Topics

1

Проза / Еще отрывок из моего впроцессника - опять вспоминаю там Профессора

« on: 17/10/2021, 18:51:40 »

Еще кусочек, в котором сплелись мир "Камбрии" Коваленко, ирландская мифология, английский фольклор и, конечно, наследие Профессора.

– Фай! Шяс! Шяс! Ох ты ж проклятущие... Уэ, уэ!
Фургон вдруг резко остановился – аж дышло затрещало. Следом откинулся полог, открыв клочок серого неба. В проеме показалась взлохмаченная рыжая голова Орли.
– Гвен, миленькая, выглянь-ка! Куда ехать-то теперь?
Сидевшая подле Робина Гвен поднялась. Высунулась наружу. Удивленно воскликнула:
– Ой, Ланнуст уже! Налево, конечно, – и тут же предложила: – Давай сменю: там дальше дорога была неважная, не знаю как сейчас.
Кивнув, Орли посторонилась. Пропустив Гвен, сама нырнула внутрь. Осторожно прокралась к Таньке. Шепнула тихонько:
– Ты как, холмовая? Поспала?
Танька честно помотала головой. Призналась:
– Так и не заснула. Сон никак не идет.
В ответ Орли вздохнула. Шепнула:
– Эх... Ну ничего, там помощь твоя не к спеху. Сейчас Гвен лошадьми правит – а потом, если хочешь, опять я ее подменю, – и, вдруг хихикнув, продолжила: – Ну я и опростоволосилась! Вожжи натянула – а они все равно идут. Я им «шяс» по привычке – а они гаэльского не понимают. Хорошо, сообразила потом, как это по-бриттски будет!..
Со стороны задней стенки, где по своему обыкновению примостился на полочке господин Эрк, послышался короткий смешок. Засмеялась было и Санни – но сразу же, словно чего-то испугавшись, тихо ойкнула и замерла, понуро опустив голову.
Тут Орли вдруг спохватилась:
– Ой... Робин-то как?
– Спит, кажется, – отозвался господин Эрк. – Ты вот что, красавица: не шуми сейчас!
– Он теперь почти всё время так, – грустно вымолвила Санни. – То тихо лежит, будто спит, то закашляется, а то в забытье что-то по-франкски забормочет. Слова вроде на наши похожи – а смысла никак не ухватить.
– Так это язык его матери, – пояснил господин Эрк. – Госпожа Радалинда – она родом из Австразии: то ли франконка, то ли фризка. Тамошние фризы тоже по-франкски говорят, родной язык совсем позабыли.
– А отец у него кто? – брякнула вдруг Орли и отчего-то покраснела.
– Сид из Коннахта, – не задумываясь ответил господин Эрк. – Робин мне однажды даже его имя называл – то ли Оберон, то ли Альберон.
– Альберон? – удивленно протянула Орли. – Ну и имечко! Оно же на гаэльское совсем не похоже!
– Ну так и что? – уверенно откликнулся господин Эрк. – Это ж не народ Миля, а сиды! У них небось и язык свой собственный, и имена тоже...
Господин Эрк замолчал, потом вдруг хмыкнул. И, помолчав еще немного, задумчиво добавил тихим, но отчетливо слышным Таньке шепотом:
– А в другой раз он вроде говорил, что отцовского имени и вовсе не знает... Да кто его разберет! Сам-то Робин с отцом никогда не встречался.
Стоило господину Эрку заговорить о сидах, как Танька напряглась. А потом ей и вовсе стало не по себе. Вдруг он что-нибудь спросит и у нее – про язык сидов, про имена, про обычаи? И что, опять придется выкручиваться, пересказывать всё, что удалось выпытать у мамы, – про квенди, про эльдар?.. А ее народ – он ведь на самом деле и не угас в полых холмах, и не ушел на Заокраинный Запад – он просто никогда не жил ни на Придайне, ни в Гибернии, ни на континенте! Танька ведь знала даже имя человека, создавшего и подарившего людям целый мир, в котором нашлось место таким, как они с мамой... Знала – а внутренне примириться с этим не могла. Вот же она сама, вот же ее мама – обе живые, теплые, из плоти и крови! Разве они могут быть ненастоящими, выдуманными?! А может быть, тот университетский мэтр явился в городок на берегу Табвиса с другой планеты, с той самой Арды, – совсем как мамин Учитель? Может быть, он вовсе ничего не выдумывал, а поведал жителям той Земли самую что ни на есть правду?
Одернула себя. Незачем выдумывать утешительные сказки! И вообще, совсем не о том думает она сейчас, когда Робину становится всё хуже и хуже!

• Reply
• Quote

2

Проза / Свежий рабочий фрагмент из фанфика по "Камбрии" с неким оммажем

« on: 16/08/2021, 19:57:45 »

Помаленьку приближаюсь к окончанию своего большого опуса - вольного продолжения "Камбрии" В. Коваленко, эпопеи в жанре альтернативной истории, где действие происходит в раннесредневековой Британии.

Вчера вчерне я написал интерлюдию, и один из эпизодов получился неким оммажем. Думаю, узнаваемым. Сходство там чисто внешнее (сам сюжет совсем другой), однако сделано оно не совсем случайно. Это именно оммаж, до этого были явные отсылки, а тут вот так.

В общем, представляю вам этот кусочек:

Развалины Кер-Лундейна, королевство Эссекс

Пловонида, Лондинион, Лондиниум, Кер-Лундейн – сколько же названий сменило это место за многие века! Но и теперь, совсем как в давние времена, рядом с ним неспешно текла широкая река – Тамесис по-латыни, Табвис по-камбрийски, Тамезе по-саксонски. Сейчас по реке к разбросанным по ее берегам городам и селениям вновь тянулись вереницы купеческих судов: нынешние жители этого края, саксы-эссексцы, быстро оправились от последствий мятежа, случившегося у их соседей-мерсийцев. Однако никто из купцов не заходил в Кер-Лундейн, все проплывали мимо: новый Люнденвик, бойкий торговый городок, выстроенный уже саксами, стоял выше по течению. Там, в Люнденвике, кипела жизнь: расхваливали на рыночной площади свой товар многочисленные торговцы, спорили с ними, норовя сбить цену, придирчивые и экономные покупатели, с раннего утра до позднего вечера трудились ремесленники, поднимался над крышами пахучий торфяной дым очагов. А здесь всё было совсем иначе: пустые разрушенные дома, заросшие кустарником и деревьями улицы, давно умерший израненный город...
По заброшенной улице сквозь колючий терновник осторожно пробирался одинокий юноша, почти подросток. Небольшого роста, щуплый, черноволосый, он был одет по-бриттски, однако вопреки обычаю не носил на тунике цветной ленточки. Зато лицо, шея, тыльные стороны кистей рук юноши были испещрены причудливыми синими узорами, по которым сведущий северянин сразу узнал бы в нем пикта из западных, пограничных с Дал Риадой, кланов. А на его поясе висел длинный узкий меч в деревянных ножнах, украшенных тонкими металлическими пластинками со странными, совсем не пиктскими, узорами.
Преодолев терновые заросли, молодой пикт немного постоял, осмотрелся вокруг, затем шагнул в черный провал меж поросших низкими деревцами остатков каменной стены. Ненароком зацепил лицом ветку молодого ясеня. Поморщился, дотронулся рукой до щеки, обезображенной свежей, еще не до конца затянувшейся раной. И медленно двинулся вперед по темному, едва освещенному пробивающимся через дыры в стенах дневным светом залу.
Внезапно он остановился и настороженно замер. Повертел головой, прислушиваясь. Затем потянулся к рукояти меча.
– Остановись, воин, – раздался вдруг хрипловатый старческий голос. – Ты ведь пришел к Нуаде Среброрукому, не так ли?
Неведомый старик заговорил по-гаэльски, не по-пиктски. Однако юноша сразу понял обращенные к нему слова. Растерянно кивнув, он разжал пальцы. Меч так и остался в ножнах.
– Что привело тебя в обитель Марса Ноденса, альбидос? Ты ведь христианин, не так ли? – продолжил голос.
– Клятва, – глухо ответил пикт тоже по-гаэльски. – Не моя. Дядя дал клятву принести на алтарь Нуады золотое кольцо. Но он тяжело ранен в бою, и я пришел за него.
Голос вдруг хмыкнул.
– Ну и как, трудно христианину идти на поклон к старому богу?
Воцарилось молчание. Потом голос раздался вновь – чуть насмешливый и вроде бы даже удивленный: – Да была ли тебе, альбидос, нужда идти к Среброрукому через саксонские земли? В Гвенте, в Энис-и-Ллуде, уцелел его храм – это примерно на полпути от Кер-Леона до Кер-Глоуи.
Пикт вдруг выпрямился, расправил плечи.
– Воины Одор-ко-Домельх не боятся саксов, – гордо произнес он. – Я сделал как должно. Как велела Мать Лигах из ветви Монгфинд, слышащая Донна.
– Что ж, – голос снова хмыкнул. – Мать Лигах, слышащая Донна, – это звучит внушительно. Тогда клади кольцо на алтарь.
Пикт напрягся. Щурясь, огляделся вокруг – но так никого и не увидел. Вымолвил наконец презрительно:
– Я принес кольцо для Среброрукого, а не для его служителей.
– Ну, значит, брось его в трещину в полу, – насмешливо откликнулся голос. – Не бойся, трещина глубокая, люди оттуда его уже не достанут. Только не забудь сначала передать Среброрукому дядину просьбу. Он ведь написал ее, не так ли?
Пикт растерянно помотал головой. Спросил удивленно:
– Разве старые боги понимают письменную речь?
Голос вдруг тихо рассмеялся.
– Кто же, по-твоему, придумал огам, как не медоустый Огма, сын доброго Дагды? А римляне когда-то оставляли здесь Марсу Ноденсу посвящения, высеченные их буквами на мраморе.
– Нет, – смущенно пробормотал пикт. – Дядя просил передать всё на словах. Он ранен, а я не владею искусством письма.
Послышался печальный вздох:
– Что ж, тогда говори.
И тогда пикт начал свой рассказ:
– Мой дядя – Талорк, младший сын нашего короля...

Талорк, законный сын пиктского короля Бруде мекк Бели, не любил, когда его называли принцем. В его представлении так имел право зваться лишь тот, кто в будущем сам мог стать королем. А Талорку трон Альбы не полагался. И его старшим братьям тоже: не было в их стране заведено, чтобы король передавал власть сыну. Новыми королями испокон веков становились в ней мужья дочерей и сестер прежних правителей, чаще всего – принцы из соседних королевств. Отец Талорка тоже не был альбидосом по рождению. Бруде ап Бели, один из младших принцев бриттского Алт Клуита, в свое время стал королем Альбы, женившись на пиктской принцессе. И до поры до времени жил по законам пиктов – разве что очень уж пристально следил за жизнью своих южных соседей. И не только следил. Заключал с бриттами военные союзы. Отправлял своих детей – и сыновей, и дочерей – учиться в Кер-Сиди. Пытался внедрять в Альбе сидовские новшества, от стремян до ветряных мельниц.
Но два года назад в Фортевиот, столицу Альбы, заявились греческие монахи. Заявились – и прочно обосновались в скромном домике рядом с королевским дворцом. Это было странно, но объяснимо. Со времен святого Колума церковью в Альбе заправляли ирландцы. По-гаэльски служились мессы и читались проповеди, гаэльскими именами крестили детей. Знать Альбы часто говорила по-ирландски куда лучше, чем на родном наречии. А простой люд, плохо понимавший язык ученых монахов, пребывал в невежестве. И, несмотря на крещение, упорно продолжал поклоняться прежним богам – многие из которых пришли к ним на самом деле тоже с Эрина. Ну а у греков нашлось именно то, чего так не хватало для подлинного обращения народа в истинную веру, – Священное писание на языке пиктов.
Освоившись, греки и правда основательно взялись за народное просвещение – а заодно убедили Бруде изгнать из столицы ирландских монахов. И всё чаще и чаще вели с ним долгие беседы.
Вскоре короля Альбы словно подменили. Прежде не собиравшийся никого завоевывать, он вдруг заговорил об объединении под своим скипетром всего севера Придайна – от Оркней и Гебрид до Адрианова вала. И, похоже, стал готовиться к нападению на свою родину, Алт Клуит.
Чем это грозило и Альбе, и всему Придайну, Талорк понимал отчетливо. Уже третий десяток лет Алт Клуит признавал над собой власть верховного короля Британии и находился под защитой леди Хранительницы. Начни отец войну – и Альбе пришлось бы иметь дело и со всей Камбрией, и с Мерсией. Победить такую силу в одиночку надежды не было никакой. Но вот ослабить войной и противников, и себя на радость присмиревшим пока Нортумбрии и Уэссексу – это было вполне возможно. А тем временем по другую сторону Британского моря набирала силу смута в рассыпа́вшемся на части Франкском королевстве. И если бы с континента на Придайн хлынули еще и полчища беженцев-франков, перед ними померкло бы даже нашествие германцев двухсотлетней давности. Беженцы, как известно, легко превращаются в завоевателей: это уже показали всему миру и гунны, и авары, и много кто до них.
Несколько раз Талорк спорил с отцом, пытался убедить его в опасности задуманного. Но у отца были свои соображения, которыми он не делился – лишь намекал на какого-то могущественного союзника, не то небесного, не то вполне земного. А последний из таких споров закончился размолвкой, и Талорк попал в немилость.
Поначалу Талорк пребывал в полном отчаянии. Споры с отцом стали невозможны: тот ни о чем не желал с ним разговаривать, не допускал во дворец и даже угрожал ссылкой. Бежать в Камбрию и раскрыть леди Хранительнице отцовские замыслы Талорк тоже не мог: это было бы изменой, бесчестным поступком. Оставалось только уповать на высшие силы. Увы, на помощь церкви рассчитывать теперь не приходилось. Поразмыслив, Талорк решил обратиться за помощью к наследникам друидов – последним жрецам старых богов. И вот теперь его племянник, Морлео, исполнил повеление Матери Лигах.

Морлео закончил рассказ, устало опустил голову. Потом извлек из-за ворота висевшее на шнурке кольцо. Сняв через голову шнурок, положил кольцо себе на ладонь – в пробившемся сквозь проломленный свод солнечном луче оно полыхнуло желтым. Задумчиво посмотрев на кольцо, Морлео вздохнул, затем потянулся к рукояти меча...
И тогда снова раздался голос невидимого старика:
– Эй, обожди! Оставь его при себе – еще пригодится. Нет здесь Среброрукого. Ушел он. Давно. С тех пор как саксы разорили храм. Странно, что твоя Мать Лигах об этом не знала!
А потом наверху вдруг вспыхнул свет – странный, ярко-желтый, точь-в-точь такой, как был в орденском госпитале.
Морлео вздрогнул, вскинул голову. Увидел выглядывающее из дыры в потолке старческое лицо с выбритым лбом – то ли друида, то ли монаха – а рядом с ним, чуть ли не у самого подбородка, – ярко пылающий волшебный сидовский светильник. В следующий же миг он резким движением выхватил из ножен меч, свою верную Сувуслан.
– Эй, ты кто? Ты не Нуада!
Старик хмыкнул.
– Я не Нуада, но я его служитель. Правда, не здешний. Я приехал сюда, чтобы спасти древние реликвии – то, что осталось от храма и неминуемо погибнет без присмотра. Приехал из Глентуи, из Кер-Сиди, – слыхал про такой город?
Морлео не задумываясь кивнул.
– Конечно, знаю: там Немайн и Университет.
Старик радостно заулыбался:
– Ишь ты, он даже Университет знает! Вот я как раз оттуда и есть.
Совсем растерявшийся Морлео молча стоял, задрав голову, с обнаженным клинком в руке. Глаза его болели от яркого света, перед ним, закрывая обзор, плавало большое темно-фиолетовое пятно. Но все равно, пересиливая себя, он упорно продолжал смотреть на странного старика – и никак не мог решить, как поступить дальше.
А старик вдруг сделался серьезным, даже суровым.
– То, что ты поведал мне, – медленно произнес он, – это действительно очень важно. И лучшее, что ты можешь сделать, – это рассказать обо всём дочери Нуады, леди Хранительнице. Но решать, конечно, тебе.

• Reply
• Quote

3

Проза / Отрывки с отсылками к Рохану

« on: 23/01/2021, 00:54:58 »

Вчера я выложил на фанфиксе, фикбуке и АТ еще одну главу своего большого опуса - фанфика по "Камбрии" В. Коваленко. Действие этой попаданческой АИ происходит в Британии 7 века, причем я сильно расширил по сравнению с каноном тему отсылок к Профессору. В частности, у меня из-за произошедшего по сюжету недоразумения наследный принц Мерсии считает себя потомком королей Рохана.

Делюсь новыми "роханскими" фрагментами - эпизодами, где одна из моих героинь, леди Эмлин, так или иначе сталкивается с последствиями этого недоразумения.

— Кто их, англов здешних, разберет! — рассказывал Эмлин улыбчивый копейщик, оказавшийся бывшим моряком. — Помню, бывал я в Египте — так там, говорят, нехристи аравийские всё под зелеными полотнищами воюют. Вот и в той деревне — тоже такие: вышли против шерифовых кэрлов под зеленым полотняным штандартом, а на штандарте какие-то закорючки белые — точь-в-точь как у мусульман. Я вот думаю, — тут копейщик хохотнул, — может, они втихаря от Пеады Магометову веру приняли?

— Вроде конь там был нарисован, а не закорючки, — тотчас же заспорил с копейщиком один из сослуживцев, долговязый парень с вечно мрачным выражением лица. — И негоже на добрых христиан напраслину возводить! В главном-то у них пленный кэрл знаешь кого признал? Самого́ молодого принца Кердика! А Кердик тот — наполовину камбриец, так-то!

Зеленый стяг реял над высокой соломенной крышей, трепетал под порывами ветра. Дождь успел уже хорошо потрудиться над начертанным на нем вздыбленным конем: сейчас от коня оставались только голова, часть крупа и еще завитки гривы, и правда напоминавшие какие-то неведомые письмена.

— Кент? Странно... — задумчиво пробормотал Тревор. Эмлин удивленно посмотрела на него, на миг задержала взгляд на красно-черно-желтой ленточке Плант-Иниров. И не утерпела, все-таки спросила:

— Простите, сэр Тревор... Ваша матушка — из Вилис-Кэдманов?

— Точно! — улыбнулся Тревор. — Только я не путаю цветов. Вижу, что полотнище зеленое, а не красное. Но конь, как хотите, похож!

Прощались они с принцем Кердиком и сэром Эйдином поспешно, но сердечно. Уже совсем готовая вскочить в седло, Эмлин все-таки не утерпела, спросила напоследок:

— Принц, а что означает зеленое полотнище с белым конем?

— Мачеха и ее приспешники опоганили мерсийский косой крест, — гордо выпрямившись, ответил тот. — Поэтому я поднял штандарт своего предка Эомера, короля древнего королевства Рохан. Великолепная рассказала мне про его подвиги, это был истинный герой!

Наконец всё сложилось! Чудесные истории, которые леди Хранительница рассказывала своей дочери, Эмлин слышала не раз.

Разумеется, она промолчала, не попыталась разубедить Кердика. Даже если принц и заблуждался, предка он выбрал себе действительно достойного.

• Reply
• Quote

4

Проза / Еще отрывок из моего впроцессника

« on: 27/12/2020, 00:20:49 »

Опять в главе большой истории, над которой я работаю, появились отсылки к миру Профессора - и это повод показать здесь фрагмент. Напоминаю, что сеттинг у меня заимствован из книг В. Э. Коваленко о сиде Немайн, действие происходит в альтернативной Британии 7 века, а название "сиды" закрепилось там за "расой", созданной на основе людей методами генной инженерии по образу и подобию лунных эльфов из D&D (было вмешательство инопланетян-экспериментаторов). История в своей основе попаданческая, поэтому русское имя героини пусть не смущает. А еще там идет прогрессорство, так что наличию университета прошу не удивляться.

Действующие лица:
Танька, она же Этайн, - главная героиня этой истории, сида 14 лет от роду (допущение: время взросления у них примерно как у людей). Любит мечтать о Средиземье.
16-летняя ирландка Орли Ни-Кашин - близкая подруга Таньки.
Санни (Саннива) - беглая дочь сомерсетского шерифа (точнее, конечно, было бы называть его ривом, но так привычнее), подруга Таньки.
Эрк по прозвищу Свамм - карлик, бывший странствующий комедиант. Считает себя фэйри-подменышем.
Гвен - жена Эрка, тоже бывшая комедиантка.
Робин Добрый Малый - легендарный авантюрист и трикстер, в юности тоже комедиант. Считает себя сыном сида и смертной женщины.

На этот раз Эрк молчал долго, с загадочным видом поглядывая то на Таньку, то на ее подружек.
– А я-то надеялся, что вы меня расспрашивать приметесь, эх... – с деланным разочарованием произнес он, остановив взгляд, конечно же, на Орли. – Ну да ладно, я и без спросу рассказать могу. Вот знаешь ли ты, ирландка, что такое настоящий камбрийский пенильон?
И Эрк так хитро глянул на Орли, что та пристыженно опустила глаза. А затем окликнул жену:
– Эй, Гвеног, проснись! Ну что, тряхнем стариной?
Гвен вздрогнула, открыла глаза, недоуменно посмотрела на Эрка.
– Арфу неси – пора! – подмигнул тот.
Вздохнув, Гвен поднялась. Уверенно прошла пару десятков шагов в сторону фургона, остановилась возле большого дуба – и здесь замешкалась. Осторожно, наощупь, стала обходить дерево. Наткнулась на дышло фургона, взмахнула рукой, пошатнулась...
Сначала Танька смотрела на Гвен с недоумением. Потом догадалась: да она же почти не видит в темноте после яркого света костра! Ну, вот только еще не хватало Гвен из-за этой самой арфы упасть и ушибиться! И, торопливо поднявшись, Танька поспешила на помощь.
Подбежала к Гвен она, когда та уже вскарабкалась на передок фургона и, неловко шаря по пологу, пыталась отыскать вход. Запыхавшись, выкрикнула:
– Госпожа Гвен, госпожа Гвен! Давайте я помогу!
Гвен испуганно обернулась:
– Ой... Это вы, леди?..
Подержать полог приподнятым, пока Гвен копошилась в фургоне, извлекая арфу из кучи скарба, Таньке еще как-то удалось. Но стоило сиде протянуть руку, чтобы помочь Гвен выбраться наружу, как та окончательно смутилась:
– Нет-нет, не надо, леди: невместно же вам!
Конечно же, Танька не послушалась: осторожно подхватила тяжелый инструмент, потом подала Гвен руку. Та растерянно шепнула:
– Спасибо, леди...
Оказавшись на земле, Гвен тут же забрала арфу, потащила ее в одиночку, не дала помочь. «Невместно»! Вот словно не болтали они так славно прошлой ночью до самого рассвета, словно не лакомились вместе лепешками со смородиной!
Добрела́ Танька до костра с опущенной головой, понуро плюхнулась на плед. Закружились вихрем в ее памяти воспоминания – Университет, родная «двоечка», приятели-однокурсники. Кажется, никто из них, даже подлиза Серен, не напоминали ей никогда ни о высокородном происхождении, ни о сидовских ушах – такое сочли бы чем-то неуместным, даже неприличным.
Опомнилась она от звона струн. Подняла голову, повернулась на звук. Гвен, устроившись на пеньке и прижав арфу к правому плечу, подкручивала на ней колки. Странное дело: голос настраиваемой арфы, поначалу беспомощный, как у неопытного певца, потом всё более уверенный, быстро прогнал прочь досаду. Улетучилась обида, сами собой взметнулись вверх опустившиеся было уши. Конечно же, она непременно всё объяснит Гвен, прекратит это недоразумение!
А потом Гвен заиграла. Нехитрая и вроде бы знакомая-презнакомая мелодия зазвучала под звездным небом, разнеслась по окрестностям. И тут же всё вокруг преобразилось, стало таинственным, чудесным, заколдованным – и равнина, и деревья, и люди. Едва различимый вдали пологий холм превратился вдруг в спящего дракона, огромного, величественного и почему-то совсем не страшного. Старый дуб обернулся могучим энтом, покинувшим свой заповедный лес, вышедшим к людям на свет костра и пристроившимся послушать неведомые ему камбрийские песни. А маленький, в половину обыкновенного человеческого роста господин Эрк, обутый в огромные желтые башмаки... Да уж не спрятаны ли в этих башмаках покрытые курчавой шерстью ступни полурослика?! Вот наденет он сейчас себе на палец волшебное колечко да и исчезнет, растворится в воздухе!
Казалось, колдовство арфы подействовало на всех. Притихла, прижавшись к Таньке, всегда такая неугомонная Орли. Санни вдруг осторожно поднялась на ноги и, вытянув шею, неподвижно застыла. Эрк тоже замер, и лишь губы его едва заметно шевелились в беззвучном, неслышном даже для сидовского слуха шепоте. И только Гвен, казалось, не изменилась: все так же прижимала она арфу к плечу и, самозабвенно зажмурясь, перебирала тонкими пальцами струны.
Неожиданно руки Гвен замерли. Голос арфы на мгновение стих. Ослепительно улыбнувшись, Гвен тряхнула головой, так что из-за уха ее выскользнула и свесилась на щеку длинная прядь пышных черных волос, и вновь заиграла – чуть тише, чуть быстрее и вообще как-то неуловимо иначе. Аккорд, другой, третий – и тут вдруг мелодию подхватил Эрк, запел громким и неожиданно звучным голосом, растягивая слова:

Как-то раз на ферме Брака
Репка выросла, а в ней
Вдруг нашлась его собака
Через много-много дней.

Эрк закончил куплет, замер. Перебивая звук арфы, вдруг хихикнула и тут же испуганно ойкнула Орли. Танька обернулась к подруге и невольно улыбнулась: та нетерпеливо ерзала на пледе и самозабвенно смотрела на певца во все глаза, приоткрыв рот от восторга. Зато Санни так и стояла неподвижно, как статуя, и только раскрасневшиеся щеки выдавали ее волнение. А волшебство музыки, несмотря на забавное содержание песни, и не думало исчезать: всё так же таинственно взирал на сиду сквозь приоткрытые морщинистые веки старый энт-дуб, так же роились над костром чудесными светлячками искры, так же загадочно мерцали звезды на отсвечивавшем серебром ночном небе.
Между тем арфа Гвен, издав несколько звучных аккордов, вновь заиграла тише. И опять раздался голос Эрка, с самым серьезным и невозмутимым видом выпевавшего еще одну веселую нелепость:

Раз воткнул проказник Йори
В рыбку ветку по весне –
Через год поймал он в море
Семгу с деревцем в спине!

Гвен перебирала струны и довольно улыбалась. А девушки – те от души веселились. Орли больше не сдерживалась, хохотала взахлеб. Санни тоже смеялась – сначала тихонько, совсем робко, потом всё громче и громче. Да и сама Танька прыснула в кулак, до того явственно предстала в ее воображении громадная рыбина, украшенная не просто деревцем – могучим раскидистым вязом. А Эрк закончил куплет и, пропустив пару аккордов арфы, запел следующий:

От ворон спасая ниву,
Клеем смазал иву Рис –
Вместе с ивою ретиво
Птички в небо унеслись!

Куплет этот неожиданно оказался последним – и вовсе не по воле певца. Не успел Эрк перевести дух, как позади него откуда ни возьмись объявилась закутанная в рваный темный плед фигура.
– Эй, Свамм! – раздался недовольный голос Робина. – Нашел время песни распевать!
Жалобно тренькнув, замолкла арфа. Разом стих веселый девичий смех. А Робин возмущенно продолжил: – Вы что тут, с ума посходили? Я и так шерифовых кэрлов еле отсюда увел!
И тут же развеялось волшебство, кончилась сказка. Не стало больше ни старого мудрого энта, ни спящего дракона, ни роя светлячков над костром. Да и сам костер вдруг потерял силу, померк, скукожился.
Эрк вздрогнул, растерянно оглянулся. Испуганно вскочила, едва не уронив арфу, Гвен. Побледнев, ахнула Санни. А вдалеке, в той самой стороне, где виднелся еще недавно казавшийся спящим драконом лесистый холм, вдруг раздался пронзительный и протяжный крик неясыти.
Робин мрачно покачал головой, пробормотал себе под нос:
– Ох, и дурная примета...
И тут же Орли дотронулась до Танькиного плеча, встревоженно зашептала по-гаэльски:
– Этнин, Этнин, кто это? Сова?

• Reply
• Quote

5

Стихотворчество / Ода мясу (из моего фанфика по "Камбрии")

« on: 24/11/2020, 13:59:03 »

Мир "Кембрийского периода" В. Коваленко - это не палеозойская эра, а совсем недавний по геологическим меркам 7 век эры нашей. И мир, в котором вдруг завелись эльфы - правда, довольно странным образом, под другим названием и вообще довольно необычные. Одна из их особенностей: не могут они долго жить без мясной пищи, заболевают на вегетарианской диете, могут и погибнуть. Так что когда мою героиню спасли от смерти, довольно непростым образом раздобыв в путешествии правильный провиант, друзья ее были счастливы. И один из них, карлик Эрк по прозвищу Свамм, бывший бродячий актер и поэт, преподнес ей целую оду. Правда, посвящена она была не самой героине, а мясу.

Помогли Эрку сочинить эту оду совместными усилиями я, Талиесин и Роберт Бёрнс. Нет, строки я у великих британских поэтов прошлого не крал, но их творчеством вдохновлялся.

Итак,

Ода мясу

Я был совою в час ночной,
Парил бесшумно над страной
Зарёю ранней.
Но возвращался я домой,
Чтоб славить окорок свиной
С ногой бараньей!

Летал орлом я между скал,
И серым волком пробегал
Я по равнине.
Чудес немало я видал,
Но славу не переставал
Я петь свинине.

Я был король, я был поэт,
Пахал я землю много лет,
Носил и рясу.
И вот теперь на белый свет
Кричу: в похлебке прока нет,
Коль там нет мяса!

Оно дает не только вкус,
Без мяса и храбрец, и трус
Сойдут в могилу.
А потому (мотай на ус)
Да будет славен мяса кус,
Что дарит силу!

• Reply
• Quote

6

Проза / Оксфордская история

« on: 08/10/2020, 20:03:22 »

Предлагаю вашему вниманию свой рассказ, написанный для маленького феста "Дорогами Средиземья", проходящего сейчас на fanfics.me. Это фанфик, но не по произведениям Профессора, хотя и со множеством упоминаний его творчества. По своему обыкновению (пора бы уже и разнообразить), я связал события рассказа с сеттингом "Камбрии" В. Э. Коваленко - и все-таки этот рассказ я считаю уместным именно на фесте, посвященном 65-летию ВК и памяти Кристофера Толкина.

Считаю своим долгом поблагодарить своих замечательных коллег по fanfics.me: спасибо огромное, Belkina, Ryska200, Антон Владимирович Кайманский за помощь и поддержку при работе над текстом!

И огромнейшее спасибо моей бете на fanfics.me, хочется жить, за неизменную поддержку и добрые слова!


А теперь сам текст! 

Оксфордская история

— Мама, а почему ты думаешь, что Митреллас сбежала от мужа и детей? Разве ее не могли, например, похитить? Да мало ли что могло с ней случиться! А тебе лишь бы обвинить! — выкрикнувшая эту длинную тираду рыжеволосая девчонка-подросток гордо сверкнула зелеными глазищами, победно задрала вверх длинные заостренные уши.

— Ох, Танюшка... — та, которую назвали мамой, вздохнула. — Мне бы твои заботы...

* * *

— Ну, что скажешь?

Проектор подглядывателя работал теперь безукоризненно: вот что значит тщательно, без спешки подобранная емкость конденсаторов! Но спрашивавший посматривал на заявившегося к нему в мастерскую приятеля с беспокойством: вдруг тот, по обыкновению своему, придерется к какому-нибудь пустяку! Ну разве же можно просто похвалить шедевр, не выискивая в нем изъянов?

Однако гость вовсе и не думал ни придираться, ни насмехаться. Сначала он долго наблюдал за двумя фигурами на экране. Потом повернулся, вздохнул. И наконец, покачав головой, задумчиво произнес:

— Занятно. Вроде похожи — а ведь совсем разные. Старшая — правильная, такую и коллегой назвать не зазорно. А младшая — всё витает где-то. Никак ума не наберется.

Первый из собеседников, приободрившись, кивнул:

— Это точно, витает. И я даже знаю где. Так ведь и ты, дружище, знаешь. Ну, а чего ты ждал? О чем же ей еще мечтать-то при таком теле?

— Может, хотя бы о Фаэруне? — пожал плечами второй в ответ. — Тело-то мы вроде как под «Забытые королевства» подгоняли.

Первый ухмыльнулся:

— Ага. Под забытые, то-то и оно. Кто же о забытом мечтает? Мечтают о том, что не забывается.

Второй снова пожал плечами. Проворчал недовольно:

— Все равно не понимаю. Толку-то с таких пустых мечтаний! А между тем у них там даже Америка не открыта, не говоря уже об Австралии. Так нет же, подай ей место, где все равно не побывать!

Первый загадочно улыбнулся. Хмыкнул:

— Как знать, как знать...

Второй напрягся. Опасливо посмотрел на первого.

— Так. Знаешь что, друг... Вот только не проси меня сооружать ей это самое Средиземье где-нибудь в туманности Андромеды! Мне и прошлой работы хватило: мало того, что планеты переделывать пришлось, так еще и звезды двигать — это тебе не хухры-мухры! А уж если тебе приспичило, то сам и развлекайся! Я, так и быть, понаблюдаю. Может, даже что и присоветую.

Первый бросил на второго быстрый взгляд, хитро ухмыльнулся:

— Не-а. Лень мне всяких балрогов с драконами конструировать. Довольно будет и кое-чего попроще. Думаю вот отправить ее на Землю. Пусть пообщается с такими же.

— С кем это с такими же? С эльфами? — второй недоуменно уставился на своего собеседника.

Тут первый и вовсе хихикнул:

— С коллегами она пообщается. Да не с нашими, не бойся. Со своими коллегами по мечтаниям. Хочу посмотреть, что из этого выйдет.

— Хм... — второй задумался. — Посмотреть... Так-то оно занятно было бы. Только вот что потом-то делать будешь? Память ей стирать?

— Еще не хватало! За кого ты меня принимаешь? За халтурщика-бракодела? — первый гордо подбоченился. — Ничего стирать не придется! Можно же отправить ее не по-настоящему. Видишь вот эту штуковину?

И показал на большой ящик.

Второй посмотрел. Пожал плечами в третий раз:

— Ну, и что там у тебя?

— Это-то? А это я вчера такую вот вещицу соорудил — прогностер-супплементор! Предсказывает, как поведут себя несколько личностей, если собрать их вместе. В общем, снимаешь с них копии, вводишь вот сюда, задаешь условия, потом подключаешь к проектору...

— Так, погоди-ка, погоди-ка! — возбужденно перебил второй. — А ну покажи!

И, не дожидаясь разрешения, поднял крышку ящика.

Изучал начинку прогностера-супплементора гость долго. То одобрительно хмыкал, то скептически фыркал. Дергал провода, постукивал по коробочкам конденсаторов. Бормотал себе под нос что-то вроде: «Ишь ты, оптроны приспособил!.. А вот сюда бы вариометр, а не соленоид...» И наконец вынес вердикт: — Ладно, для пробы сойдет!

Первый победно улыбнулся. Даже такое одобрение в устах второго стоило дорогого.

* * *

День выдался не по-сентябрьски холодным. С самого утра с запада дул сильный ветер, холодный, сырой, пронизывающий до костей. С неба сыпалась снежная крупа, со стуком ударялась о ткань куртки, застревала в волосах, забивалась за хайратник. Вот тебе и глобальное потепление!

Основательно продрогший Валандил битый час бродил по окрестностям Оксфорда. Кладбище Волверкот отыскалось довольно легко, но вот найти ту самую могилу, ради которой, собственно говоря, и было затеяно всё путешествие в Англию, никак не удавалось. Не было толку и от немногочисленных посетителей кладбища, бродивших среди ухоженных зеленых газонов и однообразных серых памятников. Одни прохожие, едва Валандил заговаривал с ними, испуганно шарахались, должно быть, уловив подозрительный славянский акцент, другие пожимали плечами, третьи переспрашивали фамилию, а потом вежливо извинялись, но ничего полезного так никто и не сказал.

В миру Валандил звался Валентином. Чаще — Валькой. Иногда — Валько́м. Ну, а как иначе-то выживать среди цивилов — не объяснять же каждому встречному-поперечному, что по-настоящему тебя зовут Друг Валар? А настоящая жизнь давно уже была для него не дома и не на учебе. Валандил хорошо помнил, что́ это такое, жить по-настоящему — с того самого мига, как старшеклассник Валька Ткаченко, случайно попав на полевку под Каннельярви, впервые вдохнул свежий воздух соснового леса, сдобренный горьковатым дымком костра. И не важно, что уже на третий день ему пришлось вернуться в опостылевший дом, что так и не довелось больше побывать ни на одной полевой ролевке: тех нескольких дней хватило с лихвой. Мир Средиземья, загадочный, волшебный и прекрасный, уже не отпускал. Сначала Валька набросился было на фильмы — они ведь вроде бы были поставлены по тем же самым книгам, что и игра. Но фильмы показались ему неправильными, фальшивыми, в них не хватало чего-то неосязаемого, но очень важного. Не помогли и компьютерные игры, хотя в них было вдоволь и остроухих эльфов, и клыкастых орков, и даже мохноногих полуросликов — правда, хоббитами их почти никогда не называли. Да, эльфы и магия там имелись — а вот того самого духа не было и в помине. И тогда на смену фильмам и играм пришли книги. Сначала — переводы «Властелина колец». На компьютере Валандила появились файлы со странными названиями — «КистяМур», «ГриГру», «КамКар». Потом к ним добавились бумажные томики — «The Lord of The Rings», «The Hobbit» «The Silmarillion», даже «The Children of Húrin» и «The Fall of Gondolin». Подобно своему любимому писателю, Валандил занялся лингвистикой, но не древними языками, а вполне современным английским — сначала принялся учить его, чтобы читать Профессора в подлиннике, а потом увлекся по-настоящему. Оттого и поступил он после школы не куда-нибудь, а на иняз — правда, не в Оксфорд, как Профессор, и даже не в «большой универ», как планировал сначала, а всего лишь в «герцовник», питерский педагогический университет.

И все-таки язык — это одно, а страна — совсем другое. Как он очутился в Англии, Валандил вспомнил не сразу. Вроде бы спать он ложился, как всегда, в своей комнатушке в купчинской «хрущевке» — а проснулся почему-то в оксфордском отеле. И, что самое загадочное, поначалу не удивился этому ни капельки. Потом ни с того ни с сего в памяти всплыло, как он мечтал добраться до мест, где жил и творил Профессор, как собирался поклониться его могиле, как, старательно выводя гелевой ручкой округлые буквы тенгвара, писал ему письмо на высоком квенья... Ну, а дальше помаленьку стали подтягиваться, нанизываться одно на другое и остальные воспоминания. Кажется, был какой-то непонятный лотерейный билет, оказавшийся вдруг выигрышным; кажется, призом удивительно кстати оказался тур в Великобританию, да еще и с остановкой в Оксфорде; кажется, Валандил летел на самолете сначала из Пулково в Хельсинки, потом из Хельсинки в Хитроу, а потом еще ехал на автобусе... В общем, рассыпанный пазл в конце концов сложился во вполне правдоподобную картинку. И все равно в этой истории было нечто подозрительное, ненастоящее...

От размышлений Валандила отвлек очередной порыв ветра. На этот раз дело не ограничилось порцией ледяной крупы: что-то мягкое мазнуло его по лицу, накрыло нос и глаза, загородило свет. А еще через мгновение Валандил с удивлением обнаружил в руке тоненький, полупрозрачный, явно женский шарфик в красную и желтую полоску.

— О! — раздалось вдруг сзади. — Ма́эн зру́гани!

Голос был звонкий, тоненький, почти детский. И как будто бы испуганный. А слова — совершенно непонятные. Не похожие ни на английские, ни на русские, ни на квенья, ни на синдарин.

Валандил недоуменно обернулся. И увидел стоявшую совсем рядом щупленькую девчонку-подростка в легкой, не по погоде, ярко-зеленой курточке и синих джинсиках. Желтая вязаная шапочка с огромным помпоном придавала ей чудной вид, сразу и забавный, и трогательный. Из-под шапочки выбивались, свешиваясь на лоб и щеки, волнистые пряди медно-рыжих волос.

Девчонка стояла с растерянным видом и вроде бы разглядывала шарфик в его руках — впрочем, куда она смотрела на самом деле, сказать было трудно: глаза ее были надежно спрятаны за большими дымчатыми стеклами очков.

— Ай м сорри... — смущенно пробормотал Валандил, изо всех сил стараясь изобразить правильное «королевское» произношение.

Девчонка не ответила, лишь робко попыталась улыбнуться. Не кивнула, не подошла, не протянула руку — так и осталась стоять на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу, как не выучившая урок школьница у доски.

Подумав, Валандил решился. Шагнул к девчонке, протянул ей злополучный шарфик. Та как-то очень уж церемонно приняла его, да еще и вежливо поклонилась, точь-в-точь как в историческом фильме. А потом произнесла что-то вроде «Дио́хан Вариа́н» — представилась, что ли?

Пришлось представляться и Валандилу — куда ж теперь было деваться? Смущаясь, он неумело поклонился в ответ и едва слышно пробормотал: «Валентин». Назваться Валандил почему-то решил все-таки по-цивильному. А почему — и сам не понял.

А девчонка вдруг радостно разулыбалась. Звонко воскликнула:

— О! Валенти́нус! Гра́тиас а́го! — и быстро-быстро затараторила — увы, опять не по-английски. С изумлением Валандил опознал латинские слова — ну, или, скорее, слова какого-то очень похожего на латынь, но все-таки другого языка — сардинского, что ли? И вроде бы даже разобрал в девчоночьей скороговорке «большое спасибо».

Латынь Валандил знал, но совсем чуточку. Был у него в универе такой предмет, «Древние языки и культуры», вот там-то студенты ее и учили — правда, по большей части пословицы да афоризмы и совсем немножко грамматику. Так что составить самостоятельно даже простенькое «не сто́ит благодарности» оказалось для него непосильной задачей.

Помучившись, Валандил все же припомнил вроде бы подходящее изречение. Уверенно произнес начало: «Фе́ци квод потуи́...», потом вдруг сообразил, что слова эти не совсем о том. Не договорив, запнулся. Шепотом обозвал себя остолопом. И, чувствуя, как краснеет от стыда за свою беспомощную латынь, опустил голову.

А через миг услышал радостный возглас:

— Простите, вы... Вы же ведь русский, да? Ой, как же это здорово-то!

По-русски девочка заговорила неожиданно бойко и вполне правильно — не путала ни звуков, ни окончаний. Правда, у нее оказался странный, непривычный акцент: даже быстро тараторя, она умудрялась словно бы напевать фразы, растягивая гласные на концах слов. Но понимать ее эта необычная манера вовсе не мешала и даже не раздражала. Валандил слушал девочку и, удивляясь себе, радовался — тому, что был теперь не одинок в этом знакомом прежде только по книгам и интернету городе, в этих поисках почему-то не ведомой никому из местных могилы...

Да, девочка, как оказалась, тоже разыскивала могилу Профессора — и тоже без особого успеха. Пожалуй, ей приходилось даже труднее, чем Валандилу. Он-то хотя бы мог расспрашивать местных жителей. А она не знала английского языка совершенно. И при этом, как ни удивительно, была почти что местной — родом откуда-то из Уэльса, из маленького городка со странным, трудно запоминающимся названием. Девочка действительно оказалась школьницей — правда, училась почему-то на дому. Вообще, родители у нее, похоже, были очень странными: живя в Британии, не научить дочь английскому языку — это было удивительно, невообразимо, непостижимо. Зато русскому, получается, научили! Да еще и назвали ее совершенно по-русски, Таней, — во всяком случае, представилась она именно так. А «диохан вариан» было вовсе не именем: оказалось, Таня пыталась поблагодарить Валандила по-валлийски, а он и не понял!

Расспрашивать Таню о семье Валандил почему-то не решился, хотя вопросы так и вертелись на языке. О себе тоже особо рассказывать не стал: да, собственно говоря, хвастаться ему было и нечем. А для разговора у них, конечно же, нашлись совсем другие темы.

Побродив еще некоторое время по дорожкам и так и не найдя ни могилы, ни даже какого-нибудь указателя к ней, Валандил и Таня укрылись наконец от ветра за стеной кладбищенской часовни, сероватого каменного здания с высокими стрельчатыми окнами и двускатной крышей из красной черепицы. Отхлебывая горячий кофе из кружки-термоса, так своевременно нашедшейся в рюкзаке у Валандила, продрогшая Таня благодарно поглядывала на него сквозь свои огромные очки. Потом долго и неумело шелестела оберткой шоколадки — еще российской, каким-то непостижимым образом доехавшей до Оксфорда целой и невредимой, как будто специально припасенной Валандилом для славной новой знакомой. И, победив наконец непокорную обертку, поедала самый обычный дешевый шоколад с таким восторженным видом, словно ей перепало неслыханное, экзотическое лакомство.

Съев половину плитки, Таня смущенно посмотрела на испачканные шоколадом тонкие пальчики, огорченно вздохнула. Но попытку оставить ей всю шоколадку тут же пресекла, сказала твердо: «Так будет нечестно». И решительно вернула остаток Валандилу. Потом, покопавшись в карманах джинсов, извлекла из одного из них странное бронзовое блестящее зеркальце, посмотрелась в него, ахнула, принялась торопливо оттирать измазанный рот платочком. А приведя себя в порядок, тут же взволнованно проговорила:

— Мы ведь найдем ее, правда же, Валентине?

— Конечно, найдем, — как можно более уверенно откликнулся Валандил. — Зря мы, что ли, сюда приехали?

По правде говоря, он уже ни в чем не был уверен. Однако огорчать славную девчушку очень уж не хотелось.

— Вот и я так думаю! — подхватила Таня. И так убежденно, так воодушевляюще у нее это получилось, что Валандил и правда приободрился.

И в самом деле, не успели они даже толком отойти от часовни, как Таня вдруг радостно воскликнула:

— Валентине, Валентине, смотрите же, смотрите! — и показала на камень с какой-то табличкой, торчавший среди газонной травы возле самой дорожки. — Стрелочка! И написано: «Толкин»! Идемте туда!

До камня оставалось еще метров десять, не меньше. С такого расстояния Валандил не мог разобрать на табличке решительно ничего. Однако, как вскоре выяснилось, Таня не ошиблась. Там и правда были выбиты имя и инициалы Профессора — а справа от них стрелка указателя. Чему еще удивился Валандил — так это подписи под фамилией: «author». Не «writer», не писатель — именно автор! Может, это так и было задумано: напомнить, что Профессор оставил после себя не просто книги, а целый мир?

Теперь Валандил шел к цели уверенно, не сомневаясь в успехе. Таня весело шагала рядом, увлеченно рассказывала ему о своей любви к Профессору и к Средиземью — ну, и еще о своей маме. Получалось, что мама у Тани, судя по всему, совсем уж заядлой толкинисткой не была, однако в теме разбиралась несомненно — вот, даже сама переписала дочке по памяти историю похода Бильбо к Одинокой горе. Странно это было, конечно: неужели нельзя просто купить «Хоббита» в книжном магазине или скачать из интернета? Странно, но все равно здорово!

— А вчера мы с мамой о Митреллас поспорили! — Таня забавно фыркнула, раздосадованно махнула рукой. Выпалила горячо: — Мама думает, что она сбежала — а я не верю! Разве мы... ну, то есть сиды... ой, то есть эльфы... — и вдруг запнулась, а щеки ее странно полиловели.

Валандил понимающе кивнул. Сам, случалось, воображал себя эльфом — правда, отыгрывать эльдар ему пока так и не доводилось. На тех игрищах под Каннельярви он и вовсе был орком, да и потом, на кабинетках, вечно ему доставались роли то харадрима, то истерлинга — лишь один раз повезло оказаться арнорским следопытом. Только вот девчушка вроде бы произнесла «синдар» — выходит, чуточку ошиблась, приписала Митреллас к ним вместо нандор. Ну что ж, придется, наверное, ее немножко просветить — только как бы сделать это аккуратно, не обидеть?

— Синдар — славный народ... — осторожно начал Валандил. А на языке у него уже вовсю вертелся длиннющий рассказ — про эльдар и авари, про нолдор и телери, про синдар и нандор... Но приступить к нему Валандил так и не успел: Таня вдруг энергично закивала:

— Да-да, славный народ, вот именно! Та́к их и называют — чтобы не обидеть, не рассердить. А сами боятся. Ничего не понимают! Вы ведь эльфов не боитесь, правда же?

Валандил улыбнулся. Нет, он вовсе не был из тех, кто считает эльфов совсем уж сказкой. Ходила среди толкинистов легенда, будто бы Профессор не выдумал Средиземье, будто бы он чувствовал отзвуки спрятавшегося где-то в инобытии, но все-таки реального, живого волшебного мира. Пусть даже в глубине души Валандил сомневался в ее правдивости — все равно в эту легенду так хотелось верить! И повстречай он где-нибудь в лесу живого, всамделишного эльфа — он определенно не испугался бы, а обрадовался.

— Конечно, не боюсь, — уверенно подтвердил Валандил. — Их только глупцы боятся — или те, у кого тьма на сердце. А так — эльфы, они ведь как люди — ну, только более возвышенные, что ли. «Эльдар» на синдарине означает «звездный народ» — вот они как раз такие и есть.

— Звездный народ... — задумчиво повторила Таня. — Красиво очень! А я и не знала об этом — мне мама никогда не говорила. Теперь буду знать — спасибо вам, Валентине! Я не забуду, честно!

И проговорила она это так торжественно, что Валандил не выдержал, улыбнулся. А девочка, конечно, тотчас же заметила эту улыбку, такую дурацкую, такую неуместную — и совсем смутилась, а может, даже и обиделась: полиловела еще больше, опустила голову.

— Извини, — растерянно пробормотал Валандил, — я не хотел тебя обидеть...

Но Таня в ответ решительно замотала головой. И явно через силу улыбнулась:

— Нет-нет! Что вы, Валентине! Чем же вы меня обидели? Наоборот! Я вот подумала сейчас: даже если мы ее так и не найдем, то... То все равно ведь получится, что я побывала здесь не зря. Как же это здорово, правда, — звездный народ!

* * *

• Reply
• Quote

7

Проза / Маленький фанфик

« on: 31/03/2019, 14:28:00 »

Хочу предложить вашему вниманию небольшой текст, одним из соавторов которого являюсь я. Это фанфик-кроссовер, один из канонов которого - "Сильмариллион".

Ссылка: http://fanfics.me/fic127854

• Reply
• Quote

8

Сайт / Проблемы при отправке сообщений

« on: 02/03/2019, 23:21:47 »

Недавно зарегистрировавшись, уже несколько раз столкнулся вот с какой ситуацией. Написал пост в форум, отправляю - в ответ сообщение об ошибке (причем без объяснения, в чем ее суть). Наобум поправишь отвергнутый пост, повторяешь - скрипт ругается, говорит, что я это уже отправлял. В итоге отправить правленый пост удавалось, только открыв форму заново.

Досадны две вещи. 1) Не зная причины отказа, проблематично исправлять пост. Хорошо бы, если эта причина сообщалась при отказе. 2) Хорошо бы, если бы скрипт отличал попытку отправить отредактированный по сравнению с первоначальным (отвергнутым) вариантом пост от просто второй попытки отправки одного и того же поста.

• Reply
• Quote

9

Проза / Хочу показать отрывки из своего фанфика-кроссовера

« on: 27/02/2019, 02:49:41 »

Почтеннейшие, хотел бы рискнуть показать вам отрывки "по мотивам Дж. Р. Р.", встроенные в мой фанфик-впроцессник по "Камбрии" В. Э. Коваленко.

Объясню и откуда там они взялись, и почему они такие, и почему я их хочу показать именно здесь.
Если кто-нибудь знаком с "камбрийской" трилогией Коваленко (на самом деле, она чуть больше, чем трилогия: есть еще несколько канонических рассказов по этому миру), тот знает: это, строго говоря, и не фэнтези даже, скорее НФ. И, пожалуй, прямая отсылка к Толкину там только одна: "петербургский" сон главной героини (который, впрочем, вполне однозначно демонстрирует, что та с творчеством Профессора знакома не понаслышке и, скорее всего, очень к нему неравнодушна). Но...

Во-первых, мне интересно (впрочем, это не главная цель написания фанфика) реализовать вот какую задумку: создать образ некоего народа (ну, не совсем народа, скорее определенной, но очень своеобразной, части большего этноса), который бы выбрал себе сюжеты из Толкина, пусть даже в вольном пересказе, в качестве мифологии (не религии, именно мифологии как культурного наследия неких предков, пусть даже заведомо вымышленных). Во-вторых, мне показался занятным эксперимент скрещенья двух сеттингов через сны и мечты ГГ, без реального их соприкосновения. В-третьих, мне не показалось, что эта идея совсем уж противоестественно-измышленная.

В общем, рискую показать. Настолько рискую, что свожу пояснения к минимуму. Да, вселенная Толкина известна главной героине (пока - девочке-подростку с не вполне человеческим, скорее эльфийским - однако не каноничным для мира Толкина - обликом и перспективой неограниченно долгой жизни без старения) только по весьма вольному пересказу сюжетов из "Сильмариллиона" и ВК и в придачу перемешана в ее голове с кельтской мифологией - это по поводу вероятных замечаний о существенных искажениях канона. Однако если сочтете что-то в этих искажениях неприемлемым, совершенно недопустимым, - буду признателен за замечания. Равно как и за любые отклики. Остальное - авось будет ясно из фрагментов.

1. Из первой главы

Танька подъезжает к брату, пристраивается рядом. Сильной ведьме-травнице и лихой наезднице так приятно чувствовать себя маленькой и слабой, нуждающейся в защите… И тихонько мечтать. Нет, не о женихах, как многие из ее сверстниц. О великих свершениях, достойных дочери богини и героя! Пусть в семье и знают, строго храня от всех посторонних – да и от не посторонних тоже – тайну рождения матери, богиней – хотя бы бывшей – для Этайн она быть не перестанет. Так что если кто спросит: правда ли ты дочь Той Самой? – подтвердит без колебаний. А ведь сиды не лгут. В принципе не могут. Она пыталась, экспериментировала с невинными обманами. Так язык просто к нёбу прилипал, а если все-таки удавалось его перебороть, то потом неделями Танька страдала душевными терзаниями. Мать объясняла: другая психика, не совсем человеческая, поэтому равняться на подружек-врушек бессмысленно и вредно для душевного здоровья. А уж маме-то есть с чем сравнивать: она примеряла на себя жизни и человечьи, и сидовы, и мужские, и женские. Как выдержала только!
Другие они с ней все-таки, ох, другие! Одна радость: большинство окружающих либо этого вовсе не понимает, либо приписывает сидам какие-то сказочные способности, пока еще не замечая главного. И ладно бы, если этим главным была бы неспособность лгать. Танька боится другого. Пройдет еще десять, пятнадцать, двадцать лет… Уже сейчас мама выглядит куда моложе, чем даже Ладди, не говоря о поседевшем, погрузневшем, хотя все еще сильном отце. Неужели доля сидов, живущих среди людей, – а Этайн знает: других нет – хоронить умерших от старости супругов, уродившихся обычными людьми детей, друзей-сверстников, сами оставаясь вечно молодыми? Обзаводиться новыми друзьями и родней – и вновь их терять? Увы, сознание того, что у тебя есть шанс прожить много сотен, а может, и тысяч, а может, и еще больше лет, не утешает ничуть. И даже страшные муки сидов во время обновлений организма – за жизнь Этайн мама их прошла уже два, считая приключившееся сразу после рождения дочери, и как это было во второй раз, Танька никогда не забудет! – не искупают чудовищной несправедливости по отношению к людям. К тому же большинство людей – они ведь о том, каково это, проходить обновление, даже не догадываются. Ну подумаешь, сида захворала – глядишь, и поправится! А в конце концов может ведь выйти и так, как рассказывается в страшной сказке про остров Нуменор, слышанной от матери: позавидовали люди сидам, и нашелся хитрый злодей, посуливший отвоевать им сидово бессмертие. В результате море крови пролилось, и людской, и сидовой, и великая страна погибла, да только от смерти никто из смертных все равно не спасся. Или правильно было бы поступать так, как сделала героиня еще одной страшной маминой сказки, сида Арвен, – после смерти любимого человека доводить себя до такого состояния, чтобы было уже не пережить обновления? Так страшно же, да и грешно, да и бессмысленно: от этого у других горе только умножится.

2. "Средиземский" сон ГГ

Мглистые горы, надвинувшиеся на Одинокие Земли с востока, куда выше камбрийских. Местность в Срединной Земле, где сейчас оказалась Этайн, расположена совсем недалеко от их отрогов и сама покрыта высокими холмами. Вокруг сиды раскинулся лес – старый, величественный, могучий. Прямо перед ней смиренно застыло странное существо, одновременно похожее и на гигантского неуклюжего человека, и на могучую старую березу. Существо это склонило большую лобастую голову, покрытую плакучими березовыми ветвями, молитвенно сложило перед испещренной трещинами и поросшей лишайником грудью белые в черную крапинку руки и смотрит на сиду умными темными глазами с мольбой и надеждой.
Этайн и две ее соплеменницы из народа нандор готовятся к великому таинству. Западный ветер – посланец Манвэ Сулимо, верховного короля Валар – несет с дальних Синих гор теплый воздух, развевает зеленые платья девушек и их длинные по-ведьмински распущенные волосы – золотые у Митреллас, серебряные у Нимродэли, медные у Этайн. Сейчас они втроем направят дарованную им Владычицей Земли Йаванной и Владыкой Деревьев Ороме силу на это существо – пастуха берез – и оно обретет способность говорить, а вместе с нею – свое имя, Фладриф. Вот Митреллас начинает Песнь, дарующую речь, – ей петь лишь первый куплет, потом ее сменит Нимродэль, а потом настанет очередь Этайн. Язык, на котором звучит Песнь, – даниан, нандорский диалект синдарина, и Этайн вдруг начинает сомневаться, правильно ли это, направлять силу Валар искаженным вариантом искаженного квенья. Но раздумывать уже некогда, свой куплет заканчивает Нимродэль, Танька сменяет ее… Слова Песни сами рвутся из ее груди, и вот уже на берестяном лице пастуха берез прорезается извилистая линия рта, вот она растягивается в радостной улыбке, вот Фладриф благодарно кланяется сотворившим чудо нандорским девам, вот произносит свои первые слова...
– Холмовая, холмовая, проснись! Что с тобой? Ты сейчас пела во сне на каком-то непонятном языке! – длинная ирландская фраза, выкрикнутая испуганной Орли, обрывает сон в самый интересный момент.
– Это на даниане… – машинально поясняет сида, не отрешившаяся еще от яркого сновидения.
– А, язык народа Дану! Понятно, – кивает головой подруга.
Какое там понятно! Танька не помнит ни единого слова из того, что она только что пела. С трудом вспоминается, что и народ нандор, и загадочные языки квенья, синдарин, даниан – всё это из маминых сказок про сидов, так же, как и народ пастухов деревьев, и Мглистые горы, и Срединная Земля… Шутка, выкинутая дальними закоулками памяти и образным складом мышления «правополушарной» сиды-левши? А самое загадочное – это странное чувство, как будто бы Орли своим криком вырвала Этайн с ее настоящей родины и забросила обратно в Камбрию, где она родилась и выросла, но где никогда не станет своей – из-за глаз, из-за ушей, из-за обновлений, из-за неспособности стареть…

3. Еще один "средиземский" сон

От русла высохшей реки поднимается марево – не то пар, не то дым. Запах его не похож ни на гарь, ни на испарения болотной трясины, – он сладковатый и в то же время горький. А еще вокруг пахнет кровью.
Рыжеволосая сида-лаиквендэ задумчиво сидит на берегу бывшего Сириона рядом с трупом поверженного ею орка – низкорослого, сгорбленного, плосколицего. Вокруг, кажется, нет никого живого, лишь в беспорядке лежат павшие – сиды, орки, люди. На коленях Этайн узорчато блестит клинок ее шашки. Сувуслан славно потрудилась в этой битве в руке сиды, пролила немало черной крови прислужников Врага. И вот битва окончена, Моргот потерпел поражение – но только в сердце Этайн совсем нет радости. Почему-то вид мертвого орка вызывает у нее чувство сострадания и жалости. Разве виноваты орки в том, что их предки-сиды по неосторожности попали в плен к Черному Властелину, что были лишены им всего, чем по праву гордились Перворожденные, в том числе и свободы воли?
А рядом с мертвым орком лежит зарубленный этим же палашом варг – громадный взъерошенный волчище, честно служивший орку до последнего и павший вместе с ним. Пасть волка оскалена, в широко раскрытом глазу застыла слеза. Зверя сиде тоже жаль – может быть, даже больше, чем самого орка. Вот жил бы он, как было когда-то, в своих горных лесах, честно охотился бы на всяких оленей и другую дичь, растил бы волчат – так нет, понадобился Врагу, и тот тоже лишил его разума и бросил на бессмысленные, не ради пропитания, убийства. Можно ли винить неразумного или едва разумного зверя за то, что не смог он противостоять воле Мелькора? – вроде бы, нет. Так нужно ли было убивать этого варга, раз нет за ним особой вины? И никакие доводы – ни то, что не во власти сиды снять с варга Морготово заклятье, ни то, что и «нормальные»-то горные волки – существа, к двуногим недружелюбные и опасные, – не убеждают Этайн в правильности совершенного ею убийства…

4. И еще один

Юный щитоносец в легком роханском шлеме склоняется над Этайн, с удивлением разглядывает ее.
— Эй, Эовару! Смотри-ка, кого я нашел! По твоей части, по-моему: вроде бы, дышит.
— Ой, — откликается звонкий девичий голос, — Гамаль, это же... По-моему, это девочка-синда! Совсем молоденькая... Ну, да!.. Должно быть, из Карнингула, из тех, кого их правитель выслал нам на подмогу. Бедненькая...
— Разве рыжие синдар бывают, Вари? И какой может быть воин из девчонки, будь она хоть из Карнингула, хоть из самого Двимордена?
— Конечно, бывают! Да она, по-моему, и не воин вовсе, а целительница, как я! Видишь, у нее сумка с травами... Помоги-ка мне ее приподнять!
«Сида, синда — интересно, случайно ли эти два слова так похожи? Ну почему же я никогда не спрашивала об этом у мамы?.. Этот Гамаль из сна — у него же лицо Снеллы... А англы — они, и правда, чем-то похожи на сказочных роханцев: такие же светловолосые, такие же бородатые... Наверное, и Снелла потом тоже себе бороду отрастит... Интересно, а коней они тоже любят?..» — мысли мешаются в голове, перебивают одна другую.

• Reply
• Quote