В тестовом режиме открыт раздел сайта «Встречи»
Здесь больше нет рекламы. Но могла бы быть, могла.
Впрочем, и квенди, как я понимаю, ростом соответствовали высоким людям, не более того.Квенди были очень огромные. Например, Феанор был ростом со слона (небольшого). Выше двух метров. Галадриэль тоже была очень высокой, особенно для женщины, 193 см (если верить одному сайту). Какого же роста была Квенди-Танька?
Цитировать...варил он себе корешки- у Робина, как и у Фродо, был слуга, который таскал за ним кастрюльки? Но зачем тогда самому варить, слуга же есть?
Вспоминается "Птицелов" Багрицкого. Но тот был больной, сумасшедший. Ваш-то Робин вроде нет?
Но внешность у нее воспроизводит лунных эльфов DnD, а те скорее ниже среднего человеческого роста (правда, конкретно она - в перспективе, "крупный экземпляр": отец-то у нее человек, да еще и богатырского сложения)....варил он себе корешки- у Робина, как и у Фродо, был слуга, который таскал за ним кастрюльки? Но зачем тогда самому варить, слуга же есть?
У вас Танька - человек, а у писателя О.Дивова - Катька - целый мамонт. Может и вам взять крупнее?Цитировать...дружбы мамонтёнка Катьки и чукотского мальчика Умки — он же Василий Иванович Умкы, родившийся в семье потомственных мамонтоводов. По книге разбросаны намёки и отголоски всем нам хорошо знакомых произведений — мамонт Катька, бросающийся в холодные волны Берингова моря вслед за катером Северного флота, на котором уплывает рядовой-моторист И.В.Умкы...источник
Но вообще, да, аспирин - идея хорошая именно с точки зрения профилактики тромбов. Последую вашему совету, спасибо.Огам Танька и правда знала – от мамы. В университете – по крайней мере, на естественном факультете – ему не обучали: у гленцев старинное письмо ирландских и пиктских друидов так и не прижилось. По слухам, тому противились сами друиды. Те будто бы считали, что в огаме содержится слишком много опасной волшбы. Мама полагала иначе, даже пыталась когда-то вводить его в обиход – но без особого успеха. Не было пользы от владения огамом и для Таньки. И вот наконец это знание все-таки пригодилось.
Перебираться в фургон не пришлось: господин Лэри принес в дом крышку сундука. Вся ее верхняя сторона оказалась испещрена свежими, совсем недавно вырезанными штрихами огама. Длинные линии были покрыты короткими черточками букв – ни дать ни взять нотные линейки с нотами.
Пристроив громоздкую крышку у себя на коленях, Танька погрузилась в чтение. С непривычки пришлось водить пальцем по строчкам. Мама – та вообще умела считывать огам рукой, наощупь. У Таньки так не получалось. Но этого и не требовалось: света для ее зрения вполне хватало. Как ни странно, написано было по-бриттски, так что штрихи легко складывались в слова. И в освещенном маленькой масляной лампой помещении вскоре зазвучал тихий, но взволнованный голос сиды:
– Любезным друзьям моим Эрку ап Кэю ап Касуину ап Йестину ап Бенезеку ап Зетару из клана Вилис-Румон и жене его Гвенифер верх Мадрон ап Маррек ап Керезик ап Уителл ап Эловен, ныне состоящей в том же самом клане. Я, Хродберт, сын Радалинды верх Храмн, уроженки города Териваны, что в Австразии, будучи свободным человеком вне кланов и племен и находясь в трезвом уме и твердой памяти, поручаю вам беречь дом, доверенный мне думнонским кланом Плант-Дубногарт, до тех пор, пока я не вернусь с острова Авалон, и разрешаю вам пользоваться этим домом и всем находящимся в нем имуществом, ни в чем себе не отказывая. Если я задержусь на острове так долго, что заботиться об этом доме вам станет уже не под силу, то передайте его на тех же условиях своему сыну Беорну. Если же вы сочтете этот труд для себя непосильным или неподходящим, то смело возвращайте дом клану Плант-Дубногарт и не тревожьтесь обо мне.
Сыну своему Родри ап Хродберту я передаю в дар свиток с волшебными письменами, в свое время присланный мне отцом, Альбероном из народа Дон, и дарующий своему владельцу способность получать всё, чего бы он ни пожелал. Прошу, однако, хранить эту вещь при себе упомянутому выше Эрку ап Кэю с тем, чтобы не ранее чем через три года передать ее Родри, предварительно убедившись, что тот по-настоящему овладел моими умениями и использует их только против злых людей и в помощь честному народу. Пока же прошу при первой возможности вручить Родри золотой солид. Надеюсь, что мой сын сумеет распорядиться этими деньгами разумно и достойно. И свиток, и солид должны найтись в шкатулке, зарытой под большим папоротником возле входа в упомянутый выше дом.
Славной леди Этайн верх Тристан ап Эмрис а Немайн верх Дэффид я оставляю в дар свою дудочку, поющую птичьими голосами. Надеюсь, что эта вещица окажется для нее не только занятной, но и полезной. Храброй Орли Ни-Кашин и ее подруге Санниве я дарю на счастье и на память о себе по серебряному милиарисию. Дудочка и монеты отыщутся в повозке на моем ложе под подушкой.
Да хранят вас всех Господь и святой Давид!
Хродберт, сын Радалинды верх Храмн, известный также как Робин Добрый Малый.
Танька читала письмо – и словно наяву слышала хрипловатый, чуть насмешливый голос Робина. Пауз старалась не делать: они давались слишком тяжело. Стоило хотя бы на мгновение оторваться от вырезанных на доске знаков – и перед глазами немедленно появлялось видение из недавнего сна – корабль под белым парусом, уходящий навстречу закатному солнцу. Глаза тут же застилали слезы, а строчки начинали расплываться и двоиться, так что приходилось вытирать лицо рукавом.
И все-таки она справилась – дочитала письмо до конца, и даже голос у нее вроде бы ни разу не дрогнул.
– А про Мэйрион – ни слова... – задумчиво проговорила Гвен, а потом глянула на Таньку и вдруг вплеснула руками: – Ох, Эркиг, ну вот зачем ты ее читать заставил!
– Да я... – начал было господин Эрк, но тут же оборвал фразу.
– Всё хорошо, госпожа Гвен, – поспешно воскликнула Танька и тоже смущенно запнулась. – То есть я хотела сказать…
Гвен посмотрела на нее, печально улыбнулась, вздохнула:
– Да что тут говорить... А Робин – он и правда хороший был очень. Даже о нас вот, выходит, позаботился напоследок. Вроде ведь и не завещание это никакое, а все равно вышло, что он нам свой дом оставил. Теперь перед Родри даже и неловко...
– Совсем не о том ты, Гвеног, – перебил жену господин Эрк и продолжил, обращаясь уже к Таньке: – Знаете, леди... Спасибо, что вы тогда сказали Робину, что в нем есть сидова кровь. Даже если он и не поверил – все равно это было для него очень важно. Ведь Мэйрион – она никогда не замечала в Робине ничего особенного. То ли не могла разглядеть, то ли не хотела – не знаю даже. А он...
Не договорив, господин Эрк вновь умолк. Некоторое время он неподвижно стоял и робко смотрел то на Гвен, то на Таньку, словно порывался сказать что-то еще, но никак не мог решиться.
– Эрк, – вымолвила наконец Гвен. – Говори уж.
Господин Эрк кивнул.
– Ладно, – произнес он. – Вроде, не ко времени оно совсем, но уж призна́юсь. Я когда-то о Робине песенку сочинять взялся, а в эту ночь как раз ее и окончил... Ну, в общем, вот.
Гвен посмотрела на мужа, чуть подумала, а потом твердо, уверенно произнесла:
– Ты плохого не сочинишь, Эрк. Так что пой – или просто говори, если тебе так удобнее. Может быть, он там услышит и обрадуется.
– Вот и я так подумал, – неожиданно оживился господин Эрк.
Пожалуй, это оказалась не совсем песня – скорее, стихотворение без припева и вообще без какого-либо подобия рефрена. Впрочем, господин Эрк петь ее и не пытался. Вместо этого он медленно вышел на середину комнаты и, остановившись возле очага, негромко продекламировал:
То взбираясь на холм, то спускаясь в овраг,
Не боясь ни канав, ни колдобин,
По Британии шел озорной весельчак,
Добрый малый по имени Робин.
Камень римских дорог и утоптанный дерн –
Путь любой для него был прекрасен,
И встречал его в мае цветением терн,
А по осени – золотом ясень.
Находил то и дело себе он ночлег
Под густою дубовою кроной
Да и спал безмятежно, чудак-человек,
Словно в доме под крышей зеленой.
Вместо мяса варил он себе корешки,
Но не ведал от этого горя –
Просто жил – не тужил, распевая стишки
И малиновке дудочкой вторя.
А когда доводилось грустить одному,
То недолго бывал он в печали:
Улыбались девчонки на фермах ему,
А друзья кружкой пива встречали.
Ведь повсюду друзей находил удалец
Там, где ясень рос, дуб и терновник.
А боялись его только скряга-купец,
Поп-святоша да жадный чиновник!
Закончив чтение, господин Эрк откашлялся и слегка поклонился – должно быть, по старой лицедейской привычке. А в доме вдруг сделалось тихо-тихо. Молчала вышедшая из-за занавески леди Эмлин, молчали замершие рядом с ней сэр Идрис и сэр Тревор. Молча выглядывала из-за спины леди Эмлин Санни, молча смотрел на нее непривычно грустный весь этот день мастер Сигге. Молчал, накручивая ус на палец, стоявший возле дверного косяка господин Лэри, молчала, теребя косу, прильнувшая к нему Нуала. Застыла неподвижно с ошарашенным видом и тоже молчала обыкновенно такая шумная Орли. Молчал сидевший на скамейке Беорн, наверняка не понявший в стихах господина Эрка ни единого слова. И среди этого молчания раздавалось тихое, едва слышное всхлипывание Гвен.
У Таньки тоже наворачивались слезы на глаза, но она мужественно сдерживала рвавшийся наружу плач – опасалась заразить им остальных. Сейчас она почему-то совсем не надеялась, что это принесло бы им облегчение.
Между тем Гвен всхлипывала всё реже и реже и, наконец, затихла – но, как оказалось, ненадолго. Неожиданно она приподнялась на скамейке, устремила полный надежды взгляд на господина Эрка и громко, отчетливо произнесла:
– А может, они все-таки доплыли? А, Эркиг?
Тот в ответ лишь развел руками:
– Ох не знаю, Гвеног. Все-таки Авалон – это ведь где-то за Эннором, неблизко...
– Да нет там никакого Авалона, – мотнув головой, вмешался вдруг в их разговор господин Лэри.
– Как это? – удивленно повернулся к нему господин Эрк.
– А вот так, – господин Лэри хмуро посмотрел на него и пожал плечами. – Хаживал я туда – и на Эннор, и дальше на запад. Нет там ничего – ни дворцов, ни садов. А за Эннором и земли нет – одна вода, и конца-края ей не видно.
Господин Эрк понуро вздохнул, опустил голову. Зато Гвен, наоборот, оживилась. Погладив по голове сидевшего рядом притихшего Беорна, она вдруг что-то шепнула ему по-саксонски и поднялась со скамейки. Затем Гвен уперла руки в бока, пристально посмотрела на господина Лэри и со странным отчаянным задором воскликнула:
– Говоришь, одна вода, ирландец? Ну так я сейчас сама посмотрю!
Вслед за этим она отворила дверь и шагнула наружу.
Не успела Танька осмыслить происходившее, как Гвен вернулась в дом – и, так и не закрыв за собой дверь, тотчас же поманила господина Лэри рукой:
– Говоришь, одна вода, значит? Эй, ирландец, а ты выгляни-ка на улицу! И дубок возле дома стоит как прежде, и старый ясень на склоне холма, а уж терновник и вовсе всё собой заполонил! А наша леди говорила: «Пока дуб, терновник и ясень»... Помнишь ее слова, Эркиг?
Кажется, господин Эрк только и опомнился, когда услышал свое имя.
– Гвеног!.. Да что же это с тобой такое, девочка моя?! – ахнул он и суетливо засеменил к жене – а подбежав, тотчас же обхватил ее, словно ребенок мать, обеими руками вокруг пояса.
– Гвеног, опомнись же, моя маленькая!..
Гвен вздрогнула, повернула к нему красное, мокрое от слез лицо. И, всхлипнув, торопливым полушепотом проговорила:
– Нет-нет, Эркиг, ты не бойся! Я еще не выжила из ума, я не как Мэйрион, правда же! Просто... Ну сам подумай, как же теперь люди без нашего Робина будут? А сам он, – Гвен всхлипнула еще раз, – даже без могилки останется! И ведь люди наверняка решат, что он и правда перебрался на Авалон...
И тут господин Эрк вдруг встрепенулся. Отпустив Гвен, он сделал шаг назад и, задрав голову, быстро проговорил:
– Так, Гвеног! Подожди-подожди... Знаешь, а может быть, именно так и нужно?!
Гвен вздрогнула. Потом вдруг перекрестилась.
– Ты что, Эркиг? Господь с тобой!
Теперь Гвен уже не плакала и даже не всхлипывала. Застыв, она смотрела на мужа – сразу и удивленно, и испуганно.
А тот не отрываясь смотрел на нее и говорил горячо и взволнованно:
– Смотри, Гвеног! Простые люди все равно ни за что не поверят в его смерть. Не из-за терновника, дуба и ясеня, а просто потому, что они давно видят в нем своего защитника. Непохожего на Артура, совсем другого, – но настоящего и притом волшебного. Знала бы ты, сколько песенок о нашем Робине я выучил за последние годы на постоялом дворе Суэйнсуика! Я слышал их и от англов, и от проезжих бриттов – от гвентцев, от поуисцев, даже от северян из Алт Клуита – и все они славят его озорные сидовские шутки и его добрые дела! К тому же Робин ведь и сам хотел, чтобы все поверили, что он уплыл на Авалон. Так зачем нам идти против воли людей и против его собственной воли?
– Ох, Эркиг, – задумчиво вздохнула Гвен. – Верно ты сказал, только вот... Если бы он хотя бы и правда был сидом! Только вот не вышло ли, что наша леди поверила в то, чего нет?
Едва лишь Танька услышала эти слова, как ее бросило в жар. Она и так-то отчаянно страдала от случившегося: то ей казалось, что Робин заболел после ее дурацкой прогулки по деревне, то – что без ее лживой клятвы Мэйрион не потащила бы его в море... Рассудок говорил ей, что Робин мог заболеть по самым разным другим причинам, что все равно никто не смог бы исцелить его тяжелую пневмонию – вот только чувства с этими доводами никак не желали соглашаться! А теперь, после слов Гвен, Танькой овладела новая мучительная мысль: неужели даже «цензор» сбежал, устыдившись ее чудовищной лжи?! И ведь получалось, что Гвен все равно ей верила – ее искренности, ее правдивости!
В замешательстве смотрела Танька на Гвен и лихорадочно раздумывала, как поступить. Всё казалось ей неправильным – и молча согласиться, и признаться в намеренном обмане. Потом откуда-то явилось отчетливое понимание: молчать точно нельзя, надо непременно сказать какие-то настоящие, правдивые слова – не ради себя, ради памяти Робина! Вот только что это должны быть за слова, о чем?.. В голове у Таньки стремительно пронесся целый вихрь образов: Орли, вспоминающая родную Иннишкарру; бард Овит, поющий под расстроенный крут о подвиге защитников Кер-Глоуи; похожие на штили нот палочки огама на деревянной крышке сундука...
А потом перед ее внутренним взором вновь предстал уходящий к закату белый корабль из недавнего сновидения – и вдруг нужные слова сами собой прозвучали в ее голове. И тогда Танька, сама себе удивляясь, громко воскликнула:
– Госпожа Гвен, господин Эрк!
В следующий миг Танька ощутила сгустившееся вокруг нее напряженное внимание. Казалось, все люди в доме повернулись к ней, смотрели на нее, ждали ее слов.
– Выслушайте меня, пожалуйста! – продолжила она. – Да неважно, кем был Робин по рождению! Важно совсем другое – каким он был. Знаете что рассказывает об Авалоне наше старинное предание?!
Господин Эрк вдруг вздрогнул. Затем он резко повернул голову к Таньке, блеснул глазами.
– Старинное предание? Леди, вы говорите о какой-то легенде сидов?
– Можно сказать и так, господин Эрк, – торопливо ответила Танька. – Мне эту легенду поведала мама, а сама она узнала ее от своего учителя.
Господин Эрк кивнул и тут же приоткрыл рот, явно намереваясь спросить что-то еще, но опомнившаяся к этому времени Гвен дернула его за рукав, как расшалившегося ребенка.
– Эркиг, пожалей леди: она едва жива! – шепнула она тихо, но вполне разборчиво.
– Нет-нет, – воскликнула Танька. – Мне совсем не трудно, госпожа Гвен!
Та растерянно кивнула и, ничего больше не сказав, медленно опустилась на скамейку.
– Так во́т... – начала рассказ Танька. – Когда-то в давние времена на далеком западном острове стоял город, звавшийся Аваллонэ. Сам остров, конечно, тоже имел название, но какое-то другое... – на мгновение Танька запнулась, но быстро собралась духом и уверенно продолжила: – А рядом с тем островом лежала огромная, куда больше Придайна, земля, которую наш народ называл Аман. Предание говорит, что и Аман, и остров возле него были в те времена поистине благословенным землями. Жившие там сиды не знали ни голода, ни болезней. Войн они тоже почти не знали. Но потом смертные люди, жившие по другую сторону моря, сделали одну очень большую глупость...
Танька вновь запнулась. Рассказывать историю одурманенного врагом правителя людей, решившего завоевать бессмертие, она все-таки не хотела: не ко времени. Пришлось немножко подумать – и выход все-таки отыскался.
– В общем, люди пошли на сидов войной, – продолжила Танька рассказ, выбросив лишние подробности. – И тогда Господь в ответ скрыл от людей и Аман, и остров с городом Аваллонэ...
– Так что́, путь туда открыт теперь только сидам? – перебила вдруг Нуала.
– Нет-нет, – поспешно мотнула головой Танька. – Людям тоже. Самым достойным, по особому Господнему благоволению. Этот путь называют еще Прямым, потому что увидеть его способен лишь тот, у кого праведна жизнь и чисты помыслы.
– Верно, – подтвердил вдруг господин Лэри. – Если этот остров звался Тир-На-Ног, то святой Брендан, сказывают, дотуда все-таки добрался.
– То, что я вам рассказала, – всего лишь предание. Время, конечно, могло его сильно исказить, – подумав, на всякий случай уточнила Танька.
– Филиды говорят, что за всяким преданием стоит правда, – снова вмешался господин Лэри. Господин Эрк сначала чуть усмехнулся, однако, подумав, согласно кивнул.
– Пожалуй, это верно, – медленно произнес он. – Магистр Пиран, мой учитель, говаривал когда-то: даже если Плавт и верил, что сам царапает стилом по доске, на самом деле его рукой водила Талия. А музы – они такие, праздными выдумками баловаться не станут. Только вот Мэйрион – кто поверит, что ее пустили на Авалон? Вот уж кого я бы не назвал теперь ни праведной, ни чистой помыслами!
– Эркиг!.. – укоризненно воскликнула Гвен. – Да много ли кто запомнил Мэйрион такой вот безумной старухой? Вся Думнония знала ее совсем другой!
