Эволюционная теория, как альтернативная креационной, возникла в 19-м веке. Материалистические взгляды имели своих сторонников и в ранних веках, но впервые им был придан научный вид работами Ч. Дарвина, опубликовавшего в 1859г. свою книгу “Происхождение видов”, ставшую фундаментом научного атеизма. В ней и в последующих книгах Дарвина говорится, что современные виды растений, животных и человек произошли в результате эволюции из более простых форм жизни, благодаря различным изменениям в среде обитания, вызывавшим изменения в них.
Эта гипотеза была с энтузиазмом принята учеными материалистами как аксиома, от науки лишь ожидались факты, ее подтверждающие. Но наука не только не оправдала надежд эволюционистов, но и заговорила против.
Дело в том, что эта теория требует наличия промежуточных разновидностей растений и животных, что доказало бы постепенный переход от одного вида к другому.
В книге “Происхождение видов” Дарвин писал: “Число промежуточных разновидностей, существовавших в прошлом, должно быть поистине огромным”; и в той же книге он признает, что “геология не обнаруживает ни одной из таких четко постепенных цепочек. И это, пожалуй, самое очевидное и самое серьезное возражение, которое может быть выдвинуто против этой теории. Объяснение заключается, как мне кажется, в крайнем несовершенстве геологических сведений”. “Со времени написания этих строк прошло более ста лет, множество новых открытий сделано геологией, но промежуточных звеньев как не было, так и нет.” (“Сотворение мира: научный подход” Г. Моррис, 1990г, стр.34).
За неимением промежуточных разновидностей теория постепенного перехода была заменена (уже после смерти Дарвина) теорией скачкообразных изменений.
В книгах Дарвина не говорилось о происхождении первых живых организмов в цепи эволюции, их появление нужно было объяснить. Последователь Дарвина, Э. Геккель, выдвинул гипотезу о случайном происхождении живой клетки из неживой материи.
Вкратце схема эволюции такова: вначале из вечно существовавшей материи (в виде хаотически движущихся элементарных частиц) образовались атомы элементов, из них – молекулы неорганических веществ, затем органические вещества, из них – первые живые клетки, давшие начало всему живому. В течение сотен миллионов лет из них образовались, разветвляясь и усложняясь, различные виды растений, животных и, наконец, человек.
В этой длинной цепочке каждый новый качественный скачек в сторону улучшения объясняется случайностью. Но, согласно закону природы, именуемому Вторым началом термодинамики, случайные изменения в живых и неживых системах вызывают в них только ухудшения.
Математики подсчитали, что вероятность образования живой клетки из неживой материи равна нулю, такова же вероятность возникновения из простых систем более сложных. Биологи, располагая самыми современными лабораториями, не смогли “создать жизнь в пробирке”; их заключение: живое происходит только от живого.
И, наконец, самое необъяснимое с позиций эволюционистов – происхождение законов природы. Если в начале всего был хаос, то откуда взялись законы? Ведь именно они и хранят природу от хаоса. Объяснить происхождение законов случайностью невозможно. Без признания Творца Вселенная и жизнь необъяснимы.
Коснемся этого вопроса с научной стороны. Согласно Первому началу термодинамики, количество вещества во Вселенной постоянно. Если она создана из ничего, то и количество вещества в ней должно равняться нулю. Возможно ли такое равенство? Имеющиеся ныне знания о материи показывают, что это возможно: как известно, есть вещество и антивещество. Если равные количества их соединить, они аннигилируют, превращаются в ничто.
А теперь немного о коммунистической идеологии, более близкой к вере:
Индолог Алексей Пименов, обративший внимание на религиозную нагруженность поэзии Маяковского и Вознесенского, прочитал их в соответствии со своими профессиональными интересами. Он полагает, что здесь воспроизведение традиционного ведического верования в периодические воплощения безличностного Абсолюта на земле: "Итак, если Ульянов-Ленин - единица, то "товарищ Ленин" с его "долгой жизнью" - это и есть "мозг", "сила", "совесть" рабочего класса, т.е. главная ценность на Земле. Иными словами: это - высшее бытие. Абсолют в рождавшейся тогда религиозно-мифологической традиции большевизма. Абсолют, называемый Ленин-партия, по существу, не персонифицирован. Его границы во времени размыты. Не вечен ли он? Маяковский не доводит до конца этот мотив, но вывод напрашивается именно такой. Безличность Абсолюта не делает его, однако, отвлеченным и расплывчатым. Настаивая на ней, поэт, собственно говоря, стремится к тому, чтобы как можно ярче выразить его неисчерпаемость, его несводимость к какой-либо "единице", пусть самой выдающейся. Между прочим, и всезнание, способность "Землю всю охватывая разом, видеть то, что временем закрыто" - тоже получает дополнительное обоснование, оказавшись присущей не просто "герою", а субстанции, имеющей много дополняющих друг друга личин. Но ее-то, эту субстанцию, образуют, в нее сливаются пальцы "миллионопалой руки", "единицы", утратившие свою единичность в сомкнутом строю. Траур превращается во вспышку энтузиазма в тот момент, когда масса приходит в движение; и когда именно марш "железных батальонов пролетариата" (выражение реального, исторического Ленина) становится ответом на вопрос: кем его заменить? Его не надо никем заменять, он по-прежнему здесь, в "страшном рывке" Красной площади и в красном знамени, развевающемся над ней. Все скорбевшие и шедшие за гробом - они и есть вечно живой Ленин. Интересно, что очень сходную трактовку образа большевистского вождя можно встретить у поэтов - современников Маяковского, но чрезвычайно далеких от него и по политическим убеждениям, и по представлениям о задачах поэзии. Характерно, например, определение, данное Есениным: "Скажи, кто такое Ленин? Я тихо ответил: он - вы" (Есенин С. Сочинения в двух томах, т. 2. М, 1956. С. 177). Образ "безличного" Ленина мы встречаем и у собрата В. В. Маяковского по футуризму Вас. Каменского! ("Ленин - наше бессмертие" [ЦГАЛИ, фонд 14/97, опись 1])... Маяковский воспроизвел два важнейших момента, характеризующие представления о сакральном, присущие архаическим религиям; идею "всезнания" учителя и идею безличного Абсолюта... Поразительно, что, живописуя свой идеал, они, сами того не желая, совершенно бессознательно воспроизводили черты архаического религиозного мышления, важнейшие типологические особенности безоткровенных религий древнего Востока"2.
К этим наблюдениям стоит только добавить, что возможна и иная, уже не восточная, а западная и исторически более близкая параллель к приведенным поэтическим текстам. Это - гностицизм, проводящий четкое различие между Иисусом и Христом. Христос - Божественный дух, подселяющийся к душе Иисуса в минуту крещения в Иордане и оставляющий его перед распятием... Впрочем, сам гностицизм есть попытка языческого прочтения христианского сюжета; попытка перетолковать "новизну" Нового Завета в категориях архаики.
Можно также вспомнить творчество Андрея Платонова. В одной из его повестей коммуна назначает точную дату построения Коммунизма. И вот, когда в назначенный день рано утром главный герой выходит из своего барака, он замирает, пораженный и возмущенный. Поражен он тем, что Солнце всходит на Востоке! Как так - при коммунизме светило смеет всходить по старорежимному, по-царски?.. Это возмущение платоновского персонажа довольно точно передает поистине космический размах замыслов и чувств, надежд и верований, который был присущ народному восприятию большевизма. Большевизм воспринимался не как социальная программа, а как поистине космический переворот, то есть наделялся статусом религиозной мистерии, которая обладает магической силой перебрасывать адепта с одного плана бытия в другой, "из царства необходимости - в царство свободы"
