
Мне этот текст интересен важным для акмеизма мотивом масонства. Первая редакция "Пятистопных ямбов" заканчивается едва ли не гимном акмеизму, насыщенным именно масонской символикой, акмеизм Гумилевым явно мыслится если не продолжением масонства, то явлением близким и родственным.
Кстати, если кому нужно увидеть хоть первую, хоть вторую редакцию "Пятистопных ямбов", то говорите, а то там ведь весь конец текста переписан.
Кстати, журнальный вариант "Средневековья" тоже сильно отличается (деления на строфы не было):
Прошёл патруль, стуча мечами,
Дурной монах прокрался к милой,
Над островерхими домами
Неведомое опочило,
Открыта адская охота,
Вот, вот, завоют злобно трубы,
Зальются псы и у кого-то
От крови заалеют губы.
Но мы свободны, мы поспорим
Со страдами Господня гнева,
И пахнет звёздами и морем
Твой плащ широкий, Женевьева.
Ты помнишь ли, как перед нами
Встал храм, чернеющий во мраке?
Над сумрачными алтарями
Светились огненные знаки. (теперь "горели" вместо "светились")
Торжественный, гранитнокрылый,
Он охранял нам город сонный, теперь"наш" вместо "нам"
В нём пели молоты и пилы -
В ночи работали масоны.
Еще чернее мглы их платье Их фразы скупы и случайны,
Но взоры их светлы и прямы, Но взоры ясны и упрямы,
Они живут одни, как братья, Им древние открыты тайны,
Родились, чтобы строить храмы. Как строить каменные храмы.
Мы к ним приблизились в тумане, Поцеловав порог узорный,
Спросили их благословенья Свершив коленопреклоненье,
Для наших радостных скитаний, Мы попросили так покорно
Для наших плясок, игр и пенья. Тебе и мне благословенья.
Великий Мастер, над шарниром, Великий Мастер с нивелиром
Взглянул, и грудь его вздохнула. Стоял средь грохота и гула
И прошептал: "Идите с миром,
Мы побеждаем Вельзевула".
Пока они живут на свете,
Творят закон Святого Сева,
Мы смело можем быть как дети,
Любить друг друга, Женевьева.
Вот я и думаю: может, в изначальном варианте благословленье не случайно просят "Для наших радостных скитаний, / Для наших плясок, игр и пенья", а не личного "тебе и мне благословленья"? Может, и это стихотворение задумывалось как обращение акмеистов-"последователей" к масонам-"предшественникам"?
Однако я ни в коем случае не настаиваю на этой догадке.
Да, и еще:
Цитата:
Я никого не хочу обидеть, но ка Вы в школе учились? Гумилев всю свою жизнь был акмеистом, как и Ахматова, а символистом был В. Брюсов.
Не только Гумилев не всю жизнь был акмеистом (а степень его следования постулатам акмеизма полной не была практически никогда, ведь, например, в статье "Наследие символизма и акмеизм") Гумилев пишет, что "акмеисты стремятся разбивать оковы метра пропуском слогов, более, чем когда-либо, свободной перестановкой ударений, и уже есть стихотворения, написанные по вновь продуманной силлабической системе стихосложения". Сам же он почти весь силлабо-тоничен, во всяком случае, я сходу лишь пару исключений вспоминаю. А другой "синдик" "Цеха поэтов", Городецкий, обвинял Гумилева в излишней неакмеистичной меланхоличности некоторых текстов).
Акмеисткой отнюдь не всю жизнь была и А. Ахматова. Акмеизм-то у нее действительно игрушечный, а вот если в поздних, относящихся к реализму, стихах покопаться...
Цитата:
Его стихи проникнуты духом рыцарства, как бы ни пытался он изобразить себя несчастным "конквистадором в панцире железном", он всегда оставался "Рыцарем счастья".
Ладно, я согласна закрыть глаза на упоминания попыток суицида, ибо не помню, в чьих именно воспоминаниях я об этом читала. Но лично мне поэт, полностью ограниченный постулатами одного художественного метода, тем более столь исткусственно созданного, как акмеизм, был бы не столь интересен. Положим, Городецкий с позиций идеолога адамизма мог осуждать меланхолический пафос в "Фра Беато Анжелико", например, но это отнюдь не значит, что он считал его неубедительным.
По-моему, "несчастным" Гумилев "пытался изобразить" себя, во-первых, в отрыве от образа (или маски?) конквистадора ("Я ВЕСЕЛО преследую звезду" в том самом сонете); во-вторых, абсолютно неубедительно - в ранних и откровенно слабых текстах ("...Затем, что меня ты не любишь. / Я вечно страдаю и вечно грущу, / Но, друг мой прекрасный, тебя я прощу..." и т.д. - из "М. М. М<аркс>"); в-третьих, на мой взгляд, очень удачно во множестве тонких, лиричных текстах (признаю свою субъективность) - "Ослепительное" ("Я тело в кресло уроню, / Я свет руками заслоню / И буду плакать долго, долго, / Припоминая вечера, / Когда не мучило вчера / И не томили цепи долга"), "Нежно-небывалая отрада...", "Прощение", "Прощание".
Плюс, в-четвертвертых, редкие тексты, в которых еще влияние романтизма сказывается, и лирический герой действительно напоминает "несчастного конквистадора" (хотя скорее рыцаря - мотив конквистадорства слишком акмеистичен!). Если кто-нибудь напомнит название стихотворения, кончающегося строками "И девы, рады играм вешним, / Шепнут: "Вот хмурый паладин / С душой, измученной нездешним"", буду благодарна, а то ни первой строчки, ни названия не помню.
Однако эта классификация только-только пришла мне на ум, поэтому я сама не уверена в ее правомерности.
