Оставшись один, Арманис, давая волю своим чувствам, с силой ударил кулаком по ладони. Глухая боль вернула к реальности, но злость не исчезла. Глядя вдаль, на такой близкий и такой недоступный Керсенгард, он понял вдруг, что ему хочется бежать к Хельге, схватить ее за плечи и заорать прямо в лицо этой упрямой бабе, которая наверняка надеется на какое-то сказочно спасение: «Дура, прекрати войну, все равно ничего хорошего не будет! Поступи разумно хоть раз в жизни! Собери своих, приведи их под мою руку!»
Арманис видел, что с объединенным войском Керсенгарда и Сегваниса может и не справиться. Если же эльфы все-таки раскачаются, смогут перешагнуть через свою гордость (лорд опять сплюнул), то ясно, на чьей стороне окажется победа. Тратить свои войска понапрасну Арманис не хотел. Уж кто-кто, а он был очень разумным политиком. Даже в гуще кровавой битвы, даже в увлечении погони охоты и азарте поединка он всегда рассчитывал свои силы и силы противника с холодной математической точностью. Если против него выступят-таки совместные войска, лучше и разумней отойти в границы Арсона. Да, так и надо. А Хельгу можно пока оставить заложницей.
Арманис чертыхнулся, - и вдруг слова застряли у него в горле. Он почувствовал тонкие девичьи руки на своем поясе.
Одного стремительного взгляда вниз было достаточно для того, чтобы удостовериться – никого рядом нет. Тень, лежавшая перед лордом (солнце светило в спину) четко показывала: стоит один человек. А руки на поясе сжались сильней, потом раздалось хихиканье:
- Не трудись, ты не увидишь меня. Узнал?
- Кажется, узнал, - потемневшими губами прошептал лорд. – Это ведь ты, старуха, которая спасла меня?
Руки сцепились пальцами – женщина прижималась к лорду сзади. Она была невидима, и определить, какой возраст сейчас избрала ведьма для сове личины, было невозможно. Несмотря на жаркий день, Арманис почувствовал, что его пробирает дрожь; он уже не видел ни яркого солнца, ни Керсенгарда; даже теплый воздух перестал гладить его щеки. Лорд спросил первое, что пришло в голову:
- Откуда ты взялась? Крепость осаждена, из нее и крыса не выскользнет.
- А меня здесь и нет, - хихикнула ведьма. – Я-то у себя, маленький. Ты же не видишь меня здесь, да? Здесь только руки, да и те – невидимые? Значит, я вся – дома.
- Это волшебство?
- Это колдовство, - строго поправила она. – Здесь только мой голос… и руки. Мирись с этим.
- Зачем ты здесь? – голос лорда понемногу приобретал привычную звучность. Единственное, о чем он заботился – это как бы наблюдающие за ним гвардейцы охраны не удивились, как это он разговаривает с воздухом. Поэтому Арманис сел на взгорок, примяв ворох подсохшей от жары травы.
- Садись рядом, - сказал он тоном, не терпящим возражений.
- Ах, давненько меня не приглашали, - в голосе прозвучала издевка.
- Послушай, ведьма, я благодарен тебе спасение…
- Это убийца-то Арманис – и вдруг благодарен? – звонко расхохоталась невидимая ведьма. Место, где она села в траву, обозначилось несколькими примятыми травинками.
- Да, - махнул он рукой. – Но одного ты мне не объяснила. Ты говорила про то, что больше всего мне стоит бояться «березы золота, богини обручий, ольхи шелков». Ведь так?
- Ну, кажется, да, - хихикнула невидимка.
- Объясни мне, ведьма, кто это, - устало попросил лорд. Внезапно он почувствовал себя усталым немолодым человеком, попавшим в такую передрягу, в которой его собственное поведение уже не значит решительно ничего.
Арманис откинулся в душистую траву, длинные метелочки которой закачались над его лицом. Сквозь них виделось огромное, спокойное, молчащее – молчащее всю свою жизнь! – небо. Такое мирное, такое далекое от всех сложностей и войн, от эльфов и людей, от кого угодно, и даже… и даже от него, Арманиса. Впервые за многие годы своего земного существования он почувствовал себя просто человеком.
- Объяснить… - протянула ведьма.
- Да, пожалуйста. Если тебе что-то нужно, я награжу тебя.
- Ой, перестань, малыш, - самым старческим голосом хихикнула ведьма. – Ну что бедной старушке может быть нужно от тебя-то? Золота, что ли, ты мне принесешь? Чтоб его соседи в полдня разворовали…
- Не уводи меня, - пробормотал лорд, не отрывая изумленных глаз от неба. – Береза золота, богиня обручий, ольха шелков – ведь это же женщина. Какой женщины мне стоит бояться? Хельги? Нэлладэли? Дочки хельгиной, что ли, соплячки этой пятилетней? Или баронесса Эльреальской, этой предательницы? Кого?
Долго время стояло то особое молчание жаркого летнего дня, которое имеет право быть нарушено лишь двумя вещами: стрекотом кузнечиков и пением жаворонка. Арманис, выговорив те слова, что долго мучили его своей размытостью, почувствовал необычайное спокойствие. Он начал ощущать странную радость от такой простой вещи – лежать на спине в летней спелой душистой траве и смотреть в бесконечное летнее небо.
- А ты не думал, что есть еще одна женщина? – вкрадчиво произнесли у него над ухом. Он вздрогнул. В небе над ним появилась тень лица – молодого, нежного девичьего лица. Видение было кратким – трава снова зашелестела, и ведьма вернулась на свое место.
- Может быть, я и есть береза золота, богиня обручий, ольха шелков? – произнесла она раздумчиво.
- Когда я был у тебя впервые, ты не была ко мне так сильно расположена, -пробурчал Арманис.
- Много воды утекло с тех пор, - хихикнула ведьма.
- Ладно, старуха, - нарочито грубо произнес лорд. – на мой вопрос ты не отвечаешь, но у меня дела. Я воюю.
- Замечательно, - пропела ведьма. – Вернусь, когда ты будешь посвободней, ладно, мальчик?
Она исчезла, а Арманис еще долго лежал на взгорке, грустным взглядом глядя в такое спокойное небо.
