* * *
Ночь стремительно заканчивалась, небо заливал кровавый восход – тот самый, который видела Фэйлахери, пробирающаяся ко дворцу Хельги. Небо раскалялось, наполняясь алым цветом – скорбью по погибшим и предвестником будущих потерь, дымилось утренним туманом, чтобы выпустить на волю солнце. Арманис еле брел по улице. Он заблудился в ночном Керсенгарде. Слишком часто приходилось ему сворачивать, прячась от патрулей или же просто ища более темного угла. Мысли его путались – он был утомлен и истощен, и лишь усилие воли заставляло ноги двигаться. Лорд кусал губы, и без того распухшие от бесполезных укусов, - жажда мучила его.
Он находился в какой-то старой и бедной части Керсенгарда. Домишки здесь лепились один на другой, словно грибы на пне, из крыши одного вырастал другой, и в каждом ютилось по семье с многочисленными детишками. Арманис не видел этого. Предрассветный синий цвет лишил все окружающее теней и объема, а холод заставлял все стать ледяным царством. Это озноб, понял лорд. Это лихорадка начинается.
Когда-то давно – он только занял трон Арсона – лорду пришлось пережить приступ лихорадки. Как назло, именно тогда приехал правитель соседнего княжества, и перед ним нельзя было показать свою слабость, - ни за что, ни при каких условиях. Арманис помнил, как он тогда шел к тронному залу – опираясь на двух оруженосцев, еле справляясь с головокружением и жаром. Но у дверей все исчезло. Он вошел твердым шагом, крепко пожал руку соседу, говорил с ним ясным и внятным языком; только глаза его неестественно блестели, но это ведь так понятно у такого молодого правителя. Сосед уехал, ни о чем не подозревая. А через два года Арманис разгромил его войска и зарубил соседа в бою. Арсон стал больше на целое княжество.
Очень небольшой, если не сказать – маленький домик предстал вдруг перед его взором. Покосившаяся стена – подмыта дождями, что ли? на крыльце в три прогнивших ступеньках растет высокая жесткая трава; окна плотно закрыты ставнями; никаких признаков жизни. «Надо заползти туда, - понял Арманис. – Отлежаться, отдохнуть; выспаться хотя бы…»
Он сделал половину шага и рухнул на прогнившие ступени.
* * *
Сознание возвратилось мгновенно, словно просто открыли крышку – и образы, звуки запахи хлынули широким потоком в мозг лорда. Он сидел – именно сидел, прямо и твердо! – в высоком деревянном кресле, плотно придвинутом к столу в низкой комнате. Было полутемно – с улицы не проникало ни единого лучика солнца, весь свет давал только пылающий очаг, представляющий собой разверстую каменную пасть чудовища. У очага стояла сгорбленная старуха – узловатые руки, седые волосы, виднеющиеся из-под чепца, старческая плоская грудь. Старуха поправляла огонь, шуруя в нем длинной жердью. Стены тонули в густой коричневой мгне, или же были затянуты темной тканью, что не давало возможности их рассмотреть. Арманис, не зная, как на все окружающее реагировать, подобрался… и остолбенел. Он не чувствовал ни малейшего признака слабости или дурноты, - и плечо не болело! Он словно бы отлично отдохнул и к тому же целиком поправился!
- Что со мной? – изумленно произнес он. – Сколько времени прошло?
Старуха не спеша обернулась. На лорда взглянули проваленные выцветшие глаза, которым пляшущий огонь придавал какое-то подобие жизни.
- А? – переспросила она, приложив ладонь к уху. – Чего?
Голос ее был странным… что-то в нем было, что нисколько не сочеталось со всем остальным.
- Сколько прошло времени? Сколько я здесь? – повысив голос, повторил лорд.
- А, вот что… - пробормотала старуха. Она скользнула к столу, и тут Арманис понял, что было таким раздражающе неестественным в ее голосе – и в ее движениях. Голос был моложе, чем внешность, а движения – те вообще текли и переливались, словно вместо немощи старости рядом была полная сил жизнь. Старуха подошла ближе; каждое ее движение было мягким, уверенным, точным – никакого дряхлого дрожания, слабости или неуверенности.
- Уже часов десять прошло, - сказала она, взглядывая в лицо лорда.
От ее взора Арманиса пробрала дрожь.
Выцветшие, безжизненные водянистые глаза были маской. Они были настоящими, и в то же время он прекрасно понимал, что они не более настоящие, чем стеклянные. Под ними, под этим обманчиво-бессмысленными глазами выживающей из ума старухи таилось нечто совершенно другое.
- Я поправился? – неуверенно спросил он.
Арманис был смелым человеком. Его трудно было напугать военной угрозой, боем или болью. К смерти он относился с презрением, кровь – свою и чужую – лил без страха. Но колдовство всегда вызывало в нем цепенящее ощущение. Он начинал чувствовать себя мальчиком, заблудившимся в лесу, - ему легче было выйти на бой против легиона, чем говорить с человеком, знающимся с потусторонними силами.
Старуха почувствовала это:
- Храбрец Арманис Арсонский задрожал? – спросила она насмешливо. – Так чего же он боится? Где здесь враги, где воины Хельги? Где эльфы, хоть самый завалящий?
- Это ты меня вылечила?
- Да, я, - мелодичным голосом, так не вязавшимся с ее внешностью, сказала старуха. Ловко и стремительно двигаясь, она вынула из воздуха хрустальный кувшин и два кубка, которые стремительно наполнила искристым вином.
- За несколько часов?
- Конечно. А ты хотел – за несколько минут? Извини, дорогой, надо было предупредить, - она хихикнула.
Арманис в напряженном раздумии потер подбородок и отметил, что был чисто выбрит. Одежда на нем тоже была чистая, но та же самая.
- Почему я сижу? – спросил он наконец, обхватывая кованую ножку кубка. Металл был холодным и тяжелым.
- А это я с тобой разговаривала, - отвечала на это ведьма. – Мне же нужно знать, кто свалился ко мне на порог… как подарок в день Летнего Солнцестояния. Люди в обмороке хорошо говорят… если знать, как спрашивать. Пей, дружок, - это не отрава. Хорошее вино, специально для людей.
Отхлебнув золотистую жидкость, Арманис убедился в ее правоте. Некоторое время они молчали. Огонь бросал яркие всполохи на стены, отражался в полированной поверхности массивного стола.
- Ты живешь в Керсенгарде, - наконец сказал он задумчиво, отодвигаясь от стола. Потом, размышляя вслух, встал и принялся ходить по комнате, наслаждаясь вернувшимся ощущением здорового сильного тела. – Живешь под рукой Хельги. И помогла мне. Ты противница Хельги?
Старуха захихикала:
- Я ничья не противница, малыш. И не твоя сторонница. Я сама по себе, понимаешь? Захотелось – сделала то, что сделала. Была бы в плохом настроении – от тебя бы и клочка одежды не осталось, ветру поиграть, и косточки, вороне клюнуть.
- А часто ты бываешь в плохом настроении?…
- Дам-ка я тебе коня, - без всякого перехода сказала ведьма. – И убирайся ты на все четыре стороны. Хоть сейчас уезжай. Или нет… через несколько часов стемнеет, тогда и отправляйся. Я тебя и сквозь стражу проведу.
- Скажи мне, ведьма, - тихо произнес лорд, - что ждет меня?
- Ты мне и так сам сказал свое будущее, - произнесла она звонко. - К чему повторять, когда ты и так все знаешь сам?
- Я говорил в бреду, - возразил он.
- Нет, - рассмеялась ведьма. – Так что – смотри свои сны, толкуй свои предчувствия. Сам все поймешь. Но вот что скажу тебе – не сегодня ты закончишь путь, но все же закончишь. Бойся светлой стрелы, бойся ребенка. Уподобишься ядовитому насекомому – постигнет тебя такая же участь. Выйдешь на бой, подобно оленю – короной твоей украсят стену. Больше всего бойся березы золота, богини обручий, ольхи шелков.
Арманис прикрыл глаза, чтобы не видеть уродливого лица старухи. Внезапно его руки коснулись нежные пальцы – тонкая, теплая, девичья рука погладила его трепетным касанием. Он распахнул глаза – это старуха касалась его…
- Ты… - задохнулся лорд Арсона.
Закрыв глаза, он протянул руку к лицу старухи… нет, к тому, что казалось лицом старухи. Его пальцы ощутили восхитительную упругую кожу молодой щеки, узкую полоску бархата брови… на руку упал шелковый локон, целая волна волос скользнула по тыльной стороне руки. Замерев, лорд открыл глаза. Ничего не изменилось. Ухмыляющаяся старуха сидела перед ним, а он тянулся к ее сморщенной щеке.
Дрожа, Арманис отошел. Взгляд его погрузился в пляшущие, оранжево-золотые языки пламени, гудевшего в очаге. Он не слышал шагов сзади, но почувствовал, как девичьи тонкие руки обнимают его. Одуряющий аромат окутал его сознание. Стремительно обернувшись, он, зажмуря глаза, обнял упругое тело, провел рукой от плеча вниз. Тонкий шелк одежды, ведьминского платья, сшитого без единого шва, ласкал его пальцы. Вместо иссохшего старушечьего тела к нему прижималась юная девушка - полная грудь, горячие бедра.
Странный звук заставил его открыть глаза. Он стоял посреди поля, сжимая в объятиях кустик полевой ивы. Рядом щипал траву гнедой конь в полной сбруе, которая, позвякивая, и производила этот странный звук. Вдалеке, на горизонте виднелись башни Керсенгарда.
