Автор: posadnik›
« : 09/05/2013, 11:17:27 »кстати, "лёссовые скалы" звучит как "скалы из глины". Ибо ею лёсс и является. если убрать частности.
Новости:
В тестовом режиме открыт раздел сайта «Конвенты».
Здесь больше нет рекламы. Но могла бы быть, могла.
Автор: Владимир Павлов›
« : 31/03/2013, 16:39:13 »Не выразить трубам машин тот пророческий плач! -которым "рыдает и стонет..."
Тот - какой?
это как коэффициент в уравнении. надо принять как данность:взор девчонки выражает муку
Лишь взором бездомной девченки блеснет эта мука
Причем тут взор бездомной девчонки и как это соотносится с мукой? Неясно, что это взор выражает.
Мука стала девчонкой
И снова от лютого холода спрячется в плащ.
Мука, как взор, блеснула и спряталась в плащ. Взор прячется в плащ? КАК?
"Реальность прогнется в хрустальный пирог «РЖД»." - вообще неясный образ.
Реальность, отражаясь в зеркальном фасаде, как бы продолжается в этом отражении, образуя новую реальность
Указывает на обоснование предыдущего утверждения
"А здесь – унеси меня прочь, растопчи, суматоха!
Ведь не разомкнуть все равно мне кольца Кольцевой…" - почему "ведь"?
выпал
"Подвинувшись, будто я выпал – осталась душа." ВЫПАЛ?
Это аллюзии на "Заставу Ильича", где герой "преследует" понравившуюся ему девушку до дома.
"И оттепель ранняя слишком, еще ведь до мая…
И – может, ты купишь свой самый счастливый билет? " - СВЯЗЬ? ГДЕ СВЯЗЬ?
Автор: argghh›
« : 22/03/2013, 12:50:27 »Не выразить трубам машин тот пророческий плач! -
Тот - какой?
Лишь взором бездомной девченки блеснет эта мука
Причем тут взор бездомной девчонки и как это соотносится с мукой? Неясно, что это взор выражает.
И снова от лютого холода спрячется в плащ.
Мука, как взор, блеснула и спряталась в плащ. Взор прячется в плащ? КАК?
"Реальность прогнется в хрустальный пирог «РЖД»." - вообще неясный образ.
"А здесь – унеси меня прочь, растопчи, суматоха!
Ведь не разомкнуть все равно мне кольца Кольцевой…" - почему "ведь"?
Твое "она" и "ты" меняются совершенно бессистемно
"Подвинувшись, будто я выпал – осталась душа." ВЫПАЛ?
"И оттепель ранняя слишком, еще ведь до мая…
И – может, ты купишь свой самый счастливый билет? " - СВЯЗЬ? ГДЕ СВЯЗЬ?
Тот - какой?
Лишь взором бездомной девченки блеснет эта мука
Причем тут взор бездомной девчонки и как это соотносится с мукой? Неясно, что это взор выражает.
И снова от лютого холода спрячется в плащ.
Мука, как взор, блеснула и спряталась в плащ. Взор прячется в плащ? КАК?
"Реальность прогнется в хрустальный пирог «РЖД»." - вообще неясный образ.
"А здесь – унеси меня прочь, растопчи, суматоха!
Ведь не разомкнуть все равно мне кольца Кольцевой…" - почему "ведь"?
Твое "она" и "ты" меняются совершенно бессистемно
"Подвинувшись, будто я выпал – осталась душа." ВЫПАЛ?
"И оттепель ранняя слишком, еще ведь до мая…
И – может, ты купишь свой самый счастливый билет? " - СВЯЗЬ? ГДЕ СВЯЗЬ?
Автор: Владимир Павлов›
« : 13/03/2013, 16:25:19 »Про словоупотребление интересно
Автор: argghh›
« : 12/03/2013, 14:42:21 »Честно скажу, мне не удалось осилить. Вы потеряли меня примерно на пятом четверостишии, слишком пафосно и словоупотребление неаккуратное
Автор: Владимир Павлов›
« : 08/03/2013, 22:10:48 »
Автор: Владимир Павлов›
« : 08/03/2013, 17:00:20 »Посвящается 50-летию "Заставы Ильича" Марлена Хуциева. России. И всем женщинам
Автор: Владимир Павлов›
« : 08/03/2013, 16:58:26 »Симфонию города грянет орган Ленинградской,
И в клавиши вогнутых банков войдут времена.
Из горнов вокзальных шатров – белым, синим и красным –
Трезвучием небо гремит. Каждый кабель – струна!
Рыдает и стонет заснеженный гриф виадука.
Не выразить трубам машин тот пророческий плач!
Лишь взором бездомной девченки блеснет эта мука
И снова от лютого холода спрячется в плащ.
А в тысячи пикселей окон грядущее глянет.
Реальность прогнется в хрустальный пирог «РЖД».
Антракт начался. Только пусто в дырявом кармане.
Клубничный чизкейк – «Желдортрест» и закат – Каркадэ.
В гудящей толпе ты идешь – чистым голосом льёшься.
Ты мощную тему дала, прозвучала и – нет.
Мелодия чертит за рельсами скалы из лёсса.
Вернулся на площадь. В метро потерял ее след.
Сквозь мрамор платформы проглянет другая эпоха.
Я понял, я знаю, я вижу, что жил там с тобой!
А здесь – унеси меня прочь, растопчи, суматоха!
Ведь не разомкнуть все равно мне кольца Кольцевой…
Я долго просил подаяния, но не деньгами, –
Прощением – каждый прохожий отпустит грехи.
А после – успел, когда били меня сапогами,
Вскочить на Таганской, уйдя от подростков лихих.
«Со скидкой!» – кричит продавец – но не слышу я крика.
Подвинувшись, будто я выпал – осталась душа.
Так трудно мне взгляд от тебя отрывать больше мига
И встретить твой взгляд. И – как больно! – впервые дышать.
Глаза твои – глубже, чем небо. Так тонок твой пояс…
Ты – с книжкой. Малейший порыв изменяет лицо.
Тебя закрывает толпа, перед выходом строясь.
Встаешь. Ну, а я – как застыл. Так и буду глупцом…
– Сейчас, между прочим, она ведь уйдет. И упустишь.
«Застав Ильича» неподкупный и честный герой!
Я вышел на Волоколамской. За ней! – через пустошь.
А как оказался … Да думать не важно порой!
А как оказался в кафе, за тобой наблюдая,
Стоял у киоска с печатью и книгой тех лет…
И оттепель ранняя слишком, еще ведь до мая…
И – может, ты купишь свой самый счастливый билет?
В горошину плащ – подойти, эх… В горошину – где ты?
Я чую – в метро, я включаю предвыстрельный нюх.
Выходишь. Афиши. Я списанным стал пистолетом:
Осечка, осечка. Твой дом недоступен огню.
На входе застыв, оглянулась от жгучего взгляда.
Мы слились глазами, испуг твой прошел. Жест руки.
А после – я ждал. Жгучих ливней. Ручьев. И парада.
Тебя чтобы вырвать из общей ревущей реки!
Чтоб ты не успела опомниться. Ух, как грохочет
Салют! И шампанское. Ты бутерброды несешь?
Чтоб были бессонными светлые майские ночи,
И путь не кончался – в сплетении пальцев, как дрожь…
Как сердце мое – так стучите, цеха и заводы!
А я, позабывшись в мечтах, перевыполню план.
Сегодня назначишь свидание так же – у входа,
И скажешь (Я крепко в ладонях сжимаю твой стан):
– Мне кажется-таки созрело решение, милый.
Не знаю, с твоим совпадет ли оно, или нет.
Но я оптимальней сегодня придумать не в силах.
Остался лишь маленький штрих и – оформлен ответ.
– Одно твое слово взнесет на вершину блаженства
Иль в пропасть страдания сбросит, в кромешную тьму.
Что значат те фразы? Узнать бы… Они – совершенство!
Загадка Богини простому земному уму.
– Люблю тебя, милый! С тобой я, и брось сомневаться.
Своими словами ты штрих этот сделать помог.
– Мне так хорошо… И так больно. Минута – как двадцать.
При всех целовать я желаю атлас твоих ног.
Я жду. Так боюсь… Словно Судного дня и расстрела.
Ты – переезжай, вдруг захочется все поменять.
Да, пусть то решение в сердце твоем уж созрело, –
И смертник теряет надежду лишь с залпом огня.
– Мой милый, любимый, жалею, что это сказала!
Молчала б до завтра. И ты не страдал бы. Прости!
Я завтра приеду. Мы встретимся – так же – глазами.
Я дам тебе точный ответ. Ты допишешь наш стих.
Я требовал: Здесь и сейчас! Приезжай и останься!
Я сердце твое истерзал! предавал! продавал!
Отрезал кусочек любви грубым чувствам-повстанцам! –
Республики-страсти продолжили этот развал!
А дальше – захватят Правительство бесы на танке.
Пошлют на войну наших (ах!) нерожденных детей.
Подъезд заблюют неформалы и прочие панки.
Заводы поделят бандиты червовых мастей.
Глаза твои – глубже, чем небо. Так тонок твой пояс…
Ты – черная волга. Я снова пропал без вести…
Полковник ГБ остановит тот призрачный поезд.
Посадит, закурит и – грустно так – гимн насвистит.
И вновь я вернулся. Проснулся. Родился. Что толку?
Не скрыться от памяти. Та – как гостиничный шпиль.
Темнеет. А жизнь трех вокзалов звучит без умолку.
Что толку?
– Не те музыканты, не тот, не возвышенный стиль.
Да, это не стих, а застывшие наледью слезы
И свет в незапамятном прошлом погасших светил.
И я не поэт, а избранник январских морозов,
Борец за тепло в торжестве хаотических сил.
Что – Здесь и Сейчас? – Лишь свистящий снаряд над окопом.
То прошлое – вечность!!! В него – к нам с тобой – я вернусь!
Я сердца бы кровью омыл твои сбитые стопы!
Богиня! Любимая! Светлая! Милая Русь!
И в клавиши вогнутых банков войдут времена.
Из горнов вокзальных шатров – белым, синим и красным –
Трезвучием небо гремит. Каждый кабель – струна!
Рыдает и стонет заснеженный гриф виадука.
Не выразить трубам машин тот пророческий плач!
Лишь взором бездомной девченки блеснет эта мука
И снова от лютого холода спрячется в плащ.
А в тысячи пикселей окон грядущее глянет.
Реальность прогнется в хрустальный пирог «РЖД».
Антракт начался. Только пусто в дырявом кармане.
Клубничный чизкейк – «Желдортрест» и закат – Каркадэ.
В гудящей толпе ты идешь – чистым голосом льёшься.
Ты мощную тему дала, прозвучала и – нет.
Мелодия чертит за рельсами скалы из лёсса.
Вернулся на площадь. В метро потерял ее след.
Сквозь мрамор платформы проглянет другая эпоха.
Я понял, я знаю, я вижу, что жил там с тобой!
А здесь – унеси меня прочь, растопчи, суматоха!
Ведь не разомкнуть все равно мне кольца Кольцевой…
Я долго просил подаяния, но не деньгами, –
Прощением – каждый прохожий отпустит грехи.
А после – успел, когда били меня сапогами,
Вскочить на Таганской, уйдя от подростков лихих.
«Со скидкой!» – кричит продавец – но не слышу я крика.
Подвинувшись, будто я выпал – осталась душа.
Так трудно мне взгляд от тебя отрывать больше мига
И встретить твой взгляд. И – как больно! – впервые дышать.
Глаза твои – глубже, чем небо. Так тонок твой пояс…
Ты – с книжкой. Малейший порыв изменяет лицо.
Тебя закрывает толпа, перед выходом строясь.
Встаешь. Ну, а я – как застыл. Так и буду глупцом…
– Сейчас, между прочим, она ведь уйдет. И упустишь.
«Застав Ильича» неподкупный и честный герой!
Я вышел на Волоколамской. За ней! – через пустошь.
А как оказался … Да думать не важно порой!
А как оказался в кафе, за тобой наблюдая,
Стоял у киоска с печатью и книгой тех лет…
И оттепель ранняя слишком, еще ведь до мая…
И – может, ты купишь свой самый счастливый билет?
В горошину плащ – подойти, эх… В горошину – где ты?
Я чую – в метро, я включаю предвыстрельный нюх.
Выходишь. Афиши. Я списанным стал пистолетом:
Осечка, осечка. Твой дом недоступен огню.
На входе застыв, оглянулась от жгучего взгляда.
Мы слились глазами, испуг твой прошел. Жест руки.
А после – я ждал. Жгучих ливней. Ручьев. И парада.
Тебя чтобы вырвать из общей ревущей реки!
Чтоб ты не успела опомниться. Ух, как грохочет
Салют! И шампанское. Ты бутерброды несешь?
Чтоб были бессонными светлые майские ночи,
И путь не кончался – в сплетении пальцев, как дрожь…
Как сердце мое – так стучите, цеха и заводы!
А я, позабывшись в мечтах, перевыполню план.
Сегодня назначишь свидание так же – у входа,
И скажешь (Я крепко в ладонях сжимаю твой стан):
– Мне кажется-таки созрело решение, милый.
Не знаю, с твоим совпадет ли оно, или нет.
Но я оптимальней сегодня придумать не в силах.
Остался лишь маленький штрих и – оформлен ответ.
– Одно твое слово взнесет на вершину блаженства
Иль в пропасть страдания сбросит, в кромешную тьму.
Что значат те фразы? Узнать бы… Они – совершенство!
Загадка Богини простому земному уму.
– Люблю тебя, милый! С тобой я, и брось сомневаться.
Своими словами ты штрих этот сделать помог.
– Мне так хорошо… И так больно. Минута – как двадцать.
При всех целовать я желаю атлас твоих ног.
Я жду. Так боюсь… Словно Судного дня и расстрела.
Ты – переезжай, вдруг захочется все поменять.
Да, пусть то решение в сердце твоем уж созрело, –
И смертник теряет надежду лишь с залпом огня.
– Мой милый, любимый, жалею, что это сказала!
Молчала б до завтра. И ты не страдал бы. Прости!
Я завтра приеду. Мы встретимся – так же – глазами.
Я дам тебе точный ответ. Ты допишешь наш стих.
Я требовал: Здесь и сейчас! Приезжай и останься!
Я сердце твое истерзал! предавал! продавал!
Отрезал кусочек любви грубым чувствам-повстанцам! –
Республики-страсти продолжили этот развал!
А дальше – захватят Правительство бесы на танке.
Пошлют на войну наших (ах!) нерожденных детей.
Подъезд заблюют неформалы и прочие панки.
Заводы поделят бандиты червовых мастей.
Глаза твои – глубже, чем небо. Так тонок твой пояс…
Ты – черная волга. Я снова пропал без вести…
Полковник ГБ остановит тот призрачный поезд.
Посадит, закурит и – грустно так – гимн насвистит.
И вновь я вернулся. Проснулся. Родился. Что толку?
Не скрыться от памяти. Та – как гостиничный шпиль.
Темнеет. А жизнь трех вокзалов звучит без умолку.
Что толку?
– Не те музыканты, не тот, не возвышенный стиль.
Да, это не стих, а застывшие наледью слезы
И свет в незапамятном прошлом погасших светил.
И я не поэт, а избранник январских морозов,
Борец за тепло в торжестве хаотических сил.
Что – Здесь и Сейчас? – Лишь свистящий снаряд над окопом.
То прошлое – вечность!!! В него – к нам с тобой – я вернусь!
Я сердца бы кровью омыл твои сбитые стопы!
Богиня! Любимая! Светлая! Милая Русь!