Невероятное путешествие Пакмелония Прыгинса в Эсгалдор
Глава 11
Побег
Створки дверей гостиного зала Нимлонда внезапно отворились, и на пороге появился обеспокоенный Даэрон. Он быстрым шагом приблизился к трону Тинвэроса, который в этот поздний час остался совсем один, и теперь отрешённо размышлял о вечном. Поклонившись своему владыке, Даэрон нарушил тишину его величественных чертогов:
– Владыка мой, спешу сказать тебе о том, что худшие мои сомненья подтвердились. Принцесса с песнопевцем здесь, под нашими ногами, в подземелье, хотя и видели её у южных врат при свете дня.
– Откуда это, друг, тебе известно? Иль ты послал по следу своего гонца? – сурово свёл брови владыка Нимлонда.
– Прошу тебя, владыка мой, смени свой гнев на милость, ведь я старался ради блага дочери твоей.
– Я знаю, Даэрон, и всё же должен я признаться, что больно опечалили меня слова твоих вестей.
– Прости меня, друг мой, слова мои лишь отраженье правды, и надобно теперь решить нам вместе, как же дальше быть.
– Постой, не торопи меня, ведь в голове моей и так уж всё перемешалось, и должен воедино я свести обрывки всех тех мыслей, чтоб правильный мне выбрать путь.
– Тебя я подожду, мой господин, и время до утра у нас пока что есть. Однако слишком не тяни. Решение своё ты постарайся принять поскорее, ведь солнце и луна, увы, не станут долго ждать.
– О, свет немеркнущей звезды! Обременён за что, я столь суровым испытаньем?! Ужели дочь свою я должен обвинить и запятнать её навек своим отцовским порицаньем?!
– Владыка мой, прошу тебя, не забывай о чаше блага своего народа, что времени ведёт свой счёт из сумрака подзвёздных дней. Ты знаешь хорошо – осталось нас не так уж много, и вряд ли сможем совладать мы с любопытством разума людей. Что будет с нами всеми, когда падут оковы чар отпорных наших рубежей и в лоно освящённой водами долины потоки хлынут варварских идей?
– Боюсь, ты прав, мой друг, и твоё слово в моей груди пульсирует правдивостью своей. Но тщетно всё, и это лишь усугубляет боль в истерзанной душе моей. Ведь я отец и как могу я дочь свою лишить отрады?
– Тебя я понимаю хорошо, мой повелитель, однако должен я заметить, что счастье дочери твоей никак не отделить от блага нашего с тобой народа, а потому подумай трижды перед тем, как даровать простому хоббиту желанную ему свободу.
Тинвэрос задумался и опустил голову. На его встревоженном лице отразились муки терзающего его нелёгкого выбора. Его бледность была сравнима разве лишь с белизной его мраморного трона, и решение далось ему непросто. И всё же, после продолжительных раздумий, он медленно поднял голову и твёрдо взглянул в глаза Даэрону.
– Решение моё отныне принято и непоколебимо, – снова заговорил он тяжёлым голосом. – Уж если этот хоббит стал достоин верной дружбы прекрасной дочери моей, то значит, чист он сердцем. И думаю, вреда не будет в бегстве том, ведь жить он будет с нами по соседству. И если слов своих, изложенных при всех, теперь я отменить уж не могу, то ты, мой друг, прошу тебя, ему не строй препятствий. Мы можем не простить врагу, но Пакмелоний Прыгинс – всего лишь жертва взятых обязательств и, возможно, зова странствий. К тому же, дочь моя почувствует исполненным свой долг, и, может быть тогда, вернётся к ней, как прежде, лучезарная улыбка.
– Тебе перечить я не смею, мой владыка, а потому пусть будет так, как ты сказал, и провидению наш хоббит будет вверен на поруки.
Сказав это, Даэрон покорно поклонился и оставил Тинвэроса в глубоких раздумьях.
Тем временем, совсем не подозревая, что их намерения раскрыты, Пако, Тэльтинвэ и Эвингил терпеливо дожидались сумерек.
– Пора, – наконец шепнула Тэльтинвэ и бесшумно поднялась со скамьи.
Пако и Эвингил тут же последовали её примеру. Освещая путь своим кристаллом, принцесса осторожно двинулась вверх по узкой лестнице. Откуда-то сверху доносилось пение эльфийских девушек, которые, по обыкновению, вечерами собирались на берегу Зеркального Пруда. В это мгновение Пако снова стало грустно. Такого прекрасного пения он никогда не слыхал ранее и, вполне возможно, что теперь слышал уже в последний раз.
– Тихо, – шепнула Тэльтинвэ, застыв на месте, хотя никто из её друзей и так не проронил за всё время подъёма ни единого слова.
Вновь негромко заскрежетал в стене потайной рычаг, и перед друзьями отворился дверной проём. Они оказались в самом центре городского сада, расположенного немного западнее от Зеркального Пруда. Было совсем темно. Вокруг громко стрекотали сверчки и звонко журчали бьющие из земли родники. Мимо, трепеща своими нежными крылышками, то и дело пролетали ночные мотыльки. Стараясь создавать как можно меньше шума, друзья выбрались из густого кустарника и призрачными тенями припали к земле. Благо трава в этом месте была высокая, и со стороны их совсем не было видно.
– Нам в ту сторону, – шепнул Эвингил и, крадучись, скользнул к пруду, где у самого берега расположились повозки, приготовленные к утренней отправке. И хотя о бесшумности шагов крадущихся эльфов слагают поговорки, однако Пако среди своих друзей оказался вне всякой конкуренции. Благодаря своему врождённому проворству и чувствительным широким стопам, казалось, что он и вовсе парит над землёй. И даже ночной мотылёк издавал много больше шума, чем наш неуловимый хоббит.
Приблизившись к открытой поляне, где были расположены гружёные товарами повозки, друзья заметили двух эльфов, что сидели у костра и негромко разговаривали. Эльфы вовсе не были охранниками, потому что охранять караван в сердце Нимлонда было не от кого, однако, в любом случае, их присутствие здесь для заговорщиков было совсем нежелательно.
Недолго думая, Эвингил заухал по-совиному, причём ничуть не хуже, чем настоящая сова. Вскоре на поляне, в свете костра показался ещё один полуночник, в котором Пако сразу опознал уже знакомого ему Феахила. Тот не спеша миновал беседующих у огня и направился туда, откуда послышалось совиное уханье. Эльфы беззаботно продолжали свой разговор, не обращая совсем никакого внимания на появившегося товарища.
Ещё несколько мгновений, и Феахил уже был рядом с заговорщиками.
– Всё готово, моя госпожа, как вы и велели, – прошептал Феахил Тэльтинвэ на самое ухо.
– Не слишком ли мала бочка? – забеспокоилась принцесса.
– Не волнуйтесь, моя госпожа, бочка, которую я отыскал, – самая большая из тех, что мне удалось найти во всём Нимлонде, – успокоил Тэльтинвэ Феахил. – Финвэ даже заинтересовался тем, что она не такая, как все остальные, но я ответил ему, что в этой бочке вино для нашего старого друга Пончерома Прыгинса, и это дар от вашего отца за давнее и плодотворное сотрудничество. А чтобы никто больше не задавал подобных вопросов, я прикрепил к ней большую табличку с выгравированной надписью.
– Это хорошо, – успокоилась Тэльтинвэ. – Что нам теперь делать с охранниками?
– Не беспокойтесь об этом. Полагаю, что вскоре они выпьют по нескольку глотков вина и улягутся спать, – снова прошептал Феахил.
– Хорошо, мы подождём, – решила принцесса, – время у нас пока что есть.
Заговорщики вновь притаились в кустах, ожидая, когда же улягутся спать неугомонные полуночники. Феахил же вернулся к костру и нарочно прилёг у огня на глазах у своих приятелей. Вскоре он начал широко зевать, в надежде на то, что его друзей тоже начнёт клонить ко сну, однако не тут-то было. Сидящие у костра эльфы, похоже, спать вовсе и не собирались. Хуже того, они даже развеселились, отпуская по поводу зевающего Феахила всякие шутки.
– Никак наш скромный Феахил испробовал вина? Здесь много разных бочек есть, и я почти уверен, что среди них давно уж начата одна.
– Да что вы, други, я не пил, и полно вам шутить, – вначале немного смутился Феахил, однако это нисколько не остудило пыл его развеселившихся приятелей.
– На свете много разного вина, и бочек дубовых не перечесть, но лучшая из всех них именно та, что под рукой Феахила полна, – продолжали подшучивать над приятелем эльфы. Когда они совсем уж разошлись, Феахил понял, что его уловка получила совсем нежелательное продолжение. Теперь надо было срочно менять свой план, и у него оставался лишь один приемлемый выход – сознаться в том, чего он вовсе не делал. Только так он хитростью мог напоить своих товарищей вином, чтобы они, наконец, заснули.
– Ну полно, друзья, довольно шутить, признаться, совсем и не думал я пить. К несчастью, учуяв хмельной аромат, всего лишь попробовал. Да. Виноват, – смущённо признался Феахил. – И должен поведать вам, други мои, своей в том не вижу я страшной вины, ведь запах из бочки был чуден и свят, и мне он напомнил цветов аромат.
После этих слов приятели Феахила переглянулись, и улыбки постепенно сошли с их лиц. В этот миг Феахил понял, что его новый план к счастью сработал:
– Здесь бочек немало, они все полны, никто не заметит нашей вины, – заговорщически подмигнул он своим приятелям.
– Ну, раз уж немало, давайте тогда, всего по глоточку мы выпьем вина. Ведь бочку глоток не осушит до дна, а значит, не наша в том будет вина. Ну, что ж, Феахил, пожалуй тогда, с тобой изопьём мы хмельного вина. Но где же та бочка, что ты открывал, её отыщи – и начнём карнавал! Давай, покажи нам тот самый сосуд, где запах цветов ароматен и густ.
Недолго раздумывая, Феахил влез в ближайшую повозку и откупорил первую попавшуюся ему под руку бочку:
– Возрадуйтесь, други! Да вот же она! Гуляем сегодня мы допоздна!
Так случилось то, о чём Феахил впредь старался больше никогда не вспоминать, а когда над ним начинали подтрунивать приятели, всегда покрывался багровым румянцем.
Тем временем заговорщики тихо таились в кустах, расположенных на самом краю поляны. Они терпеливо наблюдали за тем, как Феахил с приятелями откупорили один небольшой бочонок, затем по рукам пошёл второй…
Так прошло немало времени, прежде чем все три эльфа во весь рост растянулись на мягкой, сочной траве, широко раскинув руки и ноги, а над поляной раздался их зычный раскатистый храп.
Убедившись, что эльфов теперь не поднять, даже если у каждого из них над ухом закричит боевой мумакил, друзья осторожно выбрались из своего укрытия и, словно тени, скользнули к едва тлеющим головням уже потухшего костра. К их величайшему удивлению, Феахил вовсе не притворялся. Как и два других эльфа, он был по-настоящему пьян.
– Что будем делать теперь? – растерянно спросил Эвингил.
– Скоро начнёт светать, а потому мы должны поторапливаться, – решительно ответила Тэльтинвэ. – Думаю, нам не составит большого труда отыскать среди бочек самую большую из них. Феахил сказал, что она даже должна быть подписана. С ним же самим ничего страшного не случится. На рассвете он придёт в себя и поймёт, что мы справились без его участия. Так что – за дело.
Друзья бросились к повозкам, внимательно осматривая их груз. В руке каждого из них светился чудесный кристалл, с помощью которого они спешили отыскать нужную надпись на заветной бочке. Вскоре Пако едва слышно пискнул: – Есть! Нашёл!
Ещё мгновение, и его друзья были уже рядом.
– Точно. Это она, – согласилась Тэльтинвэ, увидев более чем приметную табличку на боку бочки. – Ну-ка, помогите мне снять с неё крышку.
Друзья сообща быстро отодвинули крышку и скептически заглянули бочку, в которой несчастному хоббиту предстояло провести никак не менее недели. Когда Пако подумал об этом, он вдруг почувствовал, что его желание бежать как-то само собой улетучивается, однако ему стало стыдно сознаваться в этом друзьям, и поэтому он промолчал. Он живо представил себе, чем каждый из них рискнул для того, чтобы воплотить в жизнь этот дерзкий план. Наш юный путешественник хорошо понимал, что рано или поздно об этом побеге станет известно всем, и тогда даже у Тэльтинвэ будут неприятности, ведь её отец никак не одобрит сумасбродного поступка, совершённого против его воли. Взвесив всё это в своей небольшой, но сообразительной голове, Пако понял, что у него теперь просто не осталось выбора.
– Пора… – грустно сказала принцесса.
Пако тяжело сглотнул. Он отчаянно хотел избавиться от кома, который неожиданно начал предательски подкатывать к его горлу. В этот миг он внезапно осознал, что, возможно, видит Тэльтинвэ в последний раз в своей жизни. В тусклом свете кристалла, который держал в своей руке Эвингил, он увидел, что по щекам Тэльтинвэ скатились две слезы.
– Это ваше, – пробормотал Пако, доставая из кармана свой чудо-камень, уже почти погасший к этому моменту.
– Оставь его себе, дружок, – улыбнувшись, ответила Тэльтинвэ. – Пусть он всегда напоминает тебе обо мне.
В расстроенных чувствах Пако пробормотал в благодарность что-то невнятное и опустил голову – в этот миг по его щекам тоже покатились слёзы.
– Пора, принцесса, – напомнил Эвингил. – Начинает светать.
Вокруг уже и впрямь сгустился утренний туман. Подсвечиваемый занимающимся рассветом, он с каждой минутой становился всё белее и белее.
Стоя на каком-то туго набитом тюке, Пако снова заглянул в бочку и стоически перебросил ногу через её край. Эвингил тут же помог ему спуститься, и уже в следующее мгновение крышка над головой хоббита закрылась, оставив его в полной темноте. В этот миг он сообразил, что так ничего и не оставил Тэльтинвэ на память о себе, однако было уже слишком поздно, да и что он, маленький хоббит, мог подарить принцессе Нимлонда?
В бочке, куда влез наш хоббит, оказалось не так уж и плохо, как ему показалось на первый взгляд. Дно и её стенки были заботливо подбиты мягким войлоком. Тут же лежала пышная мягкая подушка. Между досками бочки просвечивали небольшие щели, чтобы внутри всегда был свежий воздух. В нескольких местах были просверлены едва заметные снаружи отверстия, аккуратно закупоренные изнутри хорошо подогнанными пробками, однако это наш хоббит заметил уже значительно позже. Теперь же он свернулся калачиком на дне и начал засыпать. Он уже видел свои первые сны, когда бочка неожиданно зашаталась. Пако тут же открыл глаза. Снаружи было отчётливо слышно неразборчивое бормотание – это пришли в себя эльфы после бурной ночи и…
Конечно Пако совсем не понимал, о чём говорят между собой два захмелевших эльфа, но, думается, для читателя этот разговор будет весьма интересен, а потому ниже он приводится во всех подробностях.
– Бъюсь об заклад, ии-к… в этой бочке вино. Разлито для нас самим государем оно.
– Во всём я согласен, дружище, с тобой, и это вино будет литься рекой. Готов я поспорить, что это вино не ровня тому, что мы пили давно. Его мы откупорим прямо сейчас, и остальные пусть едут без нас.
Эльфы стащили бочку с повозки, и не найдя пробки, начали катать её по лужайке. Наш бедный хоббит кувыркался внутри, как игральные кости в стакане перед броском на стол. Несколько раз он стукнулся головой и, не удержавшись, пронзительно пискнул от боли. Вдобавок, вскоре его начало подташнивать. И страшно представить себе, что могло бы произойти дальше, если бы не спасительное вмешательство Феахила. Перестаравшегося со своей сообразительностью эльфа разбудило бурное веселье приятелей, которые к тому времени, потеряв всякое терпение, уже пытались выбить крышку бочки огромной сучковатой дубиной. Феахил сонно протёр с трудом открывающиеся глаза и ужаснулся.
– Вы что же, друзья? Очумели совсем? Да ей уж, должно быть, сейчас лет сто семь!
– Быть может и так, но внутри не вино. Туда гнусный вор уж забрался давно. Мы слышали, как он бранится внутри, и будем его извлекать до зари.
– Вы что же такое несёте, друзья, никак нам ломать эту бочку нельзя. Владыка велел нам доставить её, для старого друга, чтоб помнил лет сто.
– Пускай помнит сто, а быть может, и триста, наказан быть должен негодник вористый.
– Друзья, если бочку сломаете вы, тогда не сносить вам своей головы!
– Пусть даже и так, но уж нам всё равно, ведь выпил, негодник, всё наше вино.
Когда Феахил наконец понял, что все его увещевания тщетны, он достал из кармана своей куртки сигнальный свисток и трижды громко в него свистнул. На сигнал тревоги быстро сбежались эльфы и, увидев творящееся безобразие, скрутили не на шутку разгулявшихся выпивох. Бочку же сразу вернули на своё место, и лишь тогда Феахил смог вздохнуть с облегчением. И хотя соображал он с трудом, но так как его захмелевшие приятели жаловались, что внутри бочки кто-то пищит, он понял, что заговорщики и без него всё сделали как надо. Теперь следовало лишь позаботиться о том, чтобы связанным неудачникам никто не поверил. Сделать это оказалось не так уж и трудно, ведь оба они были совсем пьяны, а поэтому на их жалобы никто не обращал ровным счётом никакого внимания. Более того, позже их обоих посадили под замок и они так и остались в Нимлонде.
А в это время Пако в своей бочке был ни жив, ни мёртв. Когда бочка опять заняла своё место в повозке, хоббиту было уже всё равно, что с ним будет дальше. Ему стало так плохо, что он уже не был способен совсем ни о чём думать. Между тем, все последние приготовления к отправке были окончены, и теперь повозки одна за другой трогались в путь. Они выстроились в колонну, и неспешно покатились к северным воротам.
Уже на выходе из города путь каравану неожиданно преградил Даэрон, что немало удивило всех погонщиков и зевак, наблюдавших за отъездом каравана со стороны. По мановению руки придворного песнопевца и первого советника Владыки Нимлонда, стражники на воротах тотчас преградили путь, с металлическим звоном скрестив свои длинные копья. Погонщики с любопытством наблюдали, что же надобно этому угрюмому седому эльфу, которым многие в Нимлонде восхищались, а некоторые откровенно побаивались. Тем временем Даэрон медленно подошёл к повозке, которой правил Феахил. Он извлёк из-под своего плаща крепкую дубовую шкатулку и протянул её испуганному эльфу. Когда Феахил наклонился, чтобы принять шкатулку из рук песнопевца, Даэрон что-то шепнул ему на самое ухо, отчего лицо погонщика приняло не то испуганный, не то удивлённый вид, а скорее всего и то и другое одновременно. Бледный как мел, Феахил молча принял шкатулку из рук Даэрона и спрятал её у себя в ногах, под козлами. После этого советник государя снова сделал едва уловимый жест рукой, и караул на воротах тут же расступился. Спустя мгновение вновь заскрипели колёса, и караван не спеша двинулся на север. Вскоре замыкающая его повозка скрылась за деревьями подступающего к стенам Нимлонда леса.