Просмотр сообщений
21
Проза / Прекрасная Мэри
« : 16/01/2013, 17:22:38 »
Маша – отличная девушка. Учится на моем потоке. Надо бы с ней непременно познакомиться. А вот и случай представился. Она стоит на остановке, одинокая и трепещущая, как ива над обрывом. Пара пустячных вопросов ни о чем. Разговор потек, как надо. Мы сразу находим общий язык. Оказывается, Машино увлечение – кошки. Говорит, что у нее дома много кисок. Она просто помешана на них. Любит фотографировать.
– Ух, ты, какие фотографии! У тебя хороший телефон. И, вообще, отлично получается. Тебе нужно быть фотографом.
– Да с меня фотограф, как с коровы балерина.
– Я в детстве тоже увлекался кошками, – зачем-то вру я.
– Ух, ты! Здорово! И много у тебя было кошек?
– Одна была. Сиамская. Потом котят родила. Мы их раздали. А потом мы ее бабушке отдали. У нее мыши.
Как в темноте горят ее глаза. У нее такое лицо… Она определенно мне нравится. Высокого роста, стройная, с длинными, почти идеально прямыми ногами, не худыми и не толстыми. Но главное, конечно, лицо. Это Италия эпохи Возрождения, порочная и целомудренная. Что-то лисье и кошачье есть в этих больших спокойных желто-зеленых глазах, остром носике, большом чувственном рте и золотистых волосах, тяжелых, как оклад иконы.
И вот он, долгожданный день. День, когда мы поедем к ней домой. Она живет где-то на Курорте, не в самом поселке, а на отшибе. В поселке живет ее дядя, а больше никого у нее нет: она осиротела с детства.
Договорились встретиться в четыре часа на Финляндском вокзале. Вообще, этот вокзал – проклятое место. Здесь можно стоять друг напротив друга и не видеть друг друга в упор. Вот и теперь: я гадаю, что же могло случиться, и где же это моя прекрасная Мэри. Телефон недоступен. Наверное, в метро. И вдруг за спиной слышу знакомый голос:
– Привет.
– Привет! – оборачиваюсь и восклицаю я. – Замечательно выглядишь.
– Спасибо.
– Так. Перчаточки у нас, как всегда.
– Да. Мне холодно. Не май месяц.
– Ну, рассказывай, что случилось за эту неделю. Наверное, масса всего!
– Ну, да. Я чуть лодыжку не сломала.
– Да ты что! И как же это произошло?
– Спускалась с лестницы, зацепилась каблуком.
– Беречь себя надо. Не для себя, так для других.
– Будем стараться. День сотрудника внутренних дел проходил. А еще я модуль сдала.
– Здорово.
– Вообще, погода сегодня отличная. Даже, я сказала бы, тепло. Ветер только.
– Ветер разбавляет отличность погоды. Чтобы жизнь не казалась раем.
– Ну, да.
– Ну, как там день военных?
– Сотрудника внутренних дел.
– … День сотрудника внутренних дел. Извиняюсь.
– Нормально. Был у нас человек в погонах. Мне медаль дали как отличнику учебы.
– О! Поздравляю.
– Похвасталась…
На электричке мы ехали довольно долго, наверное, минут сорок. За это время успел узнать, что у Маши был парень, с которым они расстались, потому что он – звезда, и она – звезда, а две звезды не могут уживаться рядом. На том месте рассказа, где они расстались, объявили нашу остановку.
Мы шли по бесконечной прямой дороге, как по крыше, а в конце нам словно бы надлежало с нее упасть. Забор с правой стороны напоминал парапет, за которым была неведомая реальность, могущая втянуть наши судьбы и изменить наше время и пространство. Огромные сосны были, как антенны, улавливающие синюю тоску вечернего неба. Коттедж из белого кирпича с полосами из красного кирпича по бокам был абсолютно прям, с квадратными окнами, без всяких замысловатостей, как обычно водится. От него исходил холод, как от света на операционном столе, когда тебя рассекают скальпелем. Впрочем, первое неприятное впечатление прошло, когда я увидел шикарную обстановку внутри. В гостиной красовался огромный домашний кинотеатр с мощной системой звука.
– Мне подруга посоветовала один фильм посмотреть. Хочешь, посмотрим вместе?
– Давай.
Маша принесла фанты из холодильника и пиццу. На столе я заметил чучело утки. Она поймала мой взгляд и пояснила:
– Это я сама сделала.
– Сама? Ну, ты супер!
–Дядя был на охоте и привез утку. Мне жалко ее так стало… Решила ее увековечить. Морка, ну что ты трешься?
– Ух, ты, какая киска!
– Ты ей понравился. Ты посмотри! Она прям не отходит от тебя. Влюбилась.
Она взяла на руки кошку и ласково погладила, как подругу.
– Меня кошки, вообще, любят. Я какой-то для них мармеладом намазанный.
– Ты просто добрый человек. Моя Морка не любит злых. Да, кися?
Во время просмотра фильма я проникся ощущением торжественности происходящего. То и дело мой взгляд невольно падал на ее лицо, удивительно тонкое и красивое. То, что происходило между мной и с Машей, казалось, имело мировую важность. В общем, все дешевые трюки по выжиманию слезливости из зрителя подействовали. Но я еще не до конца сдался на милость эмоций:
– Знаешь… ощущение, что в фильме есть какой-то дефект, хотя, в общем, замечательный фильм…
– А мне понравилось.
– А ты веришь в это… в реинкарнацию и все такое? – я продолжал свою линию знакомства.
– Вообще, я – мистик по натуре. Этот фильм можно понимать не как фильм о реинкарнации, а о том, что все взаимосвязано. Все происходит одновременно, как бы, и мельчайшее событие в прошлом может изменить будущее.
– Ну, да… Есть, конечно, что-то такое…
– Мне кажется, люди, которых ты понимаешь и к которым у тебя возникает сразу симпатия, события, которые повторяются, – это все не случайно. У меня бывает ощущение дежавю, что я – ну, вот точно! – уже была в этом месте.
– Видишь, все эти мистики обычно используют аргумент дежавю, а ведь есть еще жамевю, состояние, когда человек в знакомой обстановке чувствует, что он здесь никогда не был. Как-то врачи все эти состояния объясняют глюками мозга…
– Ну, да… Но, у меня вот есть определенные события, которые повторяются снова и снова… Сейчас, подожди.
Маша вышла ответить на звонок телефона, который остался у нее на первом этаже. Через пару минут она вернулась.
– Мне нужно сейчас сходить к дяде. Он тут недалеко живет. Просто он уезжает утром, и ему надо передать мне денежку… Ты посидишь один?
– Конечно!
– Распоряжайся тут… В общем, не скучай. Я скоро.
Она стремительно оделась, выбежала из дому, и ее полнокровные ноги застучали каблуками сапожек по асфальту. Вот такой и должна быть русская красавица! Повезло тебе, парень!
Когда я остался один, мне вдруг жутко захотелось посмотреть какие-нибудь фотографии Маши. Скрипучий у нее пол. Наверное, внизу есть фотки. На кой черт они, вообще, мне сдались! Спускаюсь на первый этаж. Морка трется о мою ногу и мурлычет. Иди сюда, моя девочка! Какая идеальная шерстка. Хозяйка за тобой ухаживает, да? О-па, какая телка на фотографии! Наверное, мать Маши. Они похожи… Необыкновенная красавица! В полутьме у меня возникает фантазия, чтобы ее мама тоже сейчас была здесь, такая же молодая, как на фотографии. Наверное, это кощунство, так думать о мертвых. Я люблю их обеих, вот что я теперь знаю.
Возвращаюсь назад. Ничего не вижу на втором этаже. Дверь приходится наощупь искать. Блин, она, видать, захлопнулась, пока я там бродил, и теперь мне не войти. Может, она просто тугая, и нужно посильнее надавить? Хлипкий замок сломался, и я ввалился в комнату. И тут же понял, что это не та дверь. Но было уже поздно. Я включил свет.
Приторно-тошнотворное ощущение захватило меня настолько, что я долго не мог пошевелиться. Множество кошек, породистых и беспородных, мохнатых и гладкошерстных, взрослых и совсем маленьких котят смотрели на меня, как загипнотизированные. Все они неживые. Чучела, сделанные Машей. В глубине комнаты многоярусные шкафы. И там тоже кошки. Как их здесь много! Сотни! В углу стоял стол с какими-то жидкостями и инструментами, похожими на хирургические. Каждая кошка на своей подставке, к которой прикреплена табличка с любовно выведенным именем. Зрелище настолько завораживающее, что я едва сумел оторваться.
Зайдя, наконец, в гостиную, я увидел на столе листок бумаги, на котором быстрым почерком был написан стих. Он назывался «Ивве».
Возле замерзающего пруда
Брожу бесцельно в думах я,
И муза битый час нейдет…
Пусть пропадет все, пропадет:
Стихи, возлюбленная Ивва,
Листов исписанных гора!..
Уверена теперь я стала:
Я не любила никогда.
То – страсть безумная была.
ЛЮБОВЬ – иная.
Возвышенная…
Чистая…
Лишь в эти дни меня коснулась.
И о ВОЗЛЮБЛЕННОЙ писать сейчас
Не буду я. Все это грязь…
И бред.
Мне стыдно. Вот.
Где мусоропровод?
К чертям поэзию всю эту.
Карету мне, карету!..
Надо бежать. Но я, как в лихорадке, возвращаюсь в страшную комнату и ищу, преодолевая отвращение. Вот она: «Ивва». Я беру ее чучело. Она, как живая. Такой красивой кошки я не видел никогда. Мне кажется, какая-то часть самой Маши осталась в ней.
О, черт, звук шагов! Она поднимается! Или это у меня воображение разыгралось? Я выхожу, преодолевая трусость. Никого. Показалось. Бегу прочь из дому. Впопыхах я забыл свитер, и теперь мне холодно в моей тоненькой куртке. Мне кажется, что кто-то стоит там, у куста. Это Маша. В руке блестит нож. Оглядываюсь: никого. Она затеяла со мной такую игру, и теперь призом будет жизнь. Веселая девочка! А я уже все ноги промочил, и все-то бегу, хотя, кажется, уже оторвался. Можно перевести дух. Здесь, на перроне, она первым делом будет меня искать. Надо попроситься к кому-нибудь, пусть вызовут милицию. Ноги сами несут меня в сторону коттеджей и Финского залива. Ноги сами знают, что делать. Ноги неожиданно останавливаются в рощице, где я рву себе сухую подстилку и укрываюсь курткой. Вот здесь я и умру, на сырой хвое. Как тоскливо… Какие огромные звезды…
Домой я все-таки вернулся. Благополучно. Но потом еще долго оглядывался, выходя из подъезда, заходя в университет. Маша, как в воду канула. Что случилось с ней, доподлинно неизвестно. Говорят, она переехала в Москву.
Я возвращаюсь иногда к ее дому, теперь заброшенному. Вот и сегодня приехал пораньше, чтобы успеть до темноты. Хожу, как дурак, вокруг да около, вздрагиваю от каждого шороха. Пора бы уже войти в дом. Пора бы уже выпить по бокалу вина, обсудить нашу свадьбу, которая никогда не состоится. Мне кажется, что прекрасная Мэри придет сейчас и остановит мгновение, сделав со мной то же, что с кошками, оставив меня молодым и красивым навеки.
– Ух, ты, какие фотографии! У тебя хороший телефон. И, вообще, отлично получается. Тебе нужно быть фотографом.
– Да с меня фотограф, как с коровы балерина.
– Я в детстве тоже увлекался кошками, – зачем-то вру я.
– Ух, ты! Здорово! И много у тебя было кошек?
– Одна была. Сиамская. Потом котят родила. Мы их раздали. А потом мы ее бабушке отдали. У нее мыши.
Как в темноте горят ее глаза. У нее такое лицо… Она определенно мне нравится. Высокого роста, стройная, с длинными, почти идеально прямыми ногами, не худыми и не толстыми. Но главное, конечно, лицо. Это Италия эпохи Возрождения, порочная и целомудренная. Что-то лисье и кошачье есть в этих больших спокойных желто-зеленых глазах, остром носике, большом чувственном рте и золотистых волосах, тяжелых, как оклад иконы.
И вот он, долгожданный день. День, когда мы поедем к ней домой. Она живет где-то на Курорте, не в самом поселке, а на отшибе. В поселке живет ее дядя, а больше никого у нее нет: она осиротела с детства.
Договорились встретиться в четыре часа на Финляндском вокзале. Вообще, этот вокзал – проклятое место. Здесь можно стоять друг напротив друга и не видеть друг друга в упор. Вот и теперь: я гадаю, что же могло случиться, и где же это моя прекрасная Мэри. Телефон недоступен. Наверное, в метро. И вдруг за спиной слышу знакомый голос:
– Привет.
– Привет! – оборачиваюсь и восклицаю я. – Замечательно выглядишь.
– Спасибо.
– Так. Перчаточки у нас, как всегда.
– Да. Мне холодно. Не май месяц.
– Ну, рассказывай, что случилось за эту неделю. Наверное, масса всего!
– Ну, да. Я чуть лодыжку не сломала.
– Да ты что! И как же это произошло?
– Спускалась с лестницы, зацепилась каблуком.
– Беречь себя надо. Не для себя, так для других.
– Будем стараться. День сотрудника внутренних дел проходил. А еще я модуль сдала.
– Здорово.
– Вообще, погода сегодня отличная. Даже, я сказала бы, тепло. Ветер только.
– Ветер разбавляет отличность погоды. Чтобы жизнь не казалась раем.
– Ну, да.
– Ну, как там день военных?
– Сотрудника внутренних дел.
– … День сотрудника внутренних дел. Извиняюсь.
– Нормально. Был у нас человек в погонах. Мне медаль дали как отличнику учебы.
– О! Поздравляю.
– Похвасталась…
На электричке мы ехали довольно долго, наверное, минут сорок. За это время успел узнать, что у Маши был парень, с которым они расстались, потому что он – звезда, и она – звезда, а две звезды не могут уживаться рядом. На том месте рассказа, где они расстались, объявили нашу остановку.
Мы шли по бесконечной прямой дороге, как по крыше, а в конце нам словно бы надлежало с нее упасть. Забор с правой стороны напоминал парапет, за которым была неведомая реальность, могущая втянуть наши судьбы и изменить наше время и пространство. Огромные сосны были, как антенны, улавливающие синюю тоску вечернего неба. Коттедж из белого кирпича с полосами из красного кирпича по бокам был абсолютно прям, с квадратными окнами, без всяких замысловатостей, как обычно водится. От него исходил холод, как от света на операционном столе, когда тебя рассекают скальпелем. Впрочем, первое неприятное впечатление прошло, когда я увидел шикарную обстановку внутри. В гостиной красовался огромный домашний кинотеатр с мощной системой звука.
– Мне подруга посоветовала один фильм посмотреть. Хочешь, посмотрим вместе?
– Давай.
Маша принесла фанты из холодильника и пиццу. На столе я заметил чучело утки. Она поймала мой взгляд и пояснила:
– Это я сама сделала.
– Сама? Ну, ты супер!
–Дядя был на охоте и привез утку. Мне жалко ее так стало… Решила ее увековечить. Морка, ну что ты трешься?
– Ух, ты, какая киска!
– Ты ей понравился. Ты посмотри! Она прям не отходит от тебя. Влюбилась.
Она взяла на руки кошку и ласково погладила, как подругу.
– Меня кошки, вообще, любят. Я какой-то для них мармеладом намазанный.
– Ты просто добрый человек. Моя Морка не любит злых. Да, кися?
Во время просмотра фильма я проникся ощущением торжественности происходящего. То и дело мой взгляд невольно падал на ее лицо, удивительно тонкое и красивое. То, что происходило между мной и с Машей, казалось, имело мировую важность. В общем, все дешевые трюки по выжиманию слезливости из зрителя подействовали. Но я еще не до конца сдался на милость эмоций:
– Знаешь… ощущение, что в фильме есть какой-то дефект, хотя, в общем, замечательный фильм…
– А мне понравилось.
– А ты веришь в это… в реинкарнацию и все такое? – я продолжал свою линию знакомства.
– Вообще, я – мистик по натуре. Этот фильм можно понимать не как фильм о реинкарнации, а о том, что все взаимосвязано. Все происходит одновременно, как бы, и мельчайшее событие в прошлом может изменить будущее.
– Ну, да… Есть, конечно, что-то такое…
– Мне кажется, люди, которых ты понимаешь и к которым у тебя возникает сразу симпатия, события, которые повторяются, – это все не случайно. У меня бывает ощущение дежавю, что я – ну, вот точно! – уже была в этом месте.
– Видишь, все эти мистики обычно используют аргумент дежавю, а ведь есть еще жамевю, состояние, когда человек в знакомой обстановке чувствует, что он здесь никогда не был. Как-то врачи все эти состояния объясняют глюками мозга…
– Ну, да… Но, у меня вот есть определенные события, которые повторяются снова и снова… Сейчас, подожди.
Маша вышла ответить на звонок телефона, который остался у нее на первом этаже. Через пару минут она вернулась.
– Мне нужно сейчас сходить к дяде. Он тут недалеко живет. Просто он уезжает утром, и ему надо передать мне денежку… Ты посидишь один?
– Конечно!
– Распоряжайся тут… В общем, не скучай. Я скоро.
Она стремительно оделась, выбежала из дому, и ее полнокровные ноги застучали каблуками сапожек по асфальту. Вот такой и должна быть русская красавица! Повезло тебе, парень!
Когда я остался один, мне вдруг жутко захотелось посмотреть какие-нибудь фотографии Маши. Скрипучий у нее пол. Наверное, внизу есть фотки. На кой черт они, вообще, мне сдались! Спускаюсь на первый этаж. Морка трется о мою ногу и мурлычет. Иди сюда, моя девочка! Какая идеальная шерстка. Хозяйка за тобой ухаживает, да? О-па, какая телка на фотографии! Наверное, мать Маши. Они похожи… Необыкновенная красавица! В полутьме у меня возникает фантазия, чтобы ее мама тоже сейчас была здесь, такая же молодая, как на фотографии. Наверное, это кощунство, так думать о мертвых. Я люблю их обеих, вот что я теперь знаю.
Возвращаюсь назад. Ничего не вижу на втором этаже. Дверь приходится наощупь искать. Блин, она, видать, захлопнулась, пока я там бродил, и теперь мне не войти. Может, она просто тугая, и нужно посильнее надавить? Хлипкий замок сломался, и я ввалился в комнату. И тут же понял, что это не та дверь. Но было уже поздно. Я включил свет.
Приторно-тошнотворное ощущение захватило меня настолько, что я долго не мог пошевелиться. Множество кошек, породистых и беспородных, мохнатых и гладкошерстных, взрослых и совсем маленьких котят смотрели на меня, как загипнотизированные. Все они неживые. Чучела, сделанные Машей. В глубине комнаты многоярусные шкафы. И там тоже кошки. Как их здесь много! Сотни! В углу стоял стол с какими-то жидкостями и инструментами, похожими на хирургические. Каждая кошка на своей подставке, к которой прикреплена табличка с любовно выведенным именем. Зрелище настолько завораживающее, что я едва сумел оторваться.
Зайдя, наконец, в гостиную, я увидел на столе листок бумаги, на котором быстрым почерком был написан стих. Он назывался «Ивве».
Возле замерзающего пруда
Брожу бесцельно в думах я,
И муза битый час нейдет…
Пусть пропадет все, пропадет:
Стихи, возлюбленная Ивва,
Листов исписанных гора!..
Уверена теперь я стала:
Я не любила никогда.
То – страсть безумная была.
ЛЮБОВЬ – иная.
Возвышенная…
Чистая…
Лишь в эти дни меня коснулась.
И о ВОЗЛЮБЛЕННОЙ писать сейчас
Не буду я. Все это грязь…
И бред.
Мне стыдно. Вот.
Где мусоропровод?
К чертям поэзию всю эту.
Карету мне, карету!..
Надо бежать. Но я, как в лихорадке, возвращаюсь в страшную комнату и ищу, преодолевая отвращение. Вот она: «Ивва». Я беру ее чучело. Она, как живая. Такой красивой кошки я не видел никогда. Мне кажется, какая-то часть самой Маши осталась в ней.
О, черт, звук шагов! Она поднимается! Или это у меня воображение разыгралось? Я выхожу, преодолевая трусость. Никого. Показалось. Бегу прочь из дому. Впопыхах я забыл свитер, и теперь мне холодно в моей тоненькой куртке. Мне кажется, что кто-то стоит там, у куста. Это Маша. В руке блестит нож. Оглядываюсь: никого. Она затеяла со мной такую игру, и теперь призом будет жизнь. Веселая девочка! А я уже все ноги промочил, и все-то бегу, хотя, кажется, уже оторвался. Можно перевести дух. Здесь, на перроне, она первым делом будет меня искать. Надо попроситься к кому-нибудь, пусть вызовут милицию. Ноги сами несут меня в сторону коттеджей и Финского залива. Ноги сами знают, что делать. Ноги неожиданно останавливаются в рощице, где я рву себе сухую подстилку и укрываюсь курткой. Вот здесь я и умру, на сырой хвое. Как тоскливо… Какие огромные звезды…
Домой я все-таки вернулся. Благополучно. Но потом еще долго оглядывался, выходя из подъезда, заходя в университет. Маша, как в воду канула. Что случилось с ней, доподлинно неизвестно. Говорят, она переехала в Москву.
Я возвращаюсь иногда к ее дому, теперь заброшенному. Вот и сегодня приехал пораньше, чтобы успеть до темноты. Хожу, как дурак, вокруг да около, вздрагиваю от каждого шороха. Пора бы уже войти в дом. Пора бы уже выпить по бокалу вина, обсудить нашу свадьбу, которая никогда не состоится. Мне кажется, что прекрасная Мэри придет сейчас и остановит мгновение, сделав со мной то же, что с кошками, оставив меня молодым и красивым навеки.