Была зелен лист, трава свежа,
Болиголов был весь в цвету,
А на поляне у холма
Небесно-звёздный свет сиял.
Тинувиэль в ночном лесу,
Свой светлый танец начала,
И блеск звезды с ее чела
Её одежды озарял.
Спустился Берен с хладных гор
И стал блуждать в краю лесов,
Где вдаль струил реки напор,
Он шёл, и плакал и стонал.
Где цвел златой болиголов,
Увидел луга он простор,
И танец, что вела она
И изумлённый, молча стал.
И был он сразу исцелён,
Коснулась свежесть слабых ног,
И мощной силой напоён,
Он бросился наперерез.
Но только луч схватить он смог -
Тинувиэль умачалась прочь,
И он в погоне изнемог,
И стал вокруг безмолвный лес.
И часто слышал он потом,
Шум лёгких ног по стеблям трав,
И музыки нездешней звон,
Звучавшей из глубин земли.
Но вот болиголов увял,
И листьев опадавших стон,
Над рощей буковой стоял:
В лес вихри зимние пришли.
Он стал искать её с тех пор,
И путь по лесу был непрост,
Её прекрасный чистый взор,
Мечтал он повстречать хоть раз.
Лучистый месяц лил свой свет
Теперь уже на склоны гор,
Там, в окруженьи снежных звёзд,
Она опять пустилась в пляс.
После зимы Тинувиэль
Взрастила песнью первый цвет.
Со стаей птиц пришла капель,
И потекли воды ручьи.
Теперь он не спешил бы, нет!
Он танец ждал её теперь,
И видел её нежный след,
В котором вмиг цветы цвели.
И выждав миг, он побежал!
Она помчалась снова прочь!
,,Тинувиэль!''- он закричал,
И вмиг её пресёкся бег.
Бежать ей стало вдруг невмочь,
Так сладко голос тот звучал,
Что смог всю робость превозмочь,
И он её коснулся щёк.
И встретились глаза двоих,
Горел огонь в их глубине,
И встретились дыханья их,
И руки вместе их сплелись.
Тинувиэль, словно во сне,
Раскрыла длани рук своих,
И в той весенней тишине,
Вкруг Берена те обвились.
Суров был приговор судьбы:
Она решила им послать
Железа звон и тьму горы,
И мрачный путь в глуби земли.
Легла меж ними Моря падь,
Но всё же встретились они,
И с песней, за руки держась,
В лес солнечный они ушли.
The leaves were long, the grass was green,
The hemlock-umbels tall and fair,
And in the glade a light was seen
Of stars in shadow shimmering.
Tinъviel was dancing there
To music of a pipe unseen,
And light of stars was in her hair,
And in her raiment glimmering.
There Beren came from mountains cold,
And lost he wandered under leaves,
And where the Elven-river rolled
He walked alone and sorrowing.
He peered between the hemlock-leaves
And saw in wander flowers of gold
Upon her mantle and her sleeves,
And her hair like shadow following.
Enchantment healed his weary feet
That over hills were doomed to roam;
And forth he hastened, strong and fleet,
And grasped at moonbeams glistening.
Through woven woods in Elvenhome
She tightly fled on dancing feet,
And left him lonely still to roam
In the silent forest listening.
He heard there oft the flying sound
Of feet as light as linden-leaves,
Or music welling underground,
In hidden hollows quavering.
Now withered lay the hemlock-sheaves,
And one by one with sighing sound
Whispering fell the beechen leaves
In the wintry woodland wavering.
He sought her ever, wandering far
Where leaves of years were thickly strewn,
By light of moon and ray of star
In frosty heavens shivering.
Her mantle glinted in the moon,
As on a hill-top high and far
She danced, and at her feet was strewn
A mist of silver quivering.
When winter passed, she came again,
And her song released the sudden spring,
Like rising lark, and falling rain,
And melting water bubbling.
He saw the elven-flowers spring
About her feet, and healed again
He longed by her to dance and sing
Upon the grass untroubling.
Again she fled, but swift he came.
Tinъviel! Tinъviel!
He called her by her elvish name;
And there she halted listening.
One moment stood she, and a spell
His voice laid on her: Beren came,
And doom fell on Tinъviel
That in his arms lay glistening.
As Beren looked into her eyes
Within the shadows of her hair,
The trembling starlight of the skies
He saw there mirrored shimmering.
Tinъviel the elven-fair,
Immortal maiden elven-wise,
About him cast her shadowy hair
And arms like silver glimmering.
Long was the way that fate them bore,
O'er stony mountains cold and grey,
Through halls of iron and darkling door,
And woods of nightshade morrowless.
The Sundering Seas between them lay,
And yet at last they met once more,
And long ago they passed away
In the forest singing sorrowless.
Песня о Мории.
Наш мир был юн, гор ясен склон,
Луна сверкала серебром,
И воду в дальние моря
Струили реки без имён,
Когда здесь первый гном ожил.
Гном Дарин - он везде ходил,
Назвав и горы, и леса,
И первым горных вод испил
В Зеркальном, где в овале скал,
Корону звёзд он увидал:
Как серебро и жемчуга
Над ним их ясный свет сиял.
Наш мир был чист, склон гор высок,
Шумел могучий Нарготронд,
И Гондолин, прекрасный град,
Ещё не знал, что будет взят.
Король всех гномов восседал
На камне трона в толще скал,
Где золотисто-ясный свод
На серебре столов сверкал.
Хрустальных ламп искристый свет
Кружился тысячью лучей
И, заливая склоны гор,
Он вдаль летел сквозь тьму ночей.
Звенели молоты в горах,
Крошился камень в пыль и прах,
В печи алела сталь клинков,
И сотни сотен сундуков
Хранили жемчуг, и опал,
Кольчуг проверенных металл,
Щиты, мечи и топоры:
Богатство гномов той поры.
И племя Дарина тогда
Не знало горечи в трудах:
Под арф напев, труб перепев,
Летели ясные года.
Наш мир стал сед, свод древних гор
Не знает смеха с давних пор,
Умолкли звуки арф, труб хор,
И тьма сомкнула свой шатёр
Над гробом гномьего царя:
Так пала наша Мория!
И только чистый отсвет звёзд
В глуби озёрной не погас:
Он ждёт, когда прозрачных вод
Коснётся Дарин в новый раз.
The world was young, the mountains green,
No stain yet on the Moon was seen,
No words were laid on stream or stone
When Durin woke and walked alone.
He named the nameless hills and dells;
He drank from yet untasted wells;
He stooped and looked in Mirrormere,
And saw a crown of stars appear,
As gems upon a silver thread,
Above the shadow of his head.
The world was fair, the mountains tall,
In Elder Days before the fall
Of mighty kings in Nargothrond
And Gondolin, who now beyond
The Western Seas have passed away:
The world was fair in Durin's Day.
A king he was on carven throne
In many-pillared halls of stone
With golden roof and silver floor,
And runes of power upon the door.
The light of sun and star and moon
In shining lamps of crystal hewn
Undimmed by cloud or shade of night
There shone for ever fair and bright.
There hammer on the anvil smote,
There chisel clove, and graver wrote;
There forged was blade, and bound was hilt;
The delver mined, the mason built.
There beryl, pearl, and opal pale,
And metal wrought like fishes' mail,
Buckler and corslet, axe and sword,
And shining spears were laid in hoard.
Unwearied then were Durin's folk
Beneath the mountains music woke:
The harpers harped, the minstrels sang,
And at the gates the trumpets rang.
The world is grey, the mountains old,
The forge's fire is ashen-cold
No harp is wrung, no hammer falls:
The darkness dwells in Durin's halls
The shadow lies upon his tomb
In Moria, in Khazad-dыm.
But still the sunken stars appear
In dark and windless Mirrormere;
There lies his crown in water deep,
Till Durin wakes again from sleep.
Песня про Эарендила
В Аверниэне свой корабль
Эарендил решил создать.
В лесах деревья он рубил,
И песню пел про Нимбретил,
Он в паруса вплёл серебро,
Чтоб им звенел попутный бриз,
Как лебедь, изогнулся киль,
На мачте, светел, вымпел бил.
Тогда надел он свой доспех,
Кольчугу он стянул у плеч,
И взял искристый рунный щит,
Что защищал от ран и стрел,
Из рога взял дракона лук,
И стрелы, черные как смоль.
И вспыхнул серебром доспех,
И холодно блеснула сталь,
Когда он в ножны меч вложил.
С пером орла одет был шлем,
И лёг на панцирь изумруд,
И ясной зеленью сверкнул.
От дальних северных земель
Он начал свой нелёгкий путь,
Пробиться он хотел туда,
Где не был смертный человек,
Сквозь грохот трескающий льдов,
В тиши зловещей хладных гор,
В тепле целительном равнин,
Проплыв, на запад курс держа,
Он в воды тёмные вошёл,
Где Ночь Извечная жила,
И плыл, не видя в ночи той
Ни берега, ни огонька.
Тогда его гнев охватил,
И развернул он свой корабль,
К востоку руль переложив,
Тайком домой вернулся вспять.
Тогда к нему Элвин пришла,
И убралась, в испуге, ночь,
Алмазов вспышек на груди:
Элвин пришла ему помочь.
С собой несомый Сильмарилл
Ему воздела на чело,
И снова в море он отплыл,
Светя в ночи её огнём.
Ему тогда навстречу шторм
Был послан мощью Тарменел,
Но он на крыльях ярых волн,
Навстречу шторму, в ночь летел,
Хлестали судно плети волн,
Валы пытались заглотить,
Но он смирил их злой напор,
И море вышло покорить.
Улёгся шторм. Он дальше мчал
По чёрной, едкой пене волн,
Над бездной той, где в глубине,
Уснувший материк лежал.
И вот, жемчужный видя блеск
Закрайних мира берегов,
Где Первой Песни, как рассвет,
Взымался отблеск золотой,
И горный заострённый пик,
Где у подножья тень легла,
Он понял - пред ним Эльдамар
И Валинор - край, где нет зла.
Пройдя сквозь ночь и бури гром,
Он словно сказку встретил въявь:
Шёл встречу башнями огней
В сиянье рос зелёный край.
И отражала тот огонь
Вкруг стен текущая река:
То был преславный Тирион,
Где башни все из хрусталя.
Он отдыхал там много дней,
Напевы древние учил:
Слетали со струн золотых
Сказания о днях былых.
Был белым-бел его наряд,
Светили рядом семь огней,
Когда, пройдя сквозь Каласир,
На край иной он бросил взгляд.
Вступил в дворец, что вечно юн,
Но помнит дней созданья свет,
В те залы, где Владыка жил
И мудро правил много лет.
Тогда над склоном Илмарин
Неслышно слово пронеслось,
И недоступно для живых,
В том мире облик обрело.
Пошли на новый на корабль
Мифрил и звонкое стекло,
Сверкали так его борта,
Что и взглянуть-то нелегко:
Не нёс ни вёсел, ни ветрил,
Искристо реял тонкий флаг,
И, как светильник, Сильмарилл
На мачте огненно сиял.
Самой пресветлой Элберет
Там укрепила его длань,
И был таким её завет,
Что он обрёл бессмертья дар,
Чтобы вернуться по морям
К родным, изведанным краям.
С крутых холмистых берегов,
Что носят имя Эвервен,
Понёсся вдаль его корабль
И скрылся в ночи его свет.
Дошёл до края он земли:
Всё дом он свой не мог найти,
Но наконец, прорезав мглу
Огнистым, искристым лучом,
Он выплыл к хладным берегам,
Поток где льдистый бил ключом.
И все Пределы обойдя,
Услышал горький женский стон
По древним дням, тогда, когда
Был этот мир не так жесток.
Но крепок был на нём завет,
И он не мог теперь нигде
Замедлить корабля свой бег,
Дать ход иной своей судьбе.
Ведь ему было суждено
Без устали теперь идти
Всё вдаль по Западной Земле
И светоч Их с собой нести.
Eдrendil was a mariner
that tarried in Arvernien;
he built a boat of timber felled
in Nimbrethil to journey in;
her sails he wove of silver fair,
of silver were her lanterns made,
her prow was fashioned like a swan,
and light upon her banners laid.
In panoply of ancient kings,
in chain‚d rings he armoured him;
his shining shield was scored with runes
to ward all wounds and harm from him;
his bow was made of dragon-horn,
his arrows shorn of ebony,
of silver was his habergeon,
his scabbard of chalcedony;
his sword of steel was valiant,
of adamant his helmet tall,
an eagle-plume upon his crest,
upon his breast an emerald.
Beneath the Moon and under star
he wandered far from northern strands,
bewildered on enchanted ways
beyond the days of mortal lands.
From gnashing of the Narrow Ice
where shadow lies on frozen hills,
from nether heats and burning waste
he turned in haste, and roving still
on starless waters far astray
at last he came to Night of Naught,
and passed, and never sight he saw
of shining shore nor light he sought.
The winds of wrath came driving him,
and blindly in the foam he fled
from west to east and errandless,
unheralded he homeward sped.
There flying Elwing came to him,
and flame was in the darkness lit;
more bright than light of diamond
the fire upon her carcanet.
The Silmaril she bound on him
and crowned him with the living light
and dauntless then with burning brow
he turned his prow; and in the night
from Otherworld beyond the Sea
there strong and free a storm arose,
a wind of power in Tarmenel;
by paths that seldom mortal goes
his boat it bore with biting breath
as might of death across the grey
and long-forsaken seas distressed:
from east to west he passed away.
Through Evernight he back was borne
on black and roaring waves that ran
o'er leagues unlit and foundered shores
that drowned before the Days began,
until he heard on strands of pearl
when ends the world the music long,
where ever foaming billows roll
the yellow gold and jewels wan.
He saw the Mountain silent rise
where twilight lies upon the knees
of Valinor, and Eldamar
beheld afar beyond the seas.
A wanderer escaped from night
to haven white he came at last,
to Elvenhome the green and fair
where keen the air, where pale as glass
beneath the Hill of Ilmarin
a-glimmer in a valley sheer
the lamplit towers of Tirion
are mirrored on the Shadowmere.
He tarried there from errantry,
and melodies they taught to him,
and sages old him marvels told,
and harps of gold they brought to him.
They clothed him then in elven-white,
and seven lights before him sent,
as through the Calacirian
to hidden land forlorn he went.
He came unto the timeless halls
where shining fall the countless years,
and endless reigns the Elder King
in Ilmarin on Mountain sheer;
and words unheard were spoken then
of folk of Men and Elven-kin,
beyond the world were visions showed
forbid to those that dwell therein.
A ship then new they built for him
of mithril and of elven-glass
with shining prow; no shaven oar
nor sail she bore on silver mast:
the Silmaril as lantern light
and banner bright with living flame
to gleam thereon by Elbereth
herself was set, who thither came
and wings immortal made for him,
and laid on him undying doom,
to sail the shoreless skies and come
behind the Sun and light of Moon.
From Evereven's lofty hills
where softly silver fountains fall
his wings him bore, a wandering light,
beyond the mighty Mountain Wall.
From World's End then he turned away
and yearned again to find afar
his home through shadows journeying,
and burning as an island star
on high above the mists he came,
a distant flame before the Sun,
a wonder ere the waking dawn
where grey the Norland waters run.
And over Middle-earth he passed
and heard at last the weeping sore
of women and of elven-maids
in Elder Days, in years of yore.
gut on him mighty doom was laid,
till Moon should fade, an orb‚d star
to pass, and tarry never more
on Hither Shores where mortals are;
for ever still a herald on
an errand that should never rest
to bear his shining lamp afar,
the Flammifer of Westernesse.
