По примеру Хэла, продолжаю знакомить вас с классикой:
"Необитаемый остров, на котором поселились повар и профессор, стал свидетелем ссоры между закадычными друзьями. Причины ее весьма тонки, а значит, интересны пытливому уму.
Профессор был исключительно кроток и деликатен. Правда, он убил немало народу, но по рассеянности, стремясь сфотографировать их своим знаменитым фоторужьем. Однако у него, как у всех ученых, был и предмет ненависти. Он твердо верил, что морского змия нет и не может быть, беспощадно обличая всех, кто думал иначе. Представляете, как неудобно вышло, когда, гуляя у моря, повар увидел этого самого змия, длинного, словно морской парад. Повар был коренастым, круглоголовым и здравомыслящим французом, но и он забеспокоился, представив себе, как воспримет это зрелище его чувствительный друг. Тут профессор вышел из хижины, машинально щелкнул фоторужьем и убил чудовище. Повар огорчился; живой змий мог нырнуть или вообще исчезнуть, мертвому же змию предстояло долго тлеть у берега. Действительно, он лежал на песке, свернувшись кольцами, большими, как римские арки. Профессор походил около него и, к удивлению повара, зевнул.
- Что-то я сплю, - сказал он. – Сны всякие снятся...
- Вот что, - сказал повар, - применим логику. Если вам снится змей, снятся и убеждения. И то и другое – мнимости. Но если убеждение мнимо, змий может оказаться настоящим.
- Ах, надо бы проснуться! – сказал профессор. – Не кольнете ли вы меня одним из ваших ножей? Поскольку они мне снятся, это не больно.
Пока повар колебался, профессор выхватил у него нож и взмахнул им, восклицая:
- Да и вы мне снитесь! Наяву я к вам очень привязан и, если убью вас во сне, проснусь от горя. Тогда мы с вами позавтракаем.
Сказав так, он кинулся на повара, но тот, как все французы, прекрасно умел фехтовать. Вскоре профессор выронил нож и явственно очнулся. Минуту-другую он стоял в отчаянии, потом заметил:
- Совсем из головы вылетело! А где доказательства, где факты? Проявим фотографию... сейчас, сейчас...
Перепрыгнув через змия, напоминавшего каменный вал, он нырнул в хижину и вынес оттуда реактивы, чтобы узнать, наконец, есть ли змий на фотографии.
Когда оказалось, что морское чудище оставило отпечаток не только на неверной глазной сетчатке, но и на безупречной фотопластинке, профессор начал бредить, поскольку только в бреду люди видят всяких змиев.
Повар ухаживал за ним с дружеской нежностью и профессиональной прытью. Прыть эта очень пригодилась, поскольку профессор не стрелял дичь и приходилось есть злосчастного змия. Стряпал его повар искусно, приправляя травами, скрывая соусами, чтобы больной не догадался, что он ест. Мало того, повар еще и гордился, ибо слышал от иезуитов, что сумасшедших и больных можно и нужно вводить в заблуждение.
Сперва он сказал, что круглые ломтики – это жирафья шея, а когда профессор распознал излишнюю солоноватость, пояснил, что жираф долго плавал в море и, кстати, его длинную шею можно было принять за мифическое чудище.
- Сегодня, - говорил повар через несколько дней, - я приготовил птицу, которую называют цепным жаворонком, поскольку плавают они цепочкой, ухватив клювом чей-то хвост. Когда первая из них взлетит, цепь тянется за ней, что очень похоже на длинную змею.
- Вот-вот! – оживился профессор. – Я думаю, они пытаются съесть друг друга.
- Но они не могут, - отвечал повар, - клюв слишком мал. Недаром их называют и «неудачливый живоглот».
- Да, да, да, – тихо ликовал профессор, – я знал, что есть разумное объяснение!
Когда он окреп и осторожно вышел из хижины, змия уже доели, и ничто не мешало смотреть на зелень острова и синеву моря.
- То, что случилось, чисто субъективно, - говорил профессор. – Я бы так сказал, оно – внутри нас.
- Теперь – да, - согласился с ним повар".
Г.К. Честертон
