В ее трудовых руках был поднос с селедкой. Гриме со страху померещилось, что вместо закуски там лежат заранее приготовленные обручальные кольца. Черные волосы Галмодовича медленно зашевелились на его продолговатой голове.
Селянка многообещающе ему улыбалась.
Гриме захотелось закрыть глаза и провалиться подальше,. Поглубже. К чертям в преисподнюю. К оркам. К Саруману. К антиподам, на худой конец.
- Батюшка наш, конунг! – вскричала селянка, кланяясь. Поднос она благоразумно сунула Теодену в руки. – Спаси и защити, отец родной! Слабую женщину этот изверг разобидел!
- Гарсон, погромче! – потребовал конунг громко. – Кто обижает прекрасный пол?
Грима тихонечко взвыл. Назвать эту селянку прекрасным полом можно было разве что сравнив ее с полом обычным, деревянным. Он и сам не понимал – как это он когда-то увлек ее на сеновал?…
- Помоги, батюшка конунг, - причитала селянка, возвращая Теодену фляжку. «Умная, - невольно отметил Грима. – Знает, как подступиться». – Верни нарушителя в семью. Не дай детям без отца погибнуть!
- В семью? – задумчиво повторил конунг. – В какую семью, гарсон?
- Ну да, - неожиданно помог селянке Эомер. – К семейному очагу. К плачущим детишкам. К брачным радостям
- Что значит – «к брачным радостям»?… - слабо запротестовал Грима.
- Законность и порядок, - сказал Эомер твердо. И зачем-то положил руку на эфес меча. – Нашалил – исправляй.
Глаза Гримы слегка округлились. Он явно не понимал, как
это можно исправить. Селянка тоже смотрела удивленно. Ее ввергло в столбняк иностранное слово «законность».
Тогда Эомер выразился более понятно. Но короче раза в три. И грубее раза в четыре. И подытожил свою энергичную речь:
- Так что сочетайся теперь законным браком!
- Хорошее дело браком не назовут, - угрюмо пробормотал Грима.
Неизвестно, сколько продолжалась бы эта дискуссия. Но ее неожиданно прервал конунг Теоден:
- Гарсон, селедки! – провозгласил он, в упор глядя на могучую представительницу слабого пола.
- Селедки его благородию! – подключился Грима. Он считал себя дипломатом. Перевести разговор на другое – уйти от неприятного разговора о женитьбе.
- Селедка подождет, - отрезал Эомер. – Селедка не наша рыба. Чуждая. В Рохане морей нет. Щи да каша – пища наша. Тут одного мерзавца женить надо.
«Мерзавец, Wormtongue, сушеный Геракл, дистрофик синегубый, - почему роханцы все время придумывают обидные прозвища? – до слез удивился Гримочка. – И что у них за идиотский культ физической силы?!»
- Гарсон, поди сюда, - Теоден поманил негнущимся пальцем селянку. Парадную залу заполнило гулкое шлепанье босых ног. Селянка продвигалась с мощью бронепоезда. Хотя она никогда не видела босой бронепоезд. Да и никто никогда не видел босой бронепоезд. – Это ты желаешь сочетаться законным браком?
В течение трех минут, пока произносилась эта фраза, все насторожено молчали.
- Я, батюшка, - радостно кивнула румяная баба. По ее лицу было видно, что она уже готова прижать Гриму к своей могучей груди своими трудовыми руками. До хруста в нетрудовых костях Галмодовича. - Я желаю. Уж так желаю!
- Добре, - кивнул конунг, отрывая селедке голову. – И с кем свадьба, гарсон?
Селянка вновь впала в столбняк. На этот раз от непонятного слова «гарсон». Но доблестный Эомер попытался прийти ей на выручку:
- Да вот с этим змеем языкатым.
- Я не языкатый, - обиделся Грима. – Я красноречивый.
- В смысле? – поднял брови конунг.
- На нем женить надо, - громко сказал Эомер. И подтащил Гриму под ясные очи конунга.
- Что за рукоприкладство, - пропищал Грима. – Ненавижу!
- Женить их надо! – стоял на своем Эомер.
Конунг машинально разделывал селедку.
- Женить!
- Беззаконие! – протестовал Галмодович.
Конунг заслышал слово «беззаконие». Неожиданно для себя вспомнил о своем долге правителя. И попытался глубже вникнуть в дело. Лицо его приобрело такой вид, как будто он хотел сказать «поднимите мне веки». Потом попытался сфокусировать взгляд на тех, кто стоял перед ним. Ощущения, что ему это удалось, никак не создавалось.
- Женить… гарсона… вот на ём? На…
- Самом главном советнике, - быстро подсказал Эомер.
Как оказалось – подсказал некстати.
- Что за развратство? – как мог, загремел конунг. И в гневе даже хрястнул селедочную голову об пол. – Женить гарсона на советнике??? Не допущу!
- И я не допущу, - охотно согласился Грима.
- Это не гарсон, - попытался возразить Эомер. – Это…
- Сам вижу, кто это, - перебил его конунг. – Если он хочет жениться на моем Самом Главном Советнике.
- Вот именно, - быстро поддакнул тот.
- А вот у нас еще есть Грима Галмодович, - вдруг вспомнил конунг, - кстати, где он? Так вот, как он посмотрит на вопрос женитьбы
советника на
гарсоне?
- Резко отрицательно, - елейным голоском пролепетал тот. – Однополого разврата мы не поощряем. Это не наши методы.
- Молодец, - сказал конунг, отрывая голову второй селедке. – А, ты уже здесь? Молодец, хвалю. Расторопный.
Конунг на секунду задумался.
- Вот у него учись, - сказал он Эомеру, указывая селедочным хвостом на своего Самого Главного Советника. – А нетрадиционный гарсон – вон из моего дворца. Таким здесь не место.
- Вон отсюда, вон, вон, вон, - поторопил селянку Грима. – Конунг сказал «вон отсюда» - значит, вон.
Когда селянка была уже на пороге, конунг, считая инцидент исчерпанным, обернулся и добавил:
- Нам не нужны нетрадиционные гарсоны. Нам нужны традиционные гарсоны. Короче говоря – витязи.
- Несправедливо! – возмутился Эомер.
- Нет, справедливо, - возразил Грима. – Витязи нам нужны. Защищать Рохан от Черного Властелина. Или я не прав?…
- Защищать Рохан, - повторил конунг.
Тут селянка предприняла последнюю попытку:
- Батюшка! Да что ж это! Слабую женщину обидели! – и прошлепала по ступеням, ведущим из дворца. Она напоминала бронепоезд, отправляемый на запасной путь.
Грима вздохнул и поправил черные кудряшки. Опасность миновала. Он уже счел себя в безопасности. Но через пять минут с трона долетело:
- Женщину обидели? Нехорошо. Надо разобраться, – послышался хруст еще одной селедочной головы. – Жалко, нету Самого Главного Советника, - конунг тяжело вздохнул. - Так что разберись ты, Эомер. Кто обидел, и кто ей батюшка. Сколько ртов кормить. Приказ выполнить немедленно, – после чего его внимание окончательно поглотила селедка.
Эомер, по-военному чеканя шаг, пошел от трона к дверям. У самого выхода он все-таки сгреб Гриму за воротник. И в коротких емких выражениях выразил свое мнение о нем.
- Иди давай, с женщиной разбирайся, - попытался оттолкнуть его Грима. – Батюшка…
Эомер нехотя выпустил воротник. Но не раньше, чем высказался до конца. А нехотя – потому что высказаться еще хотелось, но слов уже не осталось.
- Я к этому никакого отношения не имею! – кричал Грима вслед уходящему вдаль Эомеру. – Кстати, они все поголовно светловолосые!… Моя причастность - недоказуема!…
Сложные фразы Гримы всегда ввергали роханцев в неприязненное изумление. За это Галмодовича не любили. Он был грамотным.
Но Грима не был злым. Он даже не любил обижать людей. Он был – импровизатор. Можно сказать, виртуоз.
…Оставив конунга наедине с селедкой, он пошел к себе. Причесаться. Радостно улыбался, что удалось избавиться от селянки.
О ней он хранил очень сложные и противоречивые воспоминания…
Дестройер дико благодарит и кланяется в ножки Аннабель Аддамс, без помощи которой этот текст никогда не появился бы в полном объеме!!! 
