Topic: Котик, миленький, еще сто грамм!

[LittleAlex›]

Бальзам, коллега

У меня – красный эль

А у меня - австралийский Merlot, закусываемый домашней карпатской брынзой. И заигрываемый баховскими Брандебурскими, в исполении Невила Маринера и его Mariners. Вполне себе неплохое сочетание.

[Curumo›]

this proposed solution would have damaged the mythology far more than just leaving the Flat World cosmology in place. … It’s hard to see how this would not result in a failure of subcreation; a breakage of secondary belief.

Я вот удивляюсь, а что же остальные решения Профессора у всех этих «плоскоземельцев» возражений не вызывают? Не говоря уже о решениях Толкиена-младшего в плане фильтрации контента для первого издания «Сильма», породившей этот мощный «эффект утенка»… Где протесты на тему «Как можно было отменить котика Тевильдо? Все волшебное очарование Ангбанда непоправимо разрушено!»

[Curumo›]

у меня - австралийский Merlot

Учитывая вашу особую озабоченность уханьским вирусом, не пора ли вам уже сделать шаг вперед? Глядишь, и творчество Сведенборга заиграет новыми красками - а то и сиквел напишете

Еще небольшой коммент насчет вышеупомянутого письма Толкиена к J. Paxman: в нем Профессор сравнивает гномов не только с евреями (что общеизвестно), но и с цыганами: «like Jews and Gypsies». Так что если в Средиземье заведется какой-нибудь местный Хитлар (да укоротит Дьюрин его бороду челку и усы), ему не придется мучиться в терзаниях, с кого же начать: тут, как говорится, «шампунь и кондиционер в одном флаконе».
В этой же связи можно вспомнить и отношение к бизнесу с людьми, который гномы обернули к своей вящей выгоде («To the great profit of the Dwarves», из HoME XII):

гномы получали товары, которые добывались куда более тяжким и долгим трудом, чем вещи и услуги, которыми расплачивались они сами – пока люди не стали мудрее

Spoiler (click to show/hide)

Cюда, опять же, просится памятная сценка из «Брата-2»:

А потом Мим будет причитать о своем сундуке, а Глоин – сетовать на Совете у Элронда: дескать, недолюбливают Беорнинги гномов. И то правда – с чего бы?

[Старый Тук›]

Фра Курумий! Экий синхронизм.

А знаете, что общего у всех эдайн, эльдар, кхазад и хоббитов? Все они были... белыми.

[Adenis›]

Строго говоря, не все хоббиты были "белыми". Мохноноги (Harfoots) были "browner of skin".
Речь идет не о загаре, а именно о смуглости кожи от рождения. Бильбо, Фродо, Сэм.

[Curumo›]

Строго говоря, не все хоббиты были "белыми". Мохноноги (Harfoots) были "browner of skin".
Речь идет не о загаре, а именно о смуглости кожи от рождения. Бильбо, Фродо, Сэм.

Это вы Бильбо, внука Старого Тука, назвали каким-то Мохноногом? И Фродо, потомка Брендибаков? Возмутительнейший троллинг! Туки и Брендибаки были из Fallohides, это всяк знает. Да и сами Бэггинсы, скорее всего, тоже – раз они были аристократы (The Fallohides …were often found as leaders or chieftains). А клан Fallohides как раз отличался самой белой кожей и высоким ростом (The Fallohides were fairer of skin and also of hair, and they were taller and slimmer than the others.) – что у Толкиена суть явные признаки истинного арийца лидерства и благородства

P.S. Также указано, что Fallohides были более дерзкими и склонными к приключениям (bolder and more adventurous). Какой Бильбо был настоящим – тот, что сидел тихо-мирно в норе, или тот, что сорвался в квест за драконьим золотом?
С другой стороны – в жизни всякого есть место подвигу. Как писал тот же Толкиен, даже обычный человек может открыть в себе берсерка («ordinary man may develop a berserk mood» /letter to Simonne d'Ardenne, Oct. 1938).

[Adenis›]

если быть совсем точным, то Туки из Stoors ("Стуры", "Хваты"), а Брендибаки из Fallohides ("Лесовики"). Мерри -> stoor, Перегрин -> fallohides, они двоюродные братья. Мерри Брендибак ("лесовик") - родственник Фродо по материнской линии, который (как и его двоюродный дядя Бильбо) по отцовской линии из Harfoots. Мать Бильбо - из Stoors. Т.о. Бильбо наполовину harfoot, наполовину stoor, а Фродо - наполовину harfoot, наполовину fallohide.

Spoiler (click to show/hide)

Если посмотреть на родословные Фродо и его друзей, видно, что они все "полукровки", т.е. нет чистого стура или лесовика. Если подобное скрещивание между подвидами хоббитов происходила всегда, а не только пару последних поколений - как оно и должно было быть - то сложно говорить о четкой принадлежности к тому или иному подвиду, или к аристократии, исходя только из данных отца и матери - которые сами могли быть полу-полу-полукровки.

[Curumo›]

Как уже было с прискорбием отмечено в предыдущих сезонах, Профессор не нашел ничего лучшего, чем облечь заметное количество весьма занятных сказочных сюжетов Средиземья в стихотворную форму. Неужто каждый  переводчик обречен отныне принимать подобные досадные недоразумения как должное? Да ни в коем разе! Мы рождены, чтоб сказку сделать... сказкой

Приключения Тома Бомбадила

Старый Том Бомбадил, что жил под Холмом у Ветлянки, был изрядный весельчак. Дом его располагался как раз там, где река выбиралась из укрытого травой источника и убегала вниз, в лощину. Он носил синий жилет и желтые ботинки, пояс его был зеленым, штаны – кожаными, а в высокой шляпе торчало лебединое перо.
Летом старина Том знай себе бродил в лугах: то собирал лютики, то гонялся за тенями и щекотал шмелей, жужжащих в цветах, а иногда и просто сиживал у реки час за часом. Так и сидел он однажды, опустив глубоко в воду свою длинную бороду, когда подкралась снизу Золотинка, дочь Хозяйки Реки, – да  как дернет Тома за волосы! Он тут же бултыхнулся в реку и забарахтался под кувшинками, пуская пузыри.

- Куда это ты собрался, Том Бомбадил? – вопросила красавица Золотинка. – Напустил тут пузырей, распугал всю рыбу и ондатр, птиц переполошил, да и шляпу свою с пером того и гляди утопишь!
- Вот и верни ее назад, красотка! – ответствовал Том. – Надо оно мне, воду тут еще баламутить. Плыви к себе на глубину, малышка-водяная, в тенистые пруды под корнями ивы, да засыпай спокойно.
Так юная Золотинка и уплыла, вернулась в дом своей мамы в самом глубоком бочаге. Том не поплыл следом, но уселся на переплетенных ивовых корнях, обсушивая на солнышке свои желтые сапоги и размякшее перо. Тем временем проснулся Старик-Ива и немедля завел свою сонную песню. Вскоре Том заснул под колыхание его ветвей, и тут же – хрусть! – втянул его Старик-Ива в свое тесное дупло, всего целиком, с жилетом, шляпой и пером, и захлопнул дупло с треском и скрежетом.

- Ага, Том Бомбадил! Что ты себе думаешь, а? Уставился тут в мое деревянное жилище, воду пить мешаешь, пером щекочешь, сырости сверху напустил, ливень устроил!
- Отпусти меня сейчас же, Старик-Ива! – возмутился Том. – Тесно мне здесь, ни подушки, ничего, одни жесткие корни. Пей себе воду из реки, да почивай, вот как дева-водяная. Корни в реку опускай, заклинаю – засыпай!
Заслышав голос Тома, Старик-Ива тотчас выпустил его и захлопнул накрепко свой деревянный дом, ворча, шепча и скрипя там, внутри. А Том отправился на прогулку из ивовой долины – вдоль по речке Ветлянке. На опушке леса он опять присел, заслушавшись пением и свиристением птиц на сучьях и засмотревшись на бабочек, что порхали и мельтешили над его головой туда-сюда.

Тем временем небо заволокли серые тучи, а солнце уже клонилось к вечеру. Том заторопился. Начался дождь, рассыпая по реке круги; подул ветер, сдувая с листьев холодные капли. Том вприпрыжку бросился укрыться в норе. Не успел устроиться, тут же явился вреднюга-барсук – шерсть на лбу белоснежная, зато темные глазки так и моргают. Это ведь он прокопал насквозь тот холм, да не один, а с женушкой и множеством сыновей. Схватили они Тома за куртку, да и уволокли вглубь своих туннелей, в свое тайное обиталище. Там уселись вокруг, и бормочут:

- Хо, Том Бомбадил! Зачем вломился к нам на крыльцо? Знаешь ли сам, куда попал? Попал к нам, барсукам, теперь вовек не найдешь выхода обратно!
- А теперь слушай меня, барсук-барсучище! Вот сам сейчас мне выход и покажешь – мне пора идти. Не хочешь обратно – веди к задней двери, да-да, той самой, под шиповником. Затем вымоете свои грязные лапы, вытрете носы от земли и отправитесь спать на ваши соломенные подушки – ровно как краса-Золотинка и Старик-Ива.
- Прощенья просим! – сказали тогда барсуки хором. Они вывели Тома в свой тернистый сад, а сами вернулись и спрятались, дрожа и поеживаясь, все двери закрыли на замок, и землю за собой разровняли.

Дождь тем временем совсем прошел. Небо было ясным, и старый Том, посмеиваясь в летних сумерках, вернулся домой, открыл дверь и отворил ставни. На кухонную лампу тотчас налетела мошкара; в окне показались первые звезды, и тоненький молодой месяц покатился к западу.
Над Холмом сгустилась тьма. Том зажег свечу и направился вверх по скрипящей лестнице. Только повернул он дверную ручку, как раздался из-за двери голос:
- Уууу, Том Бомбадил! Посмотри-ка, кто пришел в ночи. Вот он я, за твоей дверью. Попался наконец! Позабыл уже, небось, могильное умертвие, что обитает в кургане – там, на вершине холма, где круг древних камней. А я тут как тут, снова на свободе. Утащу тебя под землю, бедняжка Том, быть тебе отныне бледным и холодным покойником!
- Прочь ступай, ночная жуть, заклинаю – сном уснуть! Закрой дверь и не возвращайся больше. Нечего тут сверкать глазами и хохотать попусту. Ступай немедля в свой травянистый курган, к зарытому злату и забытому горю, опусти свой череп на холодный камень и усни, ровно как юная Золотинка, Старик-Ива и барсуки под землей.
С тем и пришлось могильному духу отправиться восвояси – вынесся в окно, прошелестел через двор, тенью перемахнул стену и побрел на свой курган, увенчанный кругом камней, в свою одинокую могилу, стеная в ночи и позвякивая кольцами на костях. А старик Том улегся на свою подушку и захрапел, словно кузнечные мехи – и спалось ему слаще, чем Золотинке, спокойнее, чем Старику-Иве, и уютнее, чем всем барсукам и умертвиям на свете.

Проснулся Том рано утром и тут же засвистел скворцом, напевая свое «эх, дол, добрый дол, добрый дол, славный дол». Так он надел ботинки, куртку и побитую жизнью шляпу, не забыв прицепить перо, и широко растворил окно навстречу солнечным лучам.
Мудрым и опытным парнем был Бомбадил, несмотря на ярко-синюю жилетку и желтые ботинки. Никому и никогда не удавалось захватить его врасплох – ни в долине, ни на холме, ни на лесных тропках, ни у речки-Ветлянки, ни в заводях, полных кувшинок, где он плавал, бывало, на своей лодке. Но настало время и самому Тому стать ловцом, а не добычей. Понравилась ему дочь Реки, что напевала птицам в зарослях древние водяные песни в своем зеленом наряде, а волосы ее струились водой среди камышей. Схватил он Золотинку в объятия и держал крепко, и сердечко ее забилось, а в тростнике закричали цапли и зашипели ондатры. Том и говорит:
- Вот она, моя красавица! Пойдем домой со мной. Стол уже накрыт: там желтые сливки, и мед, и белый хлеб с маслом, и розы на подоконнике, а еще больше – в саду. Будешь жить со мной под Холмом, и не слушай свою матушку: в ее глубоком заросшем пруду тебе не найти жениха!

Так Том Бомбадил сыграл веселую свадьбу, и на нем была корона из лютиков вместо шляпы с пером, а невеста была в серебристо-зеленом, и в венке из незабудок и ирисов. Он пел, как скворец, и гудел, как шмель, и прыгал под музыку скрипки, обняв свою деву-водяную за тонкую талию. В доме горели светильники, и постель была бела, а на медовый месяц притопал с холма потанцевать весь барсучий народ. Когда Том с женой засыпали на своих белых подушках, Старик-Ива все скребся да скребся в окно, а на берегу в тростниках вздыхала Хозяйка Реки, и древнее умертвие завывало в своей могиле.
Но Тому Бомбадилу нипочем были ни стуки, ни голоса, ни танцующие лапки, ни прочие звуки и шорохи ночи. Он спал спокойно до рассвета, а потом вставал и знай себе пел, как и раньше: «эх, дол, добрый дол, добрый дол, славный дол», сидя на крылечке и обстругивая ивовые прутики, пока Золотинка расчесывала свои прекрасные льняные кудри.

[Страый Тук›]

Годная сказка получилась, малость придурковатая и страшноватая - в самый раз для детворы. Снять такое отдельной серией или фильмой. Как раз для Тима Бёртона.

[Curumo›]

в самый раз для детворы.

Сказка – это альфа и омега, Туче. Чего бы стоили без нее все эти философские рассуждения и эльфийские словари? Хотя постфактум Профессор и может себе позволить позлорадствовать о том, что ВК – это теология в сахарной глазури (There is, in fact, quite a lot of theology included in The Lord of the Rings …, though perhaps it is made more palatable by a sugar coating./ Lett. to G.S. Rigby, 1965).

Насчет могильников – небольшая ремарка:

Эпизоды с кинжалом Короля-Чародея и с мечом Мерри – это части единой мифо-истории, войны длиной в целую эпоху. Фродо был ранен Королем-Чародеем на Заверти – на бастионе древней линии укреплений, построенной нуменорцами против его королевства. Кинжал Мериадока был добыт из могильников того же самого народа. Он был скован кузнецами, которые знали все о Сауроне и его слугах (knew all about Sauron and his servants), и создали его в пророческом прозрении - или просто в надежде на ту развязку, которая в итоге и произошла./Lett. to Mr and Mrs Kloos, 1963

А не многовато ли знали эти нуменорские кузнецы?...
Еще во фрагменте Q33 из Parma Eldalamberon 20 сразу после текста «Приключений Тома Бомбадила» следует любопытный комментарий:

Стоит хоть кому-то встать и заявить, что все кругом прогнило – его тут же отправляют в тюрьму. Эта система нестерпима, а также по самой природе своей и нетерпима: она не потерпит никакой критики, ее невозможно исправить или изменить, и единственное, что ждет ее – медленная деградация.

Злые языки, конечно, могут заявить, что Толкиен имел в виду страны, имевшие несчастье быть управляемыми коммунистами, нацистами и прочими моральными уродами современной Профессору эпохи (1934 год, если быть точным).
Однако поскольку никаких конкретных адресатов в сем комментарии к поэме не предусмотрено, мы вполне вправе сделать единственно логичный вывод: Профессор выражает здесь свое неподдельное осуждение волюнтаристских замашек товарища Бомбадила Т.И. в отношении угнетенных народов ив, барсуков и умертвий

[Adenis›]

Когда Том "берет в жены" (на сам.деле начинает сожительствовать с) Голдберри, у них огромная разница в возрасте. Они не планируют детей изначально (см. предложения Тома, когда тот завлекал невесту). Миссис Голдберри Бен-Адар на вид очень хороша ("прекрасна как эльфийская дева"), (на вид) находится в фертильном возрасте, при этом детей, повторю, не было и не будет. Мой вопрос в том, зачем Тому понадобилась молодая красивая девушка - пусть и русалка? Была ли она действительно красивой, была ли она вообще женщиной или это был наведенный морок - вопрос другой, но зачем пожилому на вид, бородатому, в отнюдь не молодежном прикиде Йарвену Бен-Адару, который живет в Средиземье с самого начала, молодая женщина? Гораздо логичнее взять в жены если не ровесницу, то хотя бы женщину в возрасте, наподобие Галадриэли. Но Йарвен именно что сватается к Голдберри, а не к ее уважаемой мамаше (тоже незамужней).

[Старый Тук›]

но зачем пожилому на вид, бородатому, в отнюдь не молодежном прикиде Йарвену Бен-Адару, который живет в Средиземье с самого начала, молодая женщина?

Бессмертная домохозяйка. (в тред зазываются феминистки - не к ночи будут помянуты)

[Curumo›]

Когда Том "берет в жены" (на сам.деле начинает сожительствовать

Действительно, в оригинале там «you’ll find no lover!» - «в ее глубоком заросшем пруду ты не найдешь себе любовника!». Поскольку дело все же окончилось свадьбой (Tom Bombadil had a merry wedding), я счел возможным перевести это как «жениха». Опять же, у нас тут все-таки сказка: феминисток мы, конечно, давно всех распугали, но хотя бы у наших юных читательниц должна остаться хоть какая-то вера в мужскую порядочность (happily ever after, вот это вот все).

Spoiler (click to show/hide)

Хотя если посмотреть, как вели себя в Средиземье майары, сбросившие опеку «старших товарищей» - Мелиан, Велиндо, Том, Хозяйка Реки, Золотинка – в маленьких плотских радостях никто из них себе не отказывал (кроме, как ни странно, «темного» лагеря – Саурон и балроги с Шандором нашим ЛаВэем явно не на одной волне). Неудивительно, что валары истарям тела состарили, чтобы в командировке не шалили

у них огромная разница в возрасте.

Кстати, а такая ли уж огромная? Таксономически она майя, дочь майи. В тексте только одна временная привязка: свадьба состоялась после того, как в могильниках завелись умертвия – т.е. в 3-м тысячелетии 3-й Эпохи, едва ли раньше. Однако на момент уволакивания Бомбадила в пруд оба персонажа явно знакомы – может, Золотинка с ним уже несколько тысяч лет флиртует, пока он не догадался пригласить ее на чашечку сливок.

зачем Тому понадобилась молодая красивая девушка

Вот этим вопросом, коллега, вы реально поставили меня в тупик

[Adenis›]

зачем Тому понадобилась молодая красивая девушка

Вот этим вопросом, коллега, вы реально поставили меня в тупик

ну,... Бильбо обходился без красивых девушек все 113 лет в Шире, Гэндальф еще подольше, и Фродо до 50 лет дожил, ничего. Арагорн - почти лет 90 до брака, Боромир так и не успел жениться,  и т.д. Арагорн взял в жены женщину на каких то несколько тысяч лет старше себя, конечно, красивую, но скажем так, не молодую.
По поводу возраста Голдберри: она была молода. Ее мать - речной дух, а вот отцом ее был по-видимому эльф или человек: куда бы он иначе исчез, да так, чтоб и концы в воду? Про отца Голдберри и его судьбу у Толкина не припомню ничего, можно только предположить, что и у её отца тоже была борода, за которую удобно хватать - следовательно, он был человек, а не эльф. Мог быть и гном/дварф, но очень маловероятно. Под водой он дышать умел не очень хорошо, видимо.

Детей они не зачали: если Голдберри действительно вела наступление на видного холостяка с павлиньим/лебединым/зимородка пером в шляпе не одну сотню лет, неужели она не поняла, что как женщина ("жена" это женщина, а женщины рожают детей, им брак для этого и нужен) она его не интересует?

Бомбадил, бывший Йарвен, который жил рядом со злыми деревьями и могильными трупами-умертвиями в лесу-убийце, еженощно слышал их скрипы и вопли (и ничего, нормально) спустя эдак с десяток тысяч лет одиночества внезапно завел себе женщину. (И кровать двуспальную - ее могла уже женщина завести потом, конечно.)  Это странно.

Spoiler (click to show/hide)

С другой стороны, списывать скрипы и вопли на деревья и живых мертвецов при наличии жены и кровати - плохая отмазка.

То, что Голдберри и Том "в браке" совсем недавно, подтверждается стихотворениями про Бомбадила.
Фермер Маггот, дружбан Тома, вряд ли сам их сочинил, нигде не сказано, что Маггот - еще и поэт. Содержание, судя по контексту, не Том ему рассказал слово в слово - автор каким-то образом, не полностью, конечно, а отчасти, был свидетелем этих всех событий. Маггот мог гостить у Тома, и услышать рассказ от Голдберри, а затем пересказать его дальше по испорченному телефону. Но все таки читая стихотворения про Тома создается ощущение, что их автор если и не непосредственный, то очень близкий свидетель событий. И это не сам Том.

Из скупых источников известно, что Эльронд не знает Тома Бомбадила, но знает Йарвена Бен-Адара, древнейшего, безотчего сына и т.д. Эльронд знает, что Йарвен живет очень давно: Эльронд не говорит, что "они живут", он использует ед.ч. Т.е. "вступить в брак" Том мог совсем-совсем недавно, возможно даже после знакомства с Магготом: он же ночевал у того на ферме, и ни о какой жене не беспокоился, о ней вообще как о жене тогда в том стихотворении ("Приключения Тома Бомбадила") речи не шло.

[Curumo›]

жил рядом со злыми деревьями и могильными трупами-умертвиями в лесу-убийце, еженощно слышал их скрипы и вопли (и ничего, нормально) спустя эдак с десяток тысяч лет одиночества внезапно завел себе женщину.

Ну вот и повод – завелись рядом умертвия, одному стало тоскливо по ночам, и решил: не пора ли жениться? Раз все равно поспать не дают. Кстати – а кто сказал, что это первая женщина? Он там в ВК как-то уж больно тепло вспоминает хозяйку броши из могильника (He looked long at it, as if stirred by some memory). Может, поэтому Элронд и не говорит "они живут" – мало ли, у весельчака очередная подружка, кто их там считал?

То, что Голдберри и Том "в браке" совсем недавно, подтверждается стихотворениями про Бомбадила.

В толкиеновском предисловии к сборнику отмечено, что это наоборот ранняя вещь, хоббитские легенды из Бакленда (earlier piece, and is made up of various hobbit-versions of legends concerning Bombadil).

"вступить в брак" Том мог совсем-совсем недавно, возможно даже после знакомства с Магготом: он же ночевал у того на ферме, и ни о какой жене не беспокоился

Полагаете, Золотинка после свадьбы не позволила бы мужу попьянствовать с друзьями? Судя по манере ухаживания, он ни разу не подкаблучник

[Curumo›]

Раз уж вспомнили Мэггота – вторая часть:

Том Бомбадил отправляется в плаванье

Старый год шел на убыль, окрасив леса бурым; западные ветра звали за собой в дальние края. Том поймал опавший буковый лист и задумался вслух:
- Ну что же, может, это счастливый денек принесло мне ветром? Чего ждать нового года? Нет времени лучше, чем «сейчас». Починю-ка я лодку и поплыву странствовать – на запад, по речке-Ветлянке, а там - куда глаза глядят!
Тут птичка-весничка приземлилась рядом на ветку:
- А я, между прочим, все слышу! Приветик, Том. Знаем мы, куда твои глаза глядят! А не слетать ли мне, не слетать ли, да не сообщить ему – пусть готовит встречу?
- Никаких имен, летунья-болтунья! Нечего тут все рассказывать всем и каждому. Не твоего это ума дело. Дойдет до Старика-Ивы – так и знай, поджарю тебя на ужин на ивовом прутике!
- Да ты поймай меня сначала! – пропела малютка, задрав хвостик. – никаких имен и не нужно, расскажу ему прямо на ушко – «плывет вниз по реке до Митьи, жди к закату и готовь пиво», уж не отвертится. А ты поспеши, пьянчуга!

С тем и улетела. А Том усмехнулся сам себе:
- А почему бы и нет? Ну что ж, так тому и быть. Много вокруг путей-дорожек, но сегодня сплаваю именно туда.
Решив так, Том обстругал весла, залатал старую лодку и вырулил из тайной своей заводи сквозь тростники и ракитники. Проплыл под низко склонившейся ольхой и направил курс вниз по реке, напевая под нос: «до свиданья, ивы, мели и проливы...». Тут завидел его синий зимородок:

- Ничего себе! Сам Том Бомбадил! Куда это ты собрался в такой лодчонке? 
- Может, на Брендивин по Ветлянке, а может, к друзьям на огонек в Приоградье. Там живет малый народец, вечером не прочь угостить странника. Навещаю их иногда.
- Так передай весточку и моим родичам, и мне вестей привези! В каких прудах ныряют, где нынче рыба прячется?
- Нет уж! – отвечал Том. – я тут по речке путешествую, гребу в свое удовольствие, а в почтальоны не нанимался.
- Чик-чирик! Вот и зануда же ты, Том. Смотри не опрокинь свое корыто. Напорешься на ивовую корягу, то-то я посмеюсь!
- Меньше слов, старина Зимородок! Придержи свои пророчества. Лети лучше и причеши свои перышки рыбьей костью. А то сидишь тут красавчиком с алой грудкой, а на самом деле неряха и дома не убрано. Когда рыбаки болтают клювом на ветру, аки флюгеры, никакой рыбалки не будет!
Зимородок захлопнул клюв и подмигнул Тому, когда тот, напевая, проплывал под его веткой. Затем упорхнул синей молнией, уронив сверкающее ярко-бирюзовое перо. Том подобрал его и залюбовался: искрится на солнце, что твой самоцвет. Выбросил из шляпы старое перо и вставил взамен зимородков подарок: «оттенок приятный и прослужит долго».

Поплыл Том дальше, как вдруг появились круги вокруг лодки, и пузыри пошли из глубины. Том возьми да и шлепни веслом по тени на воде. Из реки откликнулась усатая морда:
- Эй, полегче, Том Бомбадил. Давненько не виделись. Веслами погрести вздумалось, надо же. А не опрокинуть ли мне тебя в воду?
- Да на здоровье, приятель-Выдра. Вот на тебе и поплыву по реке, то-то пощекочу загривок!
- Фу таким быть! Поплыву да расскажу своей матушке, да и прочей родне, папе, сестре и братику: Том Бомбадил совсем тронулся, гребет-телепается вниз по Ветлянке в старом тазу.
- Отдам твою шкурку умертвиям, Выдра, то-то они ее выдубят. А что останется, свяжут золотыми кольцами – и усика не останется, мама родная не узнает! Так что не дразни старого Тома, пока толком плавать не научишься.
- У-ух! – крикнул пловец-Выдра, да как окатит Тома водой с головы до ног! Даже шляпу намочил. А сам нырнул под лодку, раскачав ее на волнах, и устроился под бережком, наблюдая, как Том и его веселая песня исчезают вдали.

Величавый Лебедь с острова Элвет гордо проплыл мимо лодки Тома, смерил его мрачным взглядом и звучно фыркнул. Том рассмеялся:
- Что, старый шипун, скучаешь по своему перу? Поделился бы лучше новым, а то старое износилось вконец. Нашлось бы у тебя доброе словцо, так и подружились бы: шея длинная, осанка гордая, да только и знаешь, что шипеть и фырчать. Вот вернется Король, возьмет тебя на службу и поставит печать на клюв: тогда уж не загордишься!
Лебедь взъерошил крылья, зашипел снова и поплыл быстрее – и Том поспешил вслед за ним. Так и приплыл он к Ветлянской запруде. Вода шумно и пенно текла здесь через слив, и лодочка Тома пронеслась сквозь перекат в брызгах и пузырях, подпрыгивая, как пробка, и крутясь, как опавший лист. Долго ли, коротко ли, добрался он по нижней Ветле к пристани Гриндволла. Тотчас всполошился малый народец в Приоградье и Брередоне:

- Эй, здесь Том-лесовик, старый бородач! – смеялись хоббиты. – Берегись, Том! Враз утыкаем стрелами из луков: нечего тут плавать ни лешим, ни умертвиям. Не пропустим через Брендивин, так и знай: ни на лодке, ни на пароме!
- Тю, пончики, ишь развеселились! Да вы ведь даже от козы или барсука по норам попрячетесь, а то и от тени собственной. Вот напущу на вас орков, мигом разбежитесь!
- Зови своих орков, Том, пока борода не отвалится! Вот тебе стрелу в шляпу, и еще одну, и третью, - ничего не боимся! И вообще, куда ты собрался? Если за пивом, то на тебя во всем Брередоне бочек не напасешься.
- Собирался через Брендивин и до Широструи, но что-то больно разгулялась нынче река для моего кораблика. Засим рассчитываю на паром малого народа, да будет их вечер бодрым, а утро – добрым!

Заходящее солнце окрасило воды широкого Брендивина алым, словно зажгло пламя на бегущих волнах – а потом светило ушло за горизонт, и пламя обратилось в серый пепел. На Лестнице Митьи не было ни души.
- Веселенькая встреча! – промолвил Том, ступив на пустой причал. Вокруг темнело, и он валко потопал по дороге вверх, пока вдалеке на засветились деревенские фонари в Руши.
- Тпрру! Стой, кто идет! – раздался голос впереди, и колеса телеги со скрежетом остановились. Том прошагал мимо, не обернувшись.
- Ну надо же! Что за бродяга нынче ходит в Марях? Что забыл здесь? Шляпа вся в стрелах – видать, предупреждали, да не послушал! Говори тотчас, за чем крадешься? За хоббитанским элем, верное дело, а в кармане небось ни пенни? Поеду-ка оповещу всех, чтоб позакрывали двери – ни капли не получишь!
- Так-так, мохноногий. Мало того, что на Митье не встретил, так еще и бурчишь теперь? Тоже мне, фермер-толстяга, сам на телеге катается, уже и ходить от одышки разучился, а все на прохожих ворчит. Эх ты, Мэггот-Бирюк, пузан-крохобор! Не узнал старого друга в темноте – теперь с тебя кружка. Давай руку, помоги взобраться. Нам, бродягам, выбирать не приходится – а то поехал бы один, тебе же хуже!

Так, смеясь, они и поехали дальше. В Руши задерживаться не стали, хотя корчма была открыта и вкусно тянуло солодом. Свернули на Мэгготов проезд, а телега жалобно скрипела и подскакивала – Тома угораздило прямо в ней пуститься в пляс. Звезды высыпали в небе над Бамфурлонгом, и в доме Мэггота ярко горели фонари, а на кухне к радости запоздавших ночных путников был разожжен камин. Сыновья Мэггота отвесили поклон у входа, дочери сделали реверанс, а жена фермера вынесла жаждущим по кружке пива.

Поужинав, друзья принялись петь песни и рассказывать сказки, и конечно же танцевали – Мэггот скакал вовсю, подтянув пояс, Том танцевал джигу, осушая залпом кружку за кружкой, дочки фермера прыгали хороводом, а почтенной женушке оставалось лишь смеяться. Когда же наконец семейство разошлось спать на своих подушках из перьев и папоротника, Том и мохноногий фермер устроились у камина поговорить.
Обменялись вестями обо всем, что происходит вокруг – от Могильных холмов до Башенных, кто приехал и кто уехал, и о посевах, и о жатве, и как уродились пшеница и ячмень. Обсудили дивные истории из Брия, и из кузниц, и с мельниц, и с торговищ, и слухи в шепоте дерев-лиственниц, что принес южный ветер. Были помянуты и высокие стражи-дунаданы у Сарнского Брода, и мрачные Тени на границах. Так фермер Мэггот и заснул наконец в своем кресле, у догорающих углей.

Том же исчез еще до рассвета, будто полузабытое видение, какие иногда приходят во сне: то веселые, то грустные, то остерегающие. Никто не слышал, как открылась и закрылась дверь, и проливной дождь утром смыл все следы. Ничего не видели на Митье; ни шагов, ни песен не слышали в Приоградье. Три дня стояла его лодка у пристани Гриндволла, пока однажды утром не уплыла обратно, вверх по Ветлянке.
Хоббиты сказывали, что это выдры ночью отвязали ее и протащили через слив запруды, а потом Лебедь с острова Элвет повел ее вверх по течению, ухватив клювом фалинь, пока выдры направляли суденышко мимо скрюченных корней Старика-Ивы. На носу лодки восседал Зимородок, а на скамье распевала птичка-весничка – так и довезли вместе лодку домой, в Томову заводь. Тут и говорит пловец-Выдра:
- Ну и ну! Что за бродяга без сапог, что за рыба без плавников! Весла-то мы и забыли!
Так и лежали те весла у пристани Гриндволла, и нескоро довелось Тому дойти, найти и забрать их назад.

В наличествующей у меня русской версии переводчик попался на удочку – перевел остров Элвет как «остров Эльфа». На самом деле Элвет – попросту «лебедь» на староанглийском, то есть мы имеем лебедя с Лебяжьего острова. Я решил оставить как есть. Ну а переводить названия вроде Бамфурлонга или Брередона, кмк, так и вовсе кощунство

[Старый Тук›]

Обменялись вестями обо всем, что происходит вокруг – от Могильных холмов до Башенных, кто приехал и кто уехал, и о посевах, и о жатве, и как уродились пшеница и ячмень. Обсудили дивные истории из Брия, и из кузниц, и с мельниц, и с торговищ, и слухи в шепоте дерев-лиственниц, что принес южный ветер. Были помянуты и высокие стражи-дунаданы у Сарнского Брода, и мрачные Тени на границах. quote]
А бухали-то они буквально накануне. На неделе и Фродо с братвой подвалил.

[Старый Тук›]

Обменялись вестями обо всем, что происходит вокруг – от Могильных холмов до Башенных, кто приехал и кто уехал, и о посевах, и о жатве, и как уродились пшеница и ячмень. Обсудили дивные истории из Брия, и из кузниц, и с мельниц, и с торговищ, и слухи в шепоте дерев-лиственниц, что принес южный ветер. Были помянуты и высокие стражи-дунаданы у Сарнского Брода, и мрачные Тени на границах.

А бухали-то они буквально накануне. На неделе и Фродо с братвой подвалил.

[Curumo›]

Ну подумаешь, назгулы на границе – шо, уже и пива не попить?

Spoiler (click to show/hide)

Кстати, джентльмены, а заценили ли вы, сколь тонко работает коллега Saferon в самой цитадели священного канона?

Что касается Сильмариллиона, его отсутствие должно быть понятно.

Мне кажется, «Сильмариллион» все-таки нужен.

Убрана ссылка на формативную для своего времени биографию Carpenter'а

Saferon, I would say that while dated and at times draws too many conclusions, Carpenter's biography is still essential

Тролльхейм аплодирует стоя

Третья часть:

Однажды, давным-давно

Случилось это в день, когда майские цветы встречали лето в лугах эльфийской страны, ослепительные, как свежевыпавший снег. Высокие лютики светились в зеленой траве золотым маревом, а белые цветы-звездочки широко открывали в поднебесных полях свои яркие глазки, наблюдая, как солнце восходит в зенит и клонится к закату. Там бродила Золотинка в короне из шиповника – гуляла среди цветущего лугового сердечника, сдувала пушистые одуванчики и водила рукой в прудах с кувшинками, любуясь, как прохадная зеленая вода поблескивает вокруг тонкой ладони.

Наступила ночь, и трава казалась серой в сумеречном свете, и лишь роса на ней сверкала белесым отсветом. Солнце закатилось, и глубокие тени протянулись вокруг. Цветы-звездочки закрылись, но звезды в вышине светили ярко и перемигивались друг с дружкой, ожидая восхода луны. Наконец она взошла, и ее бледные лучи рассыпались по листьям и траве сияющим хрусталем – казалось, живое серебро стекает по стеблям вниз, туда, где среди цветов блуждали линтипы, собирая росу. Заросли травы были лесом для этих малюток, и Том не замечал их, выходя в траву босиком искупать в лунных лучах свои большие бурые пальцы.

Но в этот день, в канун июня, линтипы вышли за росой раньше обычного. Том остановился, прислушался и присел пониже:
– Ага! Привет, малыши! Так это ваш мышиный запах я чуял, оказывается? Ну что ж, роса нынче сладка – пейте вволю, да только смотрите не попадитесь мне под ноги!
Линтипы лишь рассмеялись – и тут же незаметно исчезли, а старый Том вздохнул:
– Вот нет чтобы остаться. Они единственные, кто не хочет поговорить со мной – не скажут, ни кто они есть, ни зачем приходят. Интересно, в чем их тайна? Может, спускаются с луны, а то и с самих мерцающих звезд? Вовек не дано мне узнать.
Так случилось однажды, и было это давным-давно.

[Старый Тук›]

Curumo

Carthaginem esse delendam.