Проблема в том, например, что при литературоведческом анализе текстов Толкина читатели могут начать искать некие исторические аналогии, которых, если верить автору, там не планировалось и не должно было быть вообще.
Вопрос как раз в том, что изучать: автора или его произведения.
Я считаю, что автор может и не знать, что есть в его произведении, и что оно может.
Творение, изрыгнутое автором на свет, начинает жить своей жизнью. Но это не избавляет автора от ответственности за плоды этой жизнедеятельности.
Также как и все мы отвечаем за наше бессознательное.
Таким образом, если читатель видит в произведении некоторые исторические аналогии, которых автор не стремился туда заложить, в этом ответственность автора. Другое дело, что принимать это во внимание следует только лишь в том случае, если количество читателей, у которых возникают эти аналогии существенно.
Применительно к Толкину можно утверждать, например, что основы ЧКА заложены уже в самом Сильмариллионе. Толкин построил своё повествование таким образом, что по некоторому размышлению, у многих людей пробуждаются сентиментальные чувства по отношению к Мелькору. И это не случайно. Причиной тому безусловное очернение фигуры Мелькора Толкином (сколь бы символична она ни была), а в подобном читатель видит фальш, так как в реальности не существует безусловного Зла, по крайней мере в современном культурно-этическом контексте.
Можно утверждать, что Толкин написал, скажем так, не конкретизируя, произведение, в котором наличие подобного безусловного зла обусловлено внутренними законами жанра.
Именно это предположение лежит в основе обсуждения жанра произведений Толкина. Однако, на мой взгляд, жанр невозможно однозначно определить. Это эклектичные литературные произведения. И если Хоббит похож на сказку, то ВК уже сильно напоминает исторический роман. Сильмариллион можно назвать эпосом, но тут всё ещё сложнее, так как эпос это эпос, а искуственный эпос - это всегда стилизация. Однако как не крути, а всё, что написал Толкин - произведения XX века, предназначенные для читателя XX века. Милорад Павич может называть свой роман "роман-словарь", "роман-кроссворд" или вообще роман-хрен-знает-что, однако мы-то с вами знаем, что всё это называется постмодернизм. И дело тут не в форме и не в жанре, а в уровне развития литературы, а вместе с ней и восприятия читателя.
Отвечая на основной вопрос "кто знает лучше", я бы сказал: лучше всего знает читатель. Ибо какую бы литературную похлебку ни варил автор, едим её мы с вами, и мы с вами спорим щи это или борщ. Но главное ведь, чтоб было вкусно, и никому не попалась кость!
