Высокий, нескладный, "будто аршин проглотил", профессиональный уличный скрипач Алеccандро Ванцетти как всегда, двадцать лет почти на одном и том же месте, с раннего утра играл, собирая с милости прохожих на пропитание.
Простая, но неплохо сшитая (видимо, им самим) одежда слегка оттеняла выразительное лицо, на которое падала короткая, почти юношеская чёлка, тронутая сединой. Голубые, почти прозрачные глаза внимательно осматривали площадь. Шум людских голосов мало отвлекал его от игры, пока кто-то не сказал страшное даже среди cолнечного дня слово "Мафия". Алеcсандро вздрогнул, впервые за последние три года сбившись в своей любимой мелодии.
Никто не знал, откуда он взялся в городе двадцать лет назад. Он пришёл пешком, с той же скрипкой и тем же смычком, играл прекрасные мелодии и собирал подаяние. Сумел к холодам сам выстроить маленький кирпичный домик, поставил газовую плитку, иногда прикупал новый газовый баллон - тем и жил.
Очень редко, несколько раз в год, его убеждали не только играть, но и петь. Чистый голос настолько не сочетался с его невзрачным обликом, что певец очень быстро смущался и быстро замолкал.
Был он молчалив и в жизни. Изредка, когда ему не хватало простых знаков, первым из которых была улыбка, или его заинтересовывали разговорам, он мог поддержать умную учёную беседу, и в ней отвечая по возможности коротко, на попытку втянуть его в спор только мягко улыбаясь. Тогда его голос звучал тихо, всегда спокойно и рассудительно.
Кто присмотрелся бы внимательнее, узнал бы, что он водит знакомство с городскими нищими, любить слушать новости, наблюдать за проезжими - слушать, но не говорить.
Говорили, что он потомок Паганини, ещё говорили, что молодость он провёл в горном монастыре, где и приучился к молчаливости. Но никто не знал точно, а рассказывать он о себе не хотел.
Поняв, что настроение сбившейся мелодии утрачено, стареющий скрипач отправился в городскую ратушу, чтобы выяснить подробнее происходящее.
