Лохматый домовой, прихрамывая, проковылял в дверь каморки, протирая рукавом облепленный паутиной череп и задумчиво почесывая бороду, из которой торчало несколько птичьих костей, серебряная фамильная вилка и хвост навечно заблудившейся в прическе домового мыши. Заметив хвост, домовой порылся в кармане, извлек оттуда несолидно обгрызенный кусочек зачерствевшего сыра и сунул в бороду - туда, где, по его мнению, у мыши должна была быть голова. Из бороды раздалось меланхоличное хрумканье.
-Э-эх...- задумчиво протянул домовой, протягивая призрачный череп приведению -Ну какой из тебя, хозяин, к лешьей матери, неупокой? И прийдет же этим там, наверху, в их головы. Или что там им, пернатым, положено? Вот ты, небось, хозяин, не помните, а я помню, какой ты славный мальчишка были - бегали все по замку, смеялись... Э-эх.... А теперь чего? Засохли совсем, одичали... Живых - по сто-триста лет не заходит. А те, кто заходит, ну никакого уважения.... Вот хоть этот... -Задумчиво тыкает рукой в бок паломника, тот что-то бубнит во сне, переворачивается на другой бок, но не просыпается -О чем и речь. Но ты, хозяин, не бойтесь, я-то тебя никогда не брошу, будьте уверены.- Мышь в бороде жалобно пищит, и домовой, внимательно прислушавшись, засовывает в бороду ржаной сухарь. Слышится хруст, вздохи домового и иногда - потрескивание свечи.
