Арманис странно, тягуче улыбнулся. Улыбка была такой осторожной, что казалось - у него разбиты губы, вот они и двигаются так осторожно. Черные глаза лорда Арсона были беспросветно темны.
- Ты думаешь, я сейчас наброшусь на тебя? - хмыкнул он. - Ты думаешь, я не вижу вот их, - он кивнул на виднеющихся неподалеку ситхи, - вот его, - он бросил пренебрежительный взгляд в сторону Сегваниса. - Или ты хочешь сделать вид, что они дадут сделать мне хотя бы одно движение сейчас?
Он с размаху швырнул меч, который, глухо загутев, ушел в утоптанную землю на половину лезвия. Откинул со лба слипшиеся от боя волосы:
- Я не убиваю безоружных девушек, - мимоходом, странным укором совести вспомнилось измученное и спокойное лицо Хельги. "Нет, она была соперница по власти. А эта..." - Нет, и не надейся, что я сейчас сражу тебя, и о тебе будут слагать песни - "храбрая Нэлладэль, погибшая от руки негодяя".
Он взглянул в растерянное, испуганное, затуманенное боем лицо эльфийки. Руки девушки дрожали, она сделала движение, - то ли нагнуться за мечом, то ли еще что. Арманис сделал два шага ей навстречу; земля прогибалась под металлическими подковами его сапог.
- Если бы я родился другим... совсем другим... - с неожиданной горечью вдруг сказал он, - кто знает, что было бы. Может быть, эльфы и люди должны были бы жить в мире и согласии. Странно... какие только глупые мысли не приходят перед смертью. Возможно, - он подошел к Нэлладэли, протянул руку к ее лицу. Она отшатнулась; он усмехнулся. Рядом свистнула стрела. - А, твои молодцы не спят. Они жаждут моей крови. Что ж, берите ее. Все равно мое существование закончено.
Он отвернулся, прикрыл рукой усталые глаза, которые не хотели больше смотреть на этот мир. Арманис стыдился самого себя. Совсем недавно он, не задумываясь, срубил бы голову этой самонадеянной прекрасной эльфийке, которая только и знала, что твердить ему о погибших эльфах, и ни на мгновение не задумывалась – сколько здесь погибло людей, людей, имевших такое же право жить! И вот сейчас, вдруг, неожиданно он не мог заставить себя взять меч и сделать то, к чему призывал его долг.
«Но почему же ты медлишь? – раздался вдруг в его мозгу мягкий, нежный, прекрасный голос. – Ведь ты знаешь, как много беды принесла она тебе и Арсону. Арсон погиб, милый Арманис… Убей ее. Погибли твои люди, ты сам – мужчина в цвете лет, погибаешь, не оставив после себя наследника! Убей ее! Вот она перед тобой, возьми же верный меч!…»
- Замолчи! – глухо закричал Арманис, хватаясь за голову, сдавливая ее так, что вечерний густой воздух покраснел перед его глазами. – Уйди!
Он повернулся к Нэлладэли, и та поразилась, каким лихорадочным, болезненным возбуждением горят его глаза:
- Ни ты, ни кто другой, не дождетесь от меня этого!
«Ах, вот как? – раздался насмешливый голос в голове. – Она так дорога тебе?! Ты не можешь поднять на нее меч? Тогда помни, что я умею не только отдавать, но и отбирать. Ты останешься таким, каким пришел ко мне… Берегись…»
Арманис пошатнулся. Кровавые пятна поплыли перед его глазами. Он вновь был болен и изранен, - как несколько дней назад.
- Я погибну... но в бою, - прохрипел он, пошатнулся и схватилсяза меч.
